В тесном кругу

Она снова взяла телефон и позвонила доктору Муану.

— У аппарата Жюли Майоль. Я хотела бы…

— Да-да, соединяю, — отозвалась секретарша.

— Как дела? — спросил доктор. — Что вы мне скажете?

— Только то, что вы уже знаете. Я подтверждаю свой отказ от операции.

Он ничего не отвечал. Жюли слышала, как за его спиной стучит пишущая машинка.

— Вы хорошо подумали? — наконец сказал доктор.

— Я все взвесила. И «за» и «против». Я так решила.

— Разумеется, вы вольны выбирать, но… Это сильно смахивает на самоубийство.

— Что ж, только живой может покончить самоубийством. Единственное, о чем я мечтаю, — не слишком страдать. И чтобы это не тянулось слишком долго.

— Нам с вами надо еще раз увидеться. Вы ставите меня в ужасное положение. Мой долг — помогать вам бороться! Вы это понимаете?

— Я над этим подумаю. Если мне понадобятся обезболивающие, надеюсь, вы мне поможете? Это все, о чем я вас прошу.

— У вас сильные боли?

— Пока нет. Видите ли, я сейчас очень занята одним проектом… Он поглощает меня буквально без остатка. Скажите, как по-вашему, может сильное увлечение каким-нибудь делом вызвать временную ремиссию в развитии болезни?

— Разумеется. Когда мы говорим своим больным, что лучшее из лекарств — это воля к жизни, речь идет не о том, чтобы абстрактно хотеть жить. В том-то и дело, что нужно быть привязанным к чему-то конкретному, позитивному.

— Спасибо. Именно это я и хотела услышать. Значит, я продержусь. Я буду иногда звонить вам. До свидания.

От сигаретного дыма у нее слезились глаза. Она потерла их кулаками. Разумеется, она продержится. Она взглянула на часы. Утро еще не кончилось. С чего же, вернее, с кого начать?

С Юбера Хольца, решила она. Если она на два дня закажет для Джины комнату, вряд ли это будет лучшим средством заманить ее сюда. Нужно предложить ей нечто более привлекательное, чем гостиница, чтобы она сразу же почувствовала себя в сердечной и теплой атмосфере.

Вот если бы Хольц согласился сделать такой жест! И разве в «Приюте отшельника» кого-нибудь удивит, если он окажет гостеприимство знаменитой артистке? Мало того, это изменит отношение к нему самому, слегка подпорченное из-за его рояля. Все сразу поймут, что он — превосходный сосед.

Жюли позвала Клариссу, чтобы обсудить с ней меню сегодняшнего обеда. Омлет с зеленью? Хорошо. Что еще? Флан? Нет, флана не нужно. Слишком много яиц. Лучше немножко сдобных сухариков, пропитанных бордо.

— Ты за меня не волнуйся. Я пойду погуляю. Хочу попросить господина Хольца об одной услуге. Только ничего не говори Глории. Что она собирается делать после обеда?

— Она пригласила на чай нескольких подруг. Потом, по-моему, собирается рассказать о своих стычках с Тосканини.

— Если будет спрашивать обо мне, скажи, что я устала. Она не будет настаивать. Она не любит усталых людей.

От жары кузнечики стрекотали как безумные. Жюли шла мелким шагом, экономя силы. Ей вовсе не требуется держаться долгие месяцы. Главное — успеть заставить Джину купить «Подсолнухи». А потом… Потом фитилек догорит сам собой. И не важно, быстро или медленно пойдет дело, потому что в конце концов зажженная ею искра достигнет своей цели. Ну а если она погаснет? Что ж, тем хуже. Когда случалось, что события выходили из-под ее контроля, Жюли привычно замыкалась в душевном одиночестве, называя это «философией щепки». В самом деле, кто я, как не щепка, влекомая потоком? Да даже и не щепка, а так… Плесень на поверхности мира. Я пытаюсь суетиться, а для чего? Ведь я не верю ни в добро, ни в справедливость. Но когда меня давят, я все-таки имею право испустить последний крик…

Аллея была длинной. Время от времени кто-нибудь из соседей издалека приветственно махал ей рукой, а она в ответ приветливо поднимала палку. Она знала, что за ее спиной шептали: «Бедная старушка! Бывает же в жизни такое невезение!» Дураки! Они даже не подозревают, что она превратила собственное невезение в силу.

Господин Хольц прибирался во дворике, замусоренном после переезда. Увидев Жюли, он двинулся ей навстречу.

— Надеюсь, вы в гости? Заходите! Я как раз заканчиваю с устройством.

— Как вы, привыкаете потихоньку?

— О, конечно! Единственная проблема — рояль. Спрашивается, когда же мне на нем играть? По утрам здесь все привыкли подолгу спать. После обеда — час сиесты. А по вечерам все мои соседи смотрят телевизор. Получается, что в любое время я обязательно кому-нибудь помешаю. А поскольку после смерти жены я немного одичал, то получается, что мне не с кем даже поговорить.

— А если бы было с кем? — спросила Жюли.

— Что вы хотите сказать? Вы знаете кого-то…

— Возможно. Зажгите мне, пожалуйста, сигарету. Знаете, я теперь курю почти беспрерывно. Спасибо. Я вот о чем подумала. Если вы читаете газеты, то, наверное, знаете, что недавно в Каннах на Джину Монтано напал какой-то хулиган, который ее ограбил.

— Знаю.

— Я съездила ее навестить — ведь мы с ней когда-то были знакомы. Так вот, Джина во что бы то ни стало хочет продать свою квартиру. После этого нападения она больше не может нормально чувствовать себя дома. Вполне естественно, я рассказала ей о «Приюте отшельника», и она загорелась. Она собирается купить «Подсолнухи».

— Но…

— Погодите. Я еще не закончила. Вначале она хотела бы приехать сюда на день-другой, чтобы… ну да, прощупать почву, посмотреть, понравится ли ей здесь. Ей в жизни пришлось немало поездить, но теперь, в ее возрасте…

— А сколько ей?

— Можно сказать, что у нее больше нет возраста. Она такая же, как моя сестра. И при этом обладает железным здоровьем. Даже ничем не болеет, если не считать, что она чуть глуховата. Но совершенно свободно передвигается без посторонней помощи, а главное — жизнерадостна, как ребенок. Вот почему… Разве вы не говорили мне, что вилла слишком велика для вас одного?

— А, понимаю…

— Нет-нет, это совсем не то, о чем вы подумали. Впрочем, вам никто не позволит сдавать свои комнаты. Я имею в виду не это. Не могли бы вы принять ее в качестве гостьи на несколько дней? Если мы поселим ее в одной из комнат для гостей, ей будет казаться, что она в доме престарелых. А если она поселится у вас, то сразу же почувствует себя в домашней обстановке. Видите ли, она все еще очень самолюбива. Понимаю, что обращаюсь к вам с недопустимой фамильярностью, но я не столько прошу, сколько делюсь с вами информацией. Мне кажется, она может стать здесь желанным членом общины. Подумать только, великая Джина!

— А как же «великая Глория»?

— А почему это должно ее смутить?

— Просто мне так кажется…

Двигаясь ловко и бесшумно, он приготовил два стакана сока — так двигается человек, привыкший ухаживать за дорогим ему существом. Он предугадал вопрос Жюли.

— Да, жена… У нее был рассеянный склероз. Ужасная болезнь. Подождите, я принесу соломинку, так вам будет удобнее. Я охотно поверю, что ваша сестра не будет иметь ничего против этого плана, но когда я вспоминаю, какую кампанию она развернула против меня с моим роялем… А впрочем, почему бы не попробовать?

Жюли улыбнулась. Это была ее первая улыбка с тех пор, как… Впрочем, это не важно.

— И не забывайте про любопытство! — сказала она. — Ведь здесь для многих любопытство — та же пища. Все знать! Быть в курсе всего! Все обо всех разнюхать! Сосед пожирает соседа… Раз уж они выставили внешний мир за дверь, значит, должны позаботиться о том, чтобы события случались и здесь, дома. Даже Глория потребует свою долю сплетен. Будьте спокойны: Джина Монтано на долгое время станет ее дежурным блюдом.

Хольц поднял свой стакан:

— За ваше здоровье! Вы меня убедили. Остается узнать, будет ли принято мое приглашение.

— Это я беру на себя.

— Тогда идемте, посмотрите комнату, которую я могу ей предложить. Дверь выходит прямо в сад.

Он подал Жюли руку, и они двинулись в глубину виллы.

— Великолепно! — воскликнула Жюли. — Сударь мой, да вы — художник!