Волчий капкан

Как только мы вошли, мне сразу бросился в глаза лозунг на противоположной стене: "Геркулес и Марко Королевич [1] тоже прибегали к хитрости!" Это что-то новое. В прошлый раз здесь висели совсем другие слова, из тех, на которые никто не обращает внимания: «Высокое спортивное мастерство требует…» и т. д. У меня нет никаких сомнений насчет того, кто может быть автором новой надписи – вот он сам идет нам навстречу, пробираясь – да так, чтобы никого не задеть и не толкнуть, – сквозь толпу старичков и старушек, окруживших председателя клуба. Заслуженный тренер – человек среднего возраста, среднего роста, ни толстый, ни худой, да и лицо у него совсем обыкновенное – никак не подумаешь, что у него такой живой, афористический склад ума. Перво-наперво я решаю подразнить его по поводу нового лозунга:

– Это ведь вы придумали? Почему же не включили в свои газетные размышления? Может, вы решили все начать заново, с нуля?

Он виновато улыбнулся и развел руками:

– Может, и не очень красиво, но для меня эта мысль всегда была чем-то вроде руководства к действию. По этому поводу хочу пожаловаться вам на Пырвана – не может он, вернее, не хочет понять одну простую истину…

– Да, уж чего-чего, а упрямства ему не занимать, – согласился я весело. – Все торопится и любит действовать на свой страх и риск.

– Совсем наоборот, – возразил тренер. – В том-то и дело, что не торопится. А уж какой консерватор! Ни одному члену Палаты лордов за ним не угнаться. Но лорд он и есть лорд до конца своих дней, а борцу приходится ежедневно защищать свой "аристократический" титул.

– Что вы говорите? – удивился я. – Неужто он перестал серьезно относиться к тренировкам?

Тренер похлопал Пырвана по плечу:

– Кто-кто, а он-то прекрасно понимает, что я имею в виду!..

Весь этот разговор проходил в присутствии Пырвана, который переступал с ноги на ногу и не знал, куда спрятать глаза. Видно было, что ситуация для него не из приятных, – гордым людям не нравится, когда о них говорят в их присутствии.

– Иди переодевайся, – отослал его тренер и, когда Пырван отошел, нарочно повысил голос: – Я им и вправду недоволен, совсем серьезно.

Пока мы разговаривали, собравшиеся в зале старички и старушки подняли невообразимый шум. Они взволнованно жестикулировали, лица их искажало благородное возмущение. На этом фоне выделялась изумленная, растерянная физиономия председателя.

– Это еще что? – спросил я. – Съезд престарелых? Или они подняли бунт?

– Бунт, именно бунт, – сказал тренер, показывая на высокого костлявого старика, у которого ворот рубашки торчал поверх пиджака. Тот яростно размахивал тростью перед глазами вконец растерявшегося председателя. – Вы не знаете, но это у нас, так сказать, гвоздь программы вот уже целую неделю. Не позавидуешь товарищу председателю, лично я не посмел бы сопротивляться такой ужасной стихии, как любовь. Против нее все бессильно, ни один бог с ней не справится, будь их хоть сто на небе… Председатель сам вам все расскажет. Он вас заметил, сейчас подойдет. Надо его спасать от помолодевших старичков.

Председатель и вправду нас заметил и отчаянно пытался пробиться к нам. Наконец ему это удалось, но бабушки пошли вслед за ним, не отступая ни на шаг. Только теперь я заметил, что большинство из них в спортивных костюмах и обуты в белые кеды.

– Оставьте меня в покое! – закричал он, показывая пальцем на меня. – Вот от этого человека все зависит. Он решит проблему. Как он скажет, так и будет.

Старички и старушки переглянулись, открыли рты, чтобы что-то сказать, но не издали ни звука и так и застыли: с открытыми ртами, плечом к плечу, сомкнув ряды – совсем как забастовщики при появлении начальника полиции.

– Спасите, братцы! – прошептал председатель. – А то они совсем уже с ума посходили. Не хотят расставаться друг с другом. Теперь только смерть может их разлучить. Прямо не знаю, как быть. Вот уже неделю стучатся во все двери, проникают в самые недоступные кабинеты, до министров дошли, жалобы пишут в президиум…

– Может, ты мне скажешь наконец, в чем дело? – нетерпеливо перебил его я и дружелюбно взглянул в сторону застывших в ожидании старушек. – Ты что, пенсии у них отнял, что ли? Это что, бывшие спортсмены?

– Какие там бывшие, самые что ни на есть настоящие! Мы организовали группу здоровья для престарелых – мол, пусть себе бегают, занимаются физкультурой, разминают старые кости.

– Ну и что? Это же чудесно.

– Да, но теперь они ни за что не хотят расставаться. Ни за что на свете. Начальство решило распределить их по районам, то есть по разным спортивным организациям, а они никаких решений не признают – не уйдем, говорят, отсюда и все, один за всех и все за одного. Целый год мы занимались вместе, какому умнику пришло в голову делить нас на группы и зачем? Кому мы мешаем? Никому. Разве мы чего-нибудь требуем? Нет! Тогда какого черта расформировывают нашу группу? Для удобства? Нам и так удобно, что же вы нас-то не спросили? А насчет денег на трамвай и автобус не беспокойтесь, деньги у нас есть, можем и на такси приезжать, это наше дело. И знаешь, почему они так настаивают? Догадываешься?

– Я уже сказал ему, – вмешался в разговор тренер. – Любовь. Сильнейшая из стихий. Тайфун налетит и пройдет, а любовь уж если придет на старости лет…

– Вот именно, – сказал председатель. – Большинство из них разбились на парочки – ты бы только посмотрел, как они распускают хвосты друг перед дружкой, как вздыхают, как нежно ухаживают за своим партнером или партнершей, как умильно беседуют о своих болячках и о пользе физкультуры… Просто любо-дорого глядеть, да ведь могут возникнуть всякие там неприятности, инциденты, так что мы решили…

– Сдавайся, товарищ председатель, иного спасенья нет! Они пойдут жаловаться еще выше, если уже не ходили. – Тренер взглянул на меня заговорщицки, а я продолжал кивать старушкам, мол, все улаживается, не бойтесь, все утрясется. – Какой разумный человек будет действовать себе во вред? Сегодня мы с тобой забыли, что такое любовь, но вот почувствуешь приближение старости, по-другому запоешь… Об этом-то ты подумал?

Председатель рассмеялся:

– Нет, вы только послушайте, что за речи! Я вот твоей жене скажу.

– Говори, говори, так она тебе и поверила. Никто ее не убедит, что я на такое способен.

– Ну, и что ты предлагаешь? Новый лозунг: "Спорт и любовь – в массы!"

– Неплохо, – одобрил я. – Придет время, и, может быть, и мы к ним присоединимся.

Старички и старушки подошли на шаг ближе. Явно, терпение у них лопнуло. Все взоры обратились ко мне. Что им сказать?

– Говори, что хочешь, – решил председатель и снова кивнул на меня: – Можете сказать ему "спасибо". Он врач-психолог, учился в Москве, Вене и Лиссабоне, а в ваших проблемах собаку съел.

– Значит, остаемся? – заволновались "забастовщики".

Я важно кивнул.

Костлявый старичок поднял свою трость высоко над головой и крикнул:

– За мной, стройсь!.. К торжественному маршу в честь товарища – приго-о-товсь!

Старички и старушки выстроились в шеренгу так быстро, что ни один старшина не придрался бы. С согнутыми в локтях руками они замаршировали на месте, высоко, чуть ли не до диафрагмы, поднимая колени. "Бего-о-м марш!" Колонна неуклюже двинулась вдоль стены, в притихшем зале слышалось только учащенное дыхание старичков. Готовые к тренировке борцы сгрудились у ковров в центре зала и медленно поворачивали головы, чтобы не упустить этой процессии из поля зрения. Никто не смеялся, но по лицам всех зрителей бродили одинаково добрые и нежные улыбки. Все в том же строгом порядке колонна покинула зал, и он сразу опустел и стал мрачным, однако уже в следующий миг тишину нарушили характерные для борцов шлепки и раззадоривающие возгласы, на коврах сплелись молодые, гибкие тела – рабочий день начался.

Однако куда запропастился Пырван?

– Он хочет дать нам возможность поговорить спокойно, – сказал тренер. – Я же собрался на него жаловаться.