Первое дело Мегрэ

Это было так называемое «окно». В будний день в в эти часы иногда случались транспортные происшествия, чаще всего сбивали старых женщин на оживленных перекрестках Монмартра и в густо населенных кварталах.

Сегодня же улицы были почти безлюдны, как в августе, когда большинство парижан выезжает к морю или на дачи.

Было половина двенадцатого. Прошло уже более трех часов, как о мальчишке не поступало никаких известий, он не подавал признаков жизни.

— Алло! Да… Слушаю, Жанвье. Ты говоришь, что в квартире старухи нет никакой жестянки? Хорошо… Ты просматривал одежду покойной? Гонес это сделал до тебя? Ты уверен, что в кармане под юбкой у нее не было старого бумажника? Тебе о нем рассказывали? Консьержка видела, как кто-то прошел вчера вечером к старухе около половины десятого? Я знаю кто… А после? Всю ночь в доме не переставали ходить… Понятно… Не заглянешь ли ты в дом? Да, в тот, что позади… Мне хотелось бы знать, все ли там было спокойно нынче ночью, главное — в квартире на третьем этаже… Позвонишь мне, ладно?

И он повернулся к неподвижно сидевшему на стуле отцу, в своем смирении похожему на больного, ожидающего приема у врача.

— Вы уловили смысл моего вопроса? Не просыпается лп ваш сын иногда среди ночи?

— Да, у него бывают сомнамбулические явления.

— Он встает и начинает ходить?

— Нет. Садится на постели и кричит. И всегда его преследует один и тот же кошмар. Ему чудится, что горит дом. Глаза у него широко открыты, но он ничего не видит. Потом взгляд его постепенно становится осмысленным, и с тяжелым вздохом он снова укладывается спать. Назавтра он ни о чем не помнит.

— Когда вы утром возвращаетесь, он еще спит?

— Не всегда. Но если он даже и проснулся, делает вид, будто спит, — чтобы я разбудил его поцелуем и потянул за нос. У нас с ним такая игра, понимаете?

— Возможно, соседи в эту ночь шумели более обычного. Кто живет на одной с вами площадке?

— Чех… Работает он на автомобильном заводе.

— Женат?

— Не знаю. В доме живет столько парода, и потом, жильцы так часто меняются, что трудно всех запомнить. По субботам чех обычно приглашает друзей выпить рюмку-другую и попеть песни своей родины.

— Жанвье узнает, собирались ли там вчера, и позвонит нам. Если да, то шум мог разбудить вашего сына. Во всяком случае, ожидание сюрприза, о котором вы предупредили мальчика, должно было его сильно взбудоражить. Если он проснулся и поднялся с постели, он мог машинально подойти к окну и увидеть вас у старухи Файе. Он не догадывался, кто она вам?

— Нет. Он ее не любил. Называл клопом. Он часто встречал ее на улице и говорил всегда, что от нее пахнет раздавленными клопами.

Ребенку, очевидно, запах этот был знаком, ибо в том доме, где они жили, клопов хватало.

— Его удивило бы ваше присутствие в квартире старухи?

— Безусловно.

— Он знал, что она давала деньги под проценты?

— Все это знали.

Комиссар повернулся к другому Лекеру:

— Как вы думаете, сегодня есть кто-нибудь в «Пресс»?

На этот вопрос отозвался бывший линотипист:

— Там всегда кто-нибудь есть.

— Тогда позвоните им. Попытайтесь разузнать, не наводил ли кто-либо справок об Оливье Лекере?

Последний опять обернулся к брату и, прежде чем тот успел открыть справочник, назвал номер телефона типографии.

Пока Лекер звонил, остальным ничего не оставалось делать, кроме как смотреть друг на друга и на лампочки, которые упорно не желали загораться.

— Это очень важно, барышня. Быть может, это вопрос жизни или смерти… Уверяю вас… Потрудитесь, прошу вас, расспросить всех, кто сейчас в типографии… Как вы сказали? Тем не менее я настаиваю! У меня сегодня тоже рождество, а между тем я звоню вам… — И он пробурчал сквозь зубы: — Вот мерзавка!

И снова они ждали, прислушиваясь к стрекоту линотипов, шум которых явственно доносился из телефонной трубки.

— Алло! Как?.. Три недели назад? Ребенок, ага!.. Отец весь побелел и почему-то пристально уставился на свои руки.

— Он не звонил? Сам приходил? В котором часу?.. В четверг? Ну и дальше? Спросил, работает ли Оливье Лекер в типографии? Как? И что ему ответили?

Брат, подняв на Андрэ глаза, увидел, как тот покраснел и в сердцах повесил трубку.

— Твой сын был там как-то в четверг после обеда… По-видимому, он о чем-то догадывался. Ему ответили, что ты не работаешь уже три недели.

К чему было повторять, в каких выражениях об этом сказали мальчишке? А сказали ему следующее: «Этого идиота уже давно вышвырнули за дверь!»

Может быть, вовсе не из жестокости. Просто не подумали, вероятно, что имеют дело с его сыном.

— Ты начинаешь понимать, Оливье? А? Тот ведь каждый вечер уходил из дома, унося с собой свои бутерброды, рассказывал о типографии, что на улице Круассан, а мальчишка знал, что отец лжет. Не следует ли сделать вывод, что он знал правду и о пресловутом дядюшке Гедеоне? И просто умело подыгрывал отцу.

— А я-то обещал ему приемник!

Никто не осмеливался проронить хоть слово, ибо слова эти могли натолкнуть на самые страшные мысли.

Даже те, кто никогда не бывал на улице Васко да Гама, представляли себе нищее жилище, десятилетнего мальчугана, проводившего долгие часы в одиночестве, эту странную семью, где из страха причинить друг другу боль один обманывал другого.

Надо было поставить себя на место мальчишки и понять, как восприняла все это его детская душа: отец, наклонившись над ним, поцеловал его в лоб и ушел, а всюду празднуют рождество, соседи пьют и поют во всю глотку.

«Завтра утром тебя будет ждать сюрприз».

Это мог быть только обещанный приемник, а Биб отлично знал, сколько он стоит.

Известно ли ему было в тот вечер, что у отца ни гроша за душой?

Человек уходил вроде бы на работу, а никакой работы нет.

Пытался ли мальчуган уснуть? Напротив его окна по другую сторону двора высилась огромная стена с освещенными проемами окон, — там текла чужая, пестрая жизнь.

Кто знает, может быть, облокотившись на подоконник, он хотел заглянуть в эти окна?

Отец, у которого не было денег, собирался купить ему приемник.

Комиссар вздохнул, постучал трубкой о каблук и, выбивая пепел прямо на пол, сказал:

— Более чем вероятно, что он видел вас у старухи.

— Скорее всего.

— Постараюсь сейчас проверить одну деталь. Вы живете на третьем этаже, а она на первом. Вполне возможно, из ваших окон видна только часть комнаты.

— Совершенно верно.

— Ваш сын мог видеть, как вы оттуда выходили?

— Нет! Дверь находится в глубине комнаты.

— Вы подходили к окну?

— Я присел на подоконник.

— Весьма важная деталь. Скажите, окно было открыто?

— Да. Помню, мне сильно дуло в спину. Теща всегда спала с открытым окном, зимой и летом. Она из деревни. Первое время после нашей женитьбы она жила вместе с нами.

Комиссар повернулся к человеку, сидевшему у телефонного коммутатора.

— Вы об этом подумали, Лекер?

— Об узорах на окне? Я думаю об этом с самого утра. Если окно было открыто, разница между температурой в комнате и на улице была бы не столь уж велика, чтобы на окнах мог образоваться лед.

Сигнал. Вилка вставлена в гнездо.

— Да… Как вы сказали? Мальчишка?..

Все застыли в напряжении, не спуская глаз с Лекера.

— Да… Да… Как? Бросьте на поиски всех мотоциклистов… Пусть обыщут весь квартал. Я занимаюсь вокзалом. Сколько прошло времени с тех пор? Полчаса? Он не мог раньше предупредить?

И, не теряя времени на объяснения, Лекер переставил вилку в другое гнездо.

— Северный вокзал? Кто у аппарата? Это ты, Ламбер? Слушай, очень срочное дело… Тщательно обыщите весь вокзал. Наблюдайте за всеми помещениями и путями. Опроси всех служащих, не видели ли они мальчишку лет десяти. Он должен быть где-нибудь возле касс или в другом месте. Что ты говоришь? В сопровождении полицейского?.. Неважно… Очень возможно… Прошу тебя, поторопись. Держи меня в курсе. Ну конечно, задержать его…