Священный скарабей (ЛП)

— Странно, — сказал он, — такой жаркий день, а окно закрыто. Примите это во внимание. Маркхэм. Заметьте, что в доме напротив имеется как раз окно.

— Какое это может иметь значение? — заметил Маркхэм.

— У меня нет даже самого туманного представления. Разве, что тот, или те, кто были в комнате, не хотели, чтобы их видели соседи. Деревья во дворе совершенно исключают возможность заглянуть в задние окна.

— Ага! Это очко в нашу пользу, — вмешался Хис. — Доктор закрыл боковое окно, чтобы никто не видел, как он входит в музей или как он прячет туфлю.

— Вы неплохо рассуждаете, сержант, — сказал Вэнс. — Но доведите свое рассуждение на одну десятую долю дальше. Почему, в таком случае, доктор не открыл окна после совершения убийства? Зачем он оставил еще новую улику?

— Убийца, мистер Вэнс, не всегда обо всем подумает! — возразил сержант.

— С этим преступлением самое странное то, — ответил Вэнс, — что убийца подумал о слишком многих вещах.

Он подошел к письменному столу. На нем лежал низкий воротничок со вздетым в него темно-синим галстуком.

— Смотрите, — сказал Вэнс, — вот воротник и галстук доктора, которые он снял вчера во время совещания. Булавка со скарабеем была в галстуке. Всякий мог ее взять, не так ли?

— Вы уже это говорили, — иронически вставил Маркхэм. — И Скарлетт сказал нам, что галстук здесь. Простите, Вэнс, но ваше открытие меня не ошеломляет.

— Ну, что же, я привел вас не для того, чтобы показывать галстук доктора. Я упомянул о нем только мимоходом. Хотел бы я знать, куда давалась другая теннисная туфля доктора. И я чувствую что ее местопребывание могло бы нам кое-что открыть.

— Но в корзине ее нет, — объявил Хис. — Иначе я ее бы нашел.

— Да, сержант. Но почему же ее не было в корзине? Об этом стоит призадуматься.

— Может быть, потому, что на ней не было крови, и прятать ее не стоило.

— Однако этот незапятнанный левый башмак спрятан, видимо, гораздо лучше, чем уличающий правый. Здесь, во всяком случае, его не видно.

— Понимаю вас, Вэнс, — с интересом сказал Маркхэм. — Один башмак был спрятан в кабинете, а другой пропал. Как вы это объясняете.

— Я? Найдем раньше башмак, а потом будем рассуждать. Сержант, если вы попросите Браша провести вас в спальню доктора Блисса, я думаю, вы найдете там башмак. Помните, доктор сказал, что он вечером был в теннисных туфлях, а утром сегодня спустился в домашних.

— Э-э, — сказал Хис. Бросив на Вэнса испытующей взгляд, он пожал плечами и быстро вышел в переднюю.

— Если сержант найдет туфлю наверху, — заметил Вэнс, — это будет почти что доказательством того, что доктор сегодня утром не надевал теннисных туфель. Мы знаем, что он не возвращался в спальню после того, как перед завтраком прошел в кабинет.

— Кто же тогда принес другой башмак из его комнаты сегодня утром? — спросил Маркхэм. — Как он попал в бумажную корзину? Почему на нем кровь? Очевидно, туфля, которую нашел Хис, была на убийце.

— О, в этом сомнений быть не может. Я утверждаю, что убийца надел только одну теннисную туфлю, а оставил другую наверху.

— Но это же бессмысленно!

— Простите, Маркхэм, но я не согласен с вами. Я думаю, что это осмысленнее, чем те улики, на основании которых вы готовы были обвинить доктора.

Хис ворвался в комнату, держа теннисную туфлю в руке. Глаза его блестели от возбуждения:

— Там она и оказалась. Около постели. Как же она попала туда?

— Может быть, потому, что доктор вчера вечером ее снял.

— Так как же, черт возьми, другая туфля попала сюда?

— Если бы мы знали, кто принес вниз эту вторую туфлю, — ответил Вэнс, — мы узнали бы, кто убил Кайля.

Маркхэм сделал нетерпеливый жест.

— Вы делаете слона из мухи, Вэнс, — сказал он. — Этому факту может быть много объяснений. Самое правдоподобное, что доктор Блисс, спустившись вниз сегодня утром, взял с собой теннисные туфли, чтобы держать их наготове в своем кабинете, но при этом от волнения, или случайно, уронил ее и заметил это только, когда был здесь.

— А потом, — продолжал Вэнс с усмешкой, — он снял одну ночную туфлю, надел одну теннисную, убил Кайля, снова надел ночную туфлю, а теннисную бросил в бумажную корзину?

— Это возможно.

— Возможно, да, — сказал Вэнс, вздыхая. — В нашем нелогичном мире все возможно. Но, право, Маркхэм, я не могу с восторгом подписаться под вашей теорией о том, что доктор взял одну туфлю вместо двух и этого не заметил. Он для этого слишком методичный человек.

— Тогда предположим, — настаивал Маркхэм, — что доктор действительно надел одну теннисную, и одну ночную туфлю, когда утром спустился в кабинет. Скарлетт говорил мне, что у Блисса болели ноги.

— Если это предположение верно, — ответил Вэнс, — как другая ночная туфля попала вниз? Он едва ли бы принес ее с собой в кармане.

— Может быть, Браш…

— Мы сейчас это проверим, мистер Вэнс, — крикнул Хис, направляясь к двери в переднюю.

Браш нам не помог. Он сказал, что ни он, никто другой не входил в кабинет Блисса после восьми часов утра, если не считать того, что он принес доктору завтрак.

— Не будем тревожиться насчет таинственного разлучения пары теннисных туфель, — сказал Вэнс, пожимая плечами. — Я хотел бы осмотреть остатки завтрака доктора.

— Боже мой, вы же не думаете… сначала мне тоже показалось, но потом появились все эти улики…

— Что вы подумали, сэр? — раздраженно спросил Хис.

— И мистер Маркхэм и я, — объяснил Вэнс, — заметили оцепенелое состояние доктора Блисса, когда он появился в дверях в ответ на мой стук.

— Он спал. Он же вам это говорил.

— Верно. Поэтому-то я так и заинтересован его утренним кофе.

Вэнс прошел к столу, на котором стоял поднос с куском поджаренного хлеба, чашкой и блюдечком. Хлеб был не тронут, но чашка была пуста. Вэнс наклонился и понюхал чашку. — Чувствуется легкий едкий запах, — заметил Вэнс. Он провел пальцем по внутренней стороне чашки и потом приложил его к языку. — Так я и думал. Опий. И это опий в порошке — так его употребляют в Египте. Другие виды опия: морфий, героин, кодеин, — получить не так легко.

— А если опий и был в кофе, какое это имеет значение? — сказал Хис.

— Это может объяснить, почему доктор так долго спал утром. Это может означать, что кто-нибудь намеренно подсыпал опий в его кофе. Этот факт может иметь много объяснений. Сейчас я не высказываю никакого мнения. Скажу только, что когда я увидел доктора сегодня утром, я сразу подумал, что в кабинете мы найдем следы опия. От опия очень хочется пить. Поэтому я не был нимало удивлен, когда доктор попросил стакан воды, — он повернулся к Маркхэму. — Влияет ли это открытие опия на положение доктора?

— Это, конечно, серьезный довод в его пользу, — ответил Маркхэм. Он был сильно озадачен. Но ему не хотелось отказаться от своей уверенности в вине Блисса. И он начал спорить.

— Я понимаю, что присутствие опия требует объяснения. Но, с другой стороны, мы не знаем, сколько он его проглотил. Он мог выпить этот кофе после убийства. Мы только с его слов знаем, что он выпил его в девять часов. Улики против него слишком серьезны, чтобы этот факт их уравновешивал. Вы сами должны понимать, Вэнс, что присутствие опия в этой чашке не доказательство того, что Блисс спал с десяти часов до того, как вы постучали в дверь кабинета.

— Настоящий прокурор, — вздохнул Вэнс. — Но умелый адвокат может посеять семена в умах присяжных, не так ли?

— Конечно. Но мы не должны забывать, что Блисс был единственным человеком, который имел возможность убить Кайля. Кроме него в доме был только Хани. А он мне кажется безобидным фанатиком, который верит в сверхъестественные силы египетских богов. Блисс был единственным человеком, находившимся поблизости, когда был убит Каиль.

Вэнс поглядел на Маркхэма и сказал:

— Предположим, что убийце вовсе не было нужно быть поблизости от музея, когда Кайль был убит при помощи статуи Сахмет.

Маркхэм медленно вынул сигару изо рта.