Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).

Мы остановились и прислушались. Неторопливый стук копыт был таким уверенным, как будто зверь получал удовольствие, гуляя по комнате, где только что находились мы. Вы понимаете, к чему я веду?

Повисла пауза — в тишине раздавался лишь шепот, доносившийся снизу, от подножия высокой лестницы. Видимо, обитатели дома собрались вокруг мисс Хисгинс, чтобы защитить ее и утешить.

Мы с Бомоном, как мне кажется, простояли не меньше пяти минут там, в начале длинного коридора, прислушиваясь к тому, что происходит в бильярдной. Наконец, я понял, что веду себя как последний трус, и сказал:

— Пойду посмотрю, что там.

— Я с вами, — ответил Бомон. Он заметно побледнел, но мужества ему было не занимать. Я попросил подождать меня и сбегал к себе за переносной фотокамерой и вспышкой. В правый карман я сунул револьвер, а на левую руку надел кастет — довольно грозное оружие, которое тем не менее не мешало работать со вспышкой.

Наконец, я бегом вернулся к Бомону. Он молча показал мне свой револьвер. Я кивнул и шепотом посоветовал не торопиться со стрельбой, потому что все это еще могло оказаться каким-нибудь бездумным розыгрышем. На сгиб больной руки Бомон повесил лампу, которую снял со стенной подвески, так что у нас был свет. Вместе мы осторожно направились к бильярдной, как можете дога даться, представляя собой довольно жалкое зрелище.

Пока мы шли, до нас не доноси лось ни звука, но стоило нам оказаться в паре ярдов от двери, как изнутри послышалась тяжелая поступь копыт по паркету. Мгновение спустя мне показалось, что весь дом задрожал от мерных шагов, приближающихся к двери. Мы с Бомоном отступили на пару шагов, но взяли себя в руки и, собрав остатки мужества, замерли. Дверь не остановила призрачную поступь — будто невидимый зверь прошел сквозь нее и направился к нам. Мы отпрянули в разные стороны, помню, я прижался спиной к стене. Цокот копыт раздался между нами и с ужасающей неспешностью стал удаляться по коридору. Звуки доносились до меня будто издалека, сквозь биение крови в висках, тело отказалось мне повиноваться, я едва дышал. Некоторое время я простоял недвижимый, глядя ему вслед. Я чувствовал — мы в страшной опасности. Вы понимаете меня?

И вдруг ко мне вернулось присутствие духа. Конская поступь доносилась уже с дальнего конца коридора. Я выхватил фотокамеру и щелкнул вспышкой. Тут и Бомон пришел в себя, несколько раз выстрелил и с криком: «Скорее, скорее! Он идет к Мэри!» — бросился вперед.

Я побежал за ним. Мы выскочили на лестничный пролет, услышали последний удар копыт — и все стихло. Наступила тишина. Мертвая тишина.

Внизу в большой зале челядь собралась вокруг мисс Хисгинс, которая лежала без чувств. Несколько слуг молча стояли поодаль, не сводя глаз с лестницы. На лестнице замер капитан Хисгинс с оголенной саблей — он успел взбежать ступеней на двадцать и остановился под тем самым местом, где оборвался стук копыт. Я никогда не видел картины более прекрасной, чем этот старик, отважно вставший между своей дочерью и исчадьем ада.

Полагаю, вы догадываетесь, какой ужас я испытал, проходя через то самое место, где будто остался стоять невидимый зверь. Это может показаться странным, но ни одного шага мы больше не услышали — ни вниз, ни вверх по лестнице.

Мисс Хисгинс отнесли в ее комнату, и я попросил слуг передать, что поднимусь туда, как только меня будут готовы принять. Когда мне сообщили, что я могу прийти в любое время, мы вместе с капитаном перенесли в покои его дочери ящик с моими инструментами. Я приказал передвинуть кровать в центр комнаты и соорудил вокруг нее электрический пентакль [106].

По моему распоряжению в углах комнаты расставили лампы. Неосвещенным осталось только пространство внутри пентакля, и я строго-настрого приказал не зажигать внутри свет, а также не входить и не выходить из него. Мать девушки расположилась внутри, а снаружи я усадил горничную, готовую немедля исполнить любую просьбу или позвать на помощь. Капитану я тоже предложил провести эту ночь в комнате с оружием в руках.

Когда я вышел, то за дверью увидел Бомона, который места себе не находил от волнения. Я рассказал ему, какие принял меры, и объяснил, что, скорее всего, мисс Хисгинс сейчас в полной безопасности, но, несмотря на то что в комнате ее покой сторожит капитан, я намереваюсь охранять дверь снаружи. Зная, что Бомон все равно не сможет уснуть, а помощь в таких делах всегда кстати, я предложил ему составить мне компанию. Помимо прочего, я хотел присмотреть за ним, поскольку мне было совершенно очевидно, что в некотором смысле он находится в еще большей опасности, чем его невеста. По крайней мере, таково было мое мнение, и не сомневаюсь, что, дослушав эту историю до конца, вы со мной согласитесь.

Я уговорил его встать в пентакль, который я для него начерчу, хотя поначалу он явно отнесся к этому как к глупому и бессмысленному суеверию. Но когда я рассказал о страшной гибели юного Астера (несчастный малый!), который, если вы помните дело Черной Вуали, отказался воспользоваться моей помощью, Бомон переменил свое мнение и отнесся к этому всерьез.

Ночь прошла достаточно тихо, хотя незадолго до рассвета мы услышали грохот копыт по гулким пустым коридорам дома, совсем как рассказывал капитан Хисгинс. Вы можете себе представить, в какое волнение я пришел, когда сразу после этого до меня донесся какой-то неясный звук изнутри спальни. Мне стало не по себе, и я постучался в дверь. Открывший мне капитан сказал, что у них все в порядке, и тут же поинтересовался, не слышал ли я конского топота. Я предложил до рассвета оставить дверь приоткрытой — ведь что-то явно назревало. На этом капитан вернулся в комнату к жене и дочери.

Должен заметить, я сомневался в том, убережет ли мисс Хисгинс наша «линия обороны», ибо проявления потустороннего были настолько вещественными, что на ум невольно приходило дело Харфордов, в котором ладонь ребенка появлялась даже внутри пентакля и стучала по полу. Как вы помните, это было поистине ужасное дело.

Однако за всю ночь ничего больше не произошло, поэтому, как только рассвело, все мы отправились спать.

Около полудня ко мне постучался Бомон. Мы спустились к завтраку, который скорее можно было назвать обедом. Внизу мы обнаружили мисс Хисгинс, которая, как ни удивительно, пребывала в весьма жизнерадостном настроении. По ее собственным словам, впервые за долгое время этой ночью она чувствовала себя почти в полной безопасности. Еще она сказала, что из Лондона приезжает ее кузен, Гарри Парскет, чтобы помочь нам в борьбе с призраком. Затем они с Бомоном отправились гулять по саду.

Я и сам совершил небольшую прогулку. Обойдя дом, я нигде не обнаружил следов копыт. Весь оставшийся день я посвятил осмотру дома, но ничего не нашел.

Я завершил свои поиски еще засветло и переоделся к ужину. Внизу меня ждала встреча с Гарри Парскетом, который только что приехал. Мне он показался во всех отношениях приятнейшим человеком. Совершенно бесстрашный малый — именно то, что нужно в подобном деле. Его заметно озадачила наша искренняя вера в то, что призрак действительно существует. Я даже захотел, чтобы что-нибудь случилось, лишь бы доказать ему нашу правоту. Боюсь, мои желания были исполнены с лихвой.

Перед самым заходом солнца Бомон и мисс Хисгинс вышли пройтись, меня капитан позвал в свой кабинет обсудить текущие дела, а Парскет понес свои вещи наверх, так как приехал без слуги.

Со старым капитаном Хисгинсом мы беседовали долго. Я указал, что «призрак», очевидно, не имеет никакого отношения к их дому и преследует единственно его дочь и чем скорее выдать ее замуж, тем лучше. Это даст Бомону право никогда не оставлять ее одну, и более того, есть шанс, что после брачного обряда противоестественные события прекратятся.

Капитан согласно кивал и напомнил мне, что трех девушек из числа тех, кого прежде преследовал призрак коня, отослали из дома, однако они все равно погибли. Но тут нашу беседу внезапно прервали: в кабинет вбежал дворецкий, лицо его было необычайно бледным.