Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).

ММ поднял руку, и Хэтч остановился.

— Все это было проделано в полном молчании, — сказал ученый, — но когда проволока оказалась у меня в руках, я чуть не закричал. Затем мы провели еще один эксперимент, о котором я упомянул в записке. Я проверил, можно ли пользоваться трубой как переговорным устройством. Слышали мы друг друга не очень отчетливо, но я не решался говорить громче, чтобы не привлекать ничьего внимания в тюрьме. Наконец я объяснил Хэтчу, что именно мне нужно в первую очередь. Он, видимо, не сразу расслышал, что я просил азотной кислоты, и мне пришлось повторить слово «кислота» несколько раз.

Вдруг из камеры наверху донесся крик. Я сразу понял, что кто-то услышал нас, и при звуке ваших шагов, господин начальник, притворился спящим. Если бы вы в тот момент вошли в камеру, план побега был бы сорван. Но вы прошли мимо. Никогда я не был так близок к краху.

Теперь, с помощью нашей импровизированной линии связи, вещи с легкостью могли появляться в камере и исчезать по моему желанию. Я просто сбрасывал их обратно в трубу. Вы не смогли бы нащупать проволоку, — сказал ММ начальнику, — у вас слишком толстые пальцы. У меня, как видите, пальцы длиннее и тоньше. Вдобавок я защитил отверстие трубы от посягательств, опять же с помощью крысы — вы помните, как именно.

— Помню, — с гримасой отвращения подтвердил начальник.

— Я рассчитывал на то, что если кто-то попытается исследовать эту трубу, крыса охладит его рвение. Мистер Хэтч не мог прислать мне ничего полезного через трубу до следующей ночи, хотя он все-таки отправил несколько мелких купюр для проверки, и я приступил к осуществлению следующих своих шагов. Только к этой минуте у меня окончательно сложился в голове план побега, которым я в итоге и воспользовался.

Для успеха моего предприятия необходимо было, чтобы часовой во дворе привык видеть меня в окошке. Я добился этого, кидая ему весьма самоуверенные по тону записки на клочках полотна, чтобы к тому же по возможности убедить начальника в том, что я поддерживаю связь с внешним миром через одного из его подчиненных. Я подолгу простаивал у оконца, так чтобы часовой мог видеть меня, и время от времени заговаривал с ним. Так я узнал, что у них в тюрьме нет собственных электриков и что, если что-нибудь случится с освещением, им придется обратиться в электрическую компанию.

Это обстоятельство окончательно открыло мне путь к свободе. Я решил перерезать электрический провод, который проходил всего в нескольких футах под моим окном. Я собирался сделать это в последний вечер моего заключения, как только стемнеет, прикоснувшись к нему концом проволоки, смоченным в кислоте. В результате одна сторона тюрьмы полностью погрузится во тьму до тех пор, пока электрики не исправят поломку. К тому же это должно было помочь мистеру Хэтчу проникнуть во двор.

Мне оставалось сделать еще кое-что, прежде чем приступить непосредственно к осуществлению побега. Нужно было обсудить последние подробности с мистером Хэтчем через нашу переговорную трубу. Я занялся этим полчаса спустя после ухода надзирателя, на четвертую ночь моего заключения. Мистеру Хэтчу опять было очень плохо слышно, поэтому я несколько раз повторил слово «кислота», а потом — слова «шляпа восьмого размера», — именно этот размер я ношу, — что заставило человека из камеры наверху признаться в убийстве. Об этом мне рассказал один из надзирателей на следующий день. Тот человек услышал наши голоса, конечно искаженные трубою, которая вела и в его камеру тоже. Камера подо мной пустовала, поэтому больше никого мы не потревожили.

Конечно, с помощью азотной кислоты, которую мне передали через трубу в пузырьках, справиться с оконной и дверной решетками было сравнительно просто, но это требовало времени. Весь пятый, шестой и седьмой день, на глазах у часового, я трудился над оконными прутьями, окуная в кислоту кусочек проволоки. Чтобы кислота не растекалась, я использовал зубной порошок. Мой взгляд блуждал вдали, в то время как кислота с каждой минутой все глубже въедалась в железо. Надзиратели, проверяя дверь, всегда трясут только верхние прутья и никогда — нижние, поэтому я перепилил нижние прутья, так что они держались лишь на тоненьких полосках металла. Но это была чистой воды бравада. Мне не удалось бы так легко выбраться этим путем.

ММ некоторое время просидел молча.

— Я полагаю, остальное очевидно, — продолжал он, — а все, что я не объяснил до сих пор, делалось лишь для того, чтобы запутать начальника и надзирателей. Те вещи, что я прятал в кровати, нужны были мистеру Хэтчу, чтобы придать истории больше остроты. Конечно, кроме парика — он действительно был необходим для моего плана. Срочное письмо я написал и подписал в камере чернильной ручкой мистера Хэтча, передал ему, а тот переслал его вам. По-моему, это все.

— Но как же, собственно, вы смогли покинуть тюрьму, потом вернулись через наружные ворота и прошли в мой кабинет? — спросил начальник.

— Очень просто! — ответил ученый. — Я перерезал провод с помощью кислоты, как и собирался, когда ток был выключен. Соответственно, когда ток включили, оказалось, что освещение не работает. Мне было ясно, что, пока будут выяснять, в чем дело, и устранять неисправность, пройдет какое-то время. Когда часовой ушел доложить вам, что лампа с его стороны не работает, я с трудом вылез через окно, вставил прутья на место, стоя на узком карнизе, и оставался в темноте до приезда электриков. Среди них был и мистер Хэтч.

Увидев Хэтча, я окликнул его, и он дал мне шляпу и комбинезон, в которые я переоделся на расстоянии десяти футов от вас, господин начальник, когда вы были во дворе. Потом мистер Хэтч позвал меня, якобы как рабочего, и мы вместе вышли за ворота — взять что-то из фургона. Часовой у ворот спокойно выпустил нас, приняв за двух рабочих, которые только что входили. Мы переоделись и вернулись. Нас провели к вам уже в качестве посетителей. Вы нас приняли. Вот и все.

Молчание длилось несколько минут. Первым его нарушил доктор Рэнсом.

— Восхитительно! — воскликнул он. — Просто потрясающе. Как получилось, что мистер Хэтч прошел вместе с электриками?

— Его отец — управляющий компанией, — ответил ММ.

— А если бы не мистер Хэтч, кто бы вам помог?

— У каждого узника есть хоть один друг на воле, который готов помочь ему бежать.

— Допустим — ну, допустим, — там не было бы старой канализационной трубы? — с любопытством спросил начальник.

— Было еще два пути на волю, — загадочно сообщил ММ.

Минут через десять зазвонил телефон. Спросили начальника тюрьмы.

— Освещение в порядке? — осведомился он. — Хорошо. Провод возле тринадцатой камеры? Да, знаю. Лишний электрик? Что это значит? Вышли двое?

Начальник озадаченно повернулся к остальным:

— Он впустил четверых электриков, выпустил двоих и говорит, что там осталось трое.

— Лишний — это я, — сказал ММ.

— А, — вздохнул с облегчением начальник. — Понимаю. — Затем в трубку: — Выпустите пятого. Все в порядке.

Р. ОСТИН ФРИМЕН

1862–1943

Перевод и вступление Игоря Мокина

Ричард Остин Фримен родился в Лондоне; происходил он из небогатой семьи и рано решил связать свою жизнь с медициной. В 1887 году, получив образование, он уехал на Золотой Берег (нынешняя Гана), чтобы служить там врачом в госпиталях Министерства по делам колоний. Однако через четыре года вынужден был вернуться, заболев в колониях тяжелой формой малярии.

В Англии его ждала судьба, в чем-то типичная для викторианского времени — средних способностей врач стал знаменитым писателем, отчасти повторив путь Артура Конан Дойла. Восстановившись после болезни, Остин Фримен написал и опубликовал автобиографическое сочинение о жизни среди африканских племен, а затем обратился к художественной литературе. Вместе с коллегой, судебным врачом тюрьмы Холоуэй доктором Джоном Питкерном, Остин Фримен написал несколько произведений о сыщике Ромни Принте, а в 1907 году уже в одиночку выпустил свой первый роман о докторе Торндайке. Отличительной особенностью Фримена стало внимание к судебной практике и к работе судебно-медицинского эксперта в ходе расследования.