Маскарад лжецов

На страдальческом лице Жофре расцвела злорадная улыбка.

— Поделом ему, — пробормотал юноша.

Родриго, шагавший впереди, не слышал этих слов, произнесенных нарочно тихо. Очевидно, Жофре хватило ума не рассказывать о своем проигрыше.

Жофре толкнул меня в бок.

— Давай, проходя мимо, наляжем на фургон, чтобы он поглубже ушел в грязь.

— Давай лучше поможем Зофиилу. Тогда он будет у нас в долгу. Не торопись мстить, дружок; месть слаще, когда она вызреет.

Но не успели мы поравняться с фургоном, как из-за деревьев выступил юноша. Зофиил резко обернулся и, выхватив длинный нож, направил его незнакомцу в живот. Юноша отпрыгнул и поднял раскрытые ладони.

— Я не причиню тебе зла.

Не опуская рук, он кивнул на купу деревьев, из которой вышел. В сумерках мне с трудом удалось разглядеть молодую женщину. Она сидела на пне, кутаясь в плащ.

— Моя жена, — снова начал юноша. — Она больше не может идти. Она в тяжести.

— И что мне с того? — прорычал Зофиил. — Не я ее обрюхатил.

— Я думал, может быть, ты согласишься ее подвезти. Не меня, конечно, я-то могу идти. Мне что, я привычный. А вот Адела...

— Ты еще тупее, чем выглядишь? По-твоему, этот фургон куда-нибудь едет? Иди отсюда.

Зофиил подошел к лошади и, взяв ее под уздцы, принялся хлестать несчастную животину кнутом в тщетной надежде стронуть ее с места. Юноша пошел за ним, благоразумно держась подальше от кнута.

— Умоляю тебя. Ей нельзя сидеть всю ночь под дождем. Я вытащу колесо, если...

— Ты, — огрызнулся Зофиил, — не вытащишь и косточку из вареного куренка.

— Мы вытолкнем фургон, — сказал Родриго, выходя вперед.

Зофиил вновь выхватил кинжал и попятился к фургону, нервно озираясь по сторонам, сколько еще нас прячется в тени. Жофре хохотнул. Сцена доставляла ему огромное удовольствие.

Родриго отвесил учтивейший поклон.

— Менестрель Родриго к твоим услугам, синьор. Мой ученик, Жофре, и наш спутник, камлот.

Зофиил пристально всмотрелся в наши лица.

— Ты! — выкрикнул он при виде Жофре и сделал шаг назад, поводя кинжалом перед собой, как будто собирался продырявить нас всех. — Если ты рассчитываешь вернуть деньги этого молодца, то ошибаешься, друг мой. Он...

— Деньги? — озабоченно переспросил Родриго.

Жофре ошарашенно разглядывал свои облепленные грязью башмаки.

Надо было его выручать.

— Плату за то, чтобы посмотреть русалку.

Родриго кивнул, очевидно поверив в мою ложь, повернулся к Зофиилу и поднял руки, как перед тем юноша.

— Не тревожься, синьор, мы не собираемся тебя грабить. Мы намеревались предложить тебе помощь, как путники — путнику, когда появился этот джентльмен. Теперь, все вместе, мы быстро вытащим твой фургон.

Зофиил по-прежнему смотрел на нас с подозрением.

— И сколько вы хотите за свою помощь?

Снова пришел мой черед вставить слово.

— Они вытолкнут фургон, если ты согласишься подвезти женщину.

Мой взгляд скользнул по спутникам. Дождь ручьями стекал по нашим лицам. Мы были такие мокрые и грязные, словно нас вытащили из реки.

— Полагаю, всем нам сегодня нужен сухой кров. Гостиниц на дороге нет, но я знаю место, где можно переночевать в сухости, если оно еще не занято.

Зофиил взглянул туда, где в сумерках едва угадывалась нахохленная фигурка женщины.

— Если посадить ее в фургон, он осядет еще ниже. К тому же там нет места.

— Тогда пусть едет на козлах. Уж весит-то она точно не больше тебя. А ты поведешь лошадь. В темноте оно так и надежнее, если не хочешь перевернуться.

— С какой стати я пойду, а она поедет? Если муж сдуру потащил ее пешком на ночь глядя, пусть на себя и пеняет.

Налетевший ветер хлестнул нас струями дождя, обжигая и без того саднящую кожу.

— Полно тебе, Зофиил. Послушай старого человека: никто из нас не был бы на дороге ночью, когда бы не крайняя нужда. Давай не будем препираться. Мы только сильнее вымокнем, а колесо твоей повозки уйдет еще глубже в грязь. Хочешь, оставайся здесь, на поживу лихим людям, или мы тебе поможем, а ты за это подвезешь женщину. Мы пойдем рядом и будем выталкивать фургон всякий раз, как он застрянет, а застревать он будет, что с женщиной, что без нее. Ну как? Если поможем друг другу, то еще до рассвета будем спать в тепле.

4

АДЕЛА И ОСМОНД

Вот так и получилось, что мы, все четверо, провели ночь в пещере, сгрудившись у костра, под грохот реки и неумолчный стук дождя по листьям деревьев. Пещера была широкая, однако низкая и неглубокая, словно ухмылка каменного истукана. От дна ущелья ее отделяло футов пять-шесть, но по валунам и уступам без труда вскарабкалась даже беременная Адела. Надежда меня не обманула, место оказалось свободно, да и немудрено: даже при свете дня вход скрывала от путников купа высоких деревьев. В темноте увидеть его было почти невозможно, если не знаешь, где искать; мне и то потребовалось на это некоторое время.

Вдоль стен тянулись продольные борозды, как если бы исполинский гончар провел пальцами по мокрой глине, пол спускался к устью, так что внутри круглый год оставалось сухо. Давным-давно пастух или отшельник загородил часть входа низкой стеной из грубого камня; насыпавшиеся внутрь сухие ветки пошли нам на растопку для костра. Скоро огонь уже пылал жарко и ровно; лишь изредка порыв ветра загонял дым внутрь.

Мы бросили в котел, что у кого было — бобы, лук и несколько полосок вяленого мяса. Похлебка получилась горячая и сытная — куда лучше, чем в любой придорожной таверне. Набив живот и согревшись, мы начали потихоньку отходить от усталости.

Много лет назад меня научили класть у огня камни — если потом их завернуть в мешковину, получается отличная грелка. Мне подумалось, что Аделе тепло не помешает. Что-то подсказывало: наши влюбленные голубки не привыкли ночевать в пещерах.

Говорят, что подобное стремится к подобному; коли так, эти двое были созданы друг для друга. Оба белокурые, с широкими саксонскими лицами, глаза — как незабудки. Осмонд — плотный, кряжистый, с чистой светлой кожей на зависть любой девице. Адела — такая же по-саксонски ширококостная, но, в отличие от мужа, сильно исхудавшая; скулы заострились, словно ее не одну неделю морили голодом, под глазами пролегли темные круги. Некоторые женщины, первые месяцы как понесут, почти не могут есть из-за тошноты; если Адела истаяла по этой причине, то теперь она вполне оправилась, поскольку в ту ночь ела с большим аппетитом.

После ужина она прилегла на дорожный мешок, а Осмонд все суетился вокруг и спрашивал, согрелась ли она, не болит ли у нее что, не хочется ли ей есть или пить, покуда Адела со смехом не попросила его успокоиться. Однако он не унялся, а принялся в двадцатый раз спрашивать меня, не живут ли в ущелье разбойники и душегубы.

Тот же вопрос тревожил и Зофиила. Нам пришлось оставить лошадь с повозкой под обрывом, и, хотя мы укрыли фургон ветками, а лошадь стреножили в густых кустах, где ее не видно было с дороги, Зофиил не успокоился, пока не перетащил свои ящики в пещеру и не составил позади нас. Никто не посмел спросить, что в них, дабы не усугублять подозрительность Зофиила, но это явно была не еда, потому что за бобами для похлебки он снова ходил к фургону.

Жофре лежал в дальнем конце пещеры, с головой укрывшись плащом. Родриго звал его погреться к огню, однако юноша отговорился тем, что хочет спать; мне, правда, показалось, что сна у него ни в одном глазу. Видимо, юноша притворился сонным, чтобы избежать общества Зофиила, хотя трудно избежать общества человека, с которым ночуешь в одной пещере.

Жофре был как на иголках с тех самых пор, как мы вытащили повозку из грязи. Он явно боялся, что фокусник снова заведет разговор о его проигрыше. Мне тоже не хотелось, чтобы эта история выплыла на свет. Неровен час, Родриго, узнав, сколько их кровных просадил Жофре, устроит тому взбучку, и мальчишка убежит в ночь — тут уж точно кто-нибудь сломает себе шею: или сам Жофре, или мы, разыскивая его в потемках.