Королевский судья

— Но тогда Бреандан заразился бы сам.

— Не обязательно. У него уже был тиф, и, возможно, он рассчитывал, что повторно не заболеет. Кроме того, он никогда не скрывал, что ненавидит Трелонея. Его ненависть вполне может объясняться тем, что сэр Орландо был одним из судей, несправедливо приговоривших Джеффри Эдвардса. Второе же покушение на жизнь Трелонея произошло во время процессии, когда Бреандан уже вышел на свободу. Судья уже сопоставил эти два факта. И тот же Бреандан присутствовал в таверне, когда отравили вино сэра Орландо.

— Я не могу в это поверить, — убежденно возразила Аморе. — Бреандан никогда бы не сделал ничего плохого мастеру Риджуэю, которому он стольким обязан.

— Но теоретически он мог выманить Алена из дома и толкнуть под коляску, — рассуждал Иеремия. — Он там был. Вскоре после несчастья я увидел его в толпе, он упомянул, будто только что вернулся с поручения. И он знаком с моим почерком.

— Нет! — отчаянно воскликнула Аморе. — Это неправда! Бреандан не убийца.

Но твердой уверенности у нее уже не было. Она вдруг вспомнила, как Бреандан сказал ей после покушения на мастера Риджуэя: а что, если цирюльник не так уж невиновен, как она думает. Может быть, он имел в виду его участие в процессе против Джеффри Эдвардса? Бреандан действительно не испытывал особо теплых чувств к мастеру Риджуэю, хотя тот великодушно взял его в свой дом. Но неужели же он из мести пытался убить цирюльника?

Лицо Иеремии все больше мрачнело.

— В таком случае приобретает смысл странное поведение Бреандана после убийства сэра Джона Дина. Он не сделал ни одной попытки оправдаться и не отрицал убийства. Он вел себя как преступник, которого взяли с поличным. Тогда становится понятно и то, почему он так упорно молчал и предпочел смерть под пыткой. Ему нечего было терять… А я спас его от справедливого возмездия и тем самым навлек смертельную опасность на своих друзей!

Аморе в ужасе смотрела на него. Его уныние заразило ее, вселило неуверенность, но постепенно к ней вернулась способность рассуждать здраво.

— Патер, кое-что действительно свидетельствует против Бреандана, признаю, но этому должно найтись убедительное объяснение! Я знаю его лучше других. И говорю вам — он не низкий убийца.

— Как бы я хотел быть так же уверен, как и вы.

— Вероятно, мистрис Брустер ошиблась. Ну точно, она просто перепутала. Старая глупая женщина.

— Может быть. Но откуда же ей известно название валлийского местечка?

— Не знаю. Но я убеждена: все разъяснится. — Аморе пыталась перехватить его беспокойный взгляд. — Патер, вы очень устали. Не сомневаюсь, вы всю ночь не сомкнули глаз. В таком состоянии вы не можете ясно мыслить. Вам нужно отдохнуть. — Она настойчиво взяла его за руку. — Останьтесь здесь и попробуйте заснуть. Вам никто не помешает.

— Нет, — слабо ответил Иеремия. — Мне нужно возвращаться.

— Вы должны немного поспать. Пожалуйста, ради нашей дружбы, хоть раз сделайте то, о чем я вас прошу. Вы еле держитесь на ногах.

К ее удивлению, он согласился. Она предложила ему свою кровать, но он все-таки лег на переносную, на которой по ночам спала камеристка. Скоро Аморе услышала его ровное дыхание и поняла, что он уснул. Тихонько она принесла одеяло и укрыла его. Какое-то время она неподвижно смотрела в его изможденное потемневшее лицо с черными тенями под глазами. Его силы были на исходе, он чувствовал свою беспомощность перед эпидемией и не имел возможности помочь умирающим. И вдруг она ощутила страх, глубокий пронзительный страх потерять его, единственного человека, в какой-то степени заменившего ей семью. После смерти отца она осталась сиротой, и Иеремия Блэкшо занял особое место в ее сердце. Хотя их не связывала кровь, ни один из французских родственников, к которым он тогда привез ее, не смог заменить его. Ужасная мысль, что, оставшись в Лондоне, он погибнет, была непереносима. Она должна образумить его, убедить поехать с ней, со двором в безопасное место, где нет чумы.

Подбирая в уме аргументы, способные изменить его решение, она велела Элен пойти в дворцовую кухню и собрать ужин. Проснувшись, патер Блэкшо наверняка захочет есть. Чтобы не мешать ему, Аморе с книгой уселась в кресло и стала читать.

Когда через два часа Иеремия проснулся, его ждал накрытый стол. С веселой улыбкой он подсел к столу и прежде всего отпил чаю, стоявшего на подогретой латунной подставке.

— Скажите честно, вы чувствуете себя лучше, — поддела она его.

Он и не думал это отрицать.

— Часто я даже не чувствую усталости и голода, мадам. Вид страданий и смерти затмевает все.

— Патер, я еще раз прошу вас, поедемте вместе со мной из города. Здесь вас ожидает неминуемая смерть! Нет, не нужно меня обманывать. В Уайтхолле тоже читают сводки смертности. Болезнь перескакивает с одного человека на другого, как огонь. Чудо, что вы не заразились до сих пор. Но, без сомнения, это лишь вопрос времени.

— Миледи, не думайте так много о старом аскете, — попытался с улыбкой рассеять ее тревогу Иеремия.

— Я не хочу вас потерять! — вдруг громко воскликнула она. Ее руки сжались в кулаки. — Я поехала за вами в Англию не для того, чтобы безучастно смотреть, как вы бессмысленно жертвуете своей жизнью.

Иеремия удивленно посмотрел на нее:

— Что значит — вы поехали за мной в Англию?

Аморе не могла усидеть на месте. Она резко вскочила и начала ходить взад-вперед по комнате.

— Вы всегда были для меня больше, чем надежным другом, — призналась она. — Вы заменили мне семью, которой у меня никогда не было, стали отцом и одновременно старшим братом. Как мне не хватало вас, когда вы оставили меня у моих французских родственников! Для них я стала лишь обузой, девочкой без состояния, дочерью незаконнорожденной кузины, которую выдали за англичанина. Меня допустили ко французскому двору только потому, что я была красива и все надеялись, что, несмотря на скромное приданое, я смогу сделать хорошую партию. Снова увидев вас, я была вне себя от счастья. Но когда вы рассказали мне, что едете в Англию миссионером, я прокляла ваше легкомыслие. Вы ехали в страну, где вас могли казнить из-за одного вашего сана. Я испугалась за вас. И когда королева-мать Генриетта Мария отправлялась с очередным визитом в Англию, я попросила у короля Людовика позволения сопровождать ее. Я хотела быть ближе к вам, не терять вас из виду. А теперь вы подвергаетесь опасности, от которой я не могу вас защитить.

Иеремия молча выслушал ее страстный монолог. Конечно, он знал, что она питает к нему искренние дружеские чувства, но за ее несколько деспотичным вниманием не мог предположить такой глубокой привязанности. Признание Аморе тронуло его, так как он сам был не очень тесно связан со своей семьей. Он рано покинул отчий дом — сначала служил в армии полевым хирургом, затем изучал на континенте медицину и, наконец, занялся миссионерством. Хотя Иеремия ценил свою независимость, ему было отрадно чувствовать, что он любим, особенно сейчас, когда ему казалось, что он потерпел крах.

— Поймите же теперь, почему я не могу оставить вас здесь, патер! — умоляла Аморе. — Я поклялась охранять вас.

— Да, понимаю. И меньше всего на свете хочу причинить вам боль. Но и вы должны понять меня. Я поклялся заботиться о бедных и должен остаться.

Лицо Аморе исказилось. Отчаянно она искала аргументы, которые могли бы переубедить его, и, так ничего и не придумав, воспользовалась последним остававшимся ей средством.

— Так вы твердо решились остаться в городе?

— Да.

— Тогда я тоже остаюсь!

Иеремия почувствовал, как от лица у него отхлынула кровь.

— Вы не можете так поступить, мадам. Это слишком опасно.

— Меньше, чем ваши визиты к чумным.

— Мадам, вы должны быть рядом с королем. Только с ним вы будете в безопасности. Прошу вас, послушайтесь меня!

Глаза Аморе засверкали. Она ответила тихо, но голос ее дрожал:

— Я знаю точно — если сейчас уеду, то никогда больше вас не увижу!