Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

– Я поняла бы, – продолжала она, – держать пари, не рассчитывая на денежный выигрыш. То есть если бы вы сказали «я хочу быть любим этой женщиной, которая никого не любит» вместо того, чтобы заявить то громко в клубе… тогда, может быть, и была бы еще для вас какая-нибудь надежда тронуть меня, но…

Она улыбнулась и не докончила своих слов.

– Так вы считаете, – проговорил Шерубен, несколько оправившись от смущения, – мое пари проигранным?

– Мне кажется… если разве только…

– А, условие? Посмотрим, в чем оно заключается!

– Ну, – сказала она, – заключим условие… и не будем более говорить, и продолжайте, если хотите, бывать у меня…

– Я не понимаю вас, – сказал Шерубен.

– А между тем это так понятно.

– Как?

– Милейший мой, – сказала Баккара, – позвольте мне предположить, что во мне вас больше всего пленяет обещание графа дать вам пятьсот тысяч франков…

– Как вы могли это предполагать? – проговорил Шерубен с притворной гордостью.

– Отложим в сторону ваше самолюбие – я убеждена, что вы отказались бы от них с охотой… если бы я только могла полюбить вас…

– О, конечно!.. – пробормотал Шерубен. Он боялся, что его разгадают.

– Слушайте же меня, что я вам предложу сейчас – вы можете принять или не принимать… Или вы напишете графу тут же, у меня, и сейчас же, что вы отказываетесь от пари, или ваша нога никогда не будет у меня.

– Ну, а если я напишу это, что со мной будет тогда?

– Тогда, может быть, вас и простят, – проговорила Баккара и бросила такой взгляд на наглого искателя приключений, что он окончательно почувствовал себя обезоруженным.

– Ну, – добавила она настоятельно, – решайтесь же! Он еще несколько колебался.

– Вот бумага – садитесь там и пишите, я буду диктовать.

Шерубен вздрогнул и почувствовал, что он побежден. Он встал и сел к столу.

– Я жду, – проговорил он, взяв в руки перо.

– Граф, – диктовала Баккара, – забудьте мою вину перед вами; я отказываюсь от пари.

– Я не могу писать этого! – вскрикнул Шерубен, – это ведь настоящее письменное извинение!

– Вы напишете его, – сказала спокойно Баккара, голос которой звучал так нежно и очаровательно, – вы напишете ради любви ко мне…

Шерубен молча взял перо и написал.

– А теперь, – сказала Баккара, – поцелуйте мою руку, возьмите шляпу и отправляйтесь!

– Отправляться?

– Теперь уже двенадцать часов, – заметила Баккара, – если хотите успеть, то начинайте с послушания…

Очарованный Шерубен послушался и пошел домой…

– Когда я могу быть у вас? – спросил он.

– Послезавтра, прощайте.

Когда он ушел, она заперла за ним дверь, и, покачав головой, прошептала:

– Ты у меня в руках… ты самый обыкновенный Дон-Жуан, и наказание твое будет ужасно, если ты только не остережешься.

Можно было предположить, что Баккара угадывает то, что должно было случиться.

И действительно, Шерубен отрезвился сейчас же, как вышел на улицу.

– Какой я дурак, – подумал он, – я забыл о том, как бы мне пригодились пятьсот тысяч франков.

– Впрочем, – пробормотал он, – никто не принуждает меня сказать Баккара, что я отказываюсь от своего пари. Лишь бы только граф знал, что я держу это пари… теперь ясно как божий день, что она желает полюбить меня, но не хочет согласиться из-за пари… Следовательно, – добавил он, ударив себя по лбу, – пятьсот тысяч франков у меня в кармане… Идем к графу!

Шерубен знал привычки молодого графа, "то есть то, что он не ложился спать никогда раньше трех часов.

Было всего двенадцать часов… Шерубен подумал немного и отправился в клуб и действительно нашел графа за вистом.

– Граф, – сказал он ему вполголоса, – я могу попросить вас на одно слово?

– К вашим услугам, – ответил граф, вставая и отходя в сторону. – Я слушаю вас.

– Я только что от Баккара, – начал Шерубен.

– Так, – заметил равнодушно граф.

– Согласитесь ли вы в том со мной, что в деле, которое занимает теперь нас, хитрость употребительна?

– Смотря по обстоятельствам.

– Баккара не желает, чтобы я держал об ней пари.

– Она права.

– Поэтому я написал у нее письмо, в котором отказываюсь от нашего пари.

– А!

– Но я пришел сказать вам, граф, что мой отказ не серьезен.

– Хорошо!

– Разве только вы согласитесь дать мне слово, что вы ничего не скажете ей о настоящем разговоре.

– Даю вам это слово.

– Хорошо… до свиданья.

Шерубен поклонился графу и ушел, чтобы повидаться с виконтом де Камбольхом, который должен был ожидать его.

На другой день после этого граф Артов заехал к Баккара; она встретила его с улыбкой и, подавая руку, сказала:

– Хотите я вам сообщу какую-нибудь тайну?

– Да, – ответил он, кивая головой.

– Я сообщу вам кое-что, о чем вы полагаете, что знаете это один.

Он сделал движение невольного удивленья.

– Вчера вечером, в полночь, у вас был некто Шерубен.

– Вы это почему знаете? – спросил граф.

– Это для вас должно быть все равно.

– Так вы видели его?

– Нет! Но я знаю, с какой целью он был у вас в клубе.

– Вот как! – прошептал граф. – Если вы это знаете, то вы просто колдунья.

– Все это может быть. Садитесь здесь и прочтите это письмо.

Она подала ему записку, в которой Шерубен извинялся и отказывался от пари.

– Вот как! – заметил граф с притворным удивлением.

– Милое мое дитя! – сказала Баккара тоном матери. – Вы благородны и, как видно, умеете держать свое слово… Вы обещали не говорить о своем свидании с Шерубеном. Но я, как женщина всезнающая, по вашему выражению – колдунья, скажу вам, какая была цель этого свиданья: Шерубен просил вас считать ваше пари действительным и серьезным.

Граф вскрикнул от удивления.

– Но, – докончила она серьезным тоном, – г. Шерубен и не подозревал, что подписывал свой смертный приговор. Граф вздрогнул.

– Послушайте, – продолжала она медленно, – если бы этот человек был просто фатом, игравшим репутацией какой-нибудь женщины, то я сказала бы вам: «Выгоним его и пусть он живет»… Но этот человек – негодяй… вор– убийца и служит в настоящее время разумным исполнителем такого низкого преступления, которому даже нет названия… Граф! Исполните ли вы мою просьбу, если я когда-нибудь скажу вам: «Человек этот хвастун, он проиграл пари, так накажите же его по заслугам!..» Исполните ли вы тогда мою просьбу?

– Клянусь вам, – ответил молодой человек, начинавший глубоко, слепо и фанатически верить Баккара.

Вернемся теперь назад и посмотрим, что делает наш друг Фернан Роше.

Мы оставили его в то время, когда он, выйдя от Баккара, отправился к Тюркуазе.

Он любил ее… любил до безумия.

Дойдя до улицы Бланш, он Отыскал дом под номером 17-м и спросил у привратника, где живет госпожа Дела-кур, – это было имя, которое приняла Женни.

– Пятый этаж – вторая дверь в коридоре, – ответил ему привратник.

Эти слова болезненно сжали сердце Фернана. Он оставил Тюркуазу в отеле и нашел ее в мансарде. Он поднялся под впечатлением сильного волнения, отыскал указанную дверь и постучал в нес-

– Войдите! – отозвался звучный и веселый голосок.

Фернан отворил дверь и очутился в маленькой комнатке, скромная обстановка который вряд ли удовлетворила бы даже и гризетку.

Посреди этой гордой бедности Тюркуаза представилась Фернану чем-то вроде королевы, низвергнутой с престола, она была по-прежнему хороша, спокойна и весела.

– Здравствуйте, друг, – сказала она, – я ждала вас… И при этом она подставила ему свой лоб с такой грацией, что невольно очаровала бы всякого.

Фернан не сел, но усадил ее в кресло и стал перед ней на колени.

– Вы честное, благородное созданье, – сказал он.

– Неужели только потому, – прошептала она, – что я предлагаю вам свое кресло?

– Нет, потому, что вы поступаете благородно…

– Довольно, довольно! – прервала она, грозя пальчиком… – Вы просто неисправимы.