Читающий по телам

Нин-цзун пригладил реденькие усики, свисавшие по обе стороны его губ, и погрузился в молчание. В конце концов он сделал знак Кану, и тот приблизил к императору свое лицо, словно для поцелуя. Его величество что-то прошептал министру на ухо, и лицо Кана перекосилось. Министр посмотрел на Цы с ненавистью и удалился в сопровождении одного из чиновников.

— Ну что ж, Толкователь трупов. У меня к тебе последний вопрос, — негромко сказал император. — Ты упомянул о моих экспертах. Сможешь сказать, чего они не сделали, хотя, возможно, и должны были сделать? — Он указал на державшихся чуть в стороне от всей свиты двух мужчин в судейских зеленых куртках и таких же шапочках.

Цы пригляделся к их самодовольным лицам. Казалось, эти двое принадлежат к тому типу чиновников, которые с презрением смотрят на медиков. И на него, вероятно, тоже.

— Его зарисовали? — Цы указал на молодого человека, лицо которого до сих пор было не сильно тронуто смертью.

— Зарисовали? Как это?

— Через пару дней от этой головы останется один только череп. Я бы на их месте озаботился созданием как можно более точного портрета. Не исключено, что в будущем он понадобится для опознания покойника.

Император в сопровождении всех остальных наконец покинул застенки и направился в соседнее помещение. Никакого особого убранства в этом зале не было, зато, по крайней мере, не пахло гнилью и цепи по стенам не висели. Император в зал не вошел. Он что-то шепнул чиновнику с седыми волосами и землистой кожей, который согласно закивал. А затем Нин-цзун отбыл со всей своей свитой, оставив Цы наедине с чиновником.

Как только двери захлопнулись, седой приблизился к Цы.

— Толкователь трупов… Забавное имечко. Сам выбирал? — Чиновник обошел вокруг Цы, осматривая его с головы до ног.

— Нет, господин. — Цы видел, как сверкают под кустистыми бровями маленькие живые глазки.

— Ясно. И что же оно значит? — Чиновник продолжал крутиться вокруг Цы.

— Полагаю, оно связано с моей способностью досконально изучать мертвые тела и через это постигать причины смерти. Так меня прозвали в академии, где я обучаюсь… Обучался, — поправил себя Цы.

— В Академии Мина… Да. Мне знакомо это заведение. Да и всем в Линьане оно знакомо. Меня зовут Бо, — любезно представился седой. — Император только что поручил мне поддерживать с тобой связь — это означает, что отныне обо всем, что тебе потребуется, и обо всем, что ты выяснишь, ты будешь сообщать мне. — Бо остановился прямо перед юношей. — Я наблюдал вчера, как ты осматривал евнуха, и, скажу тебе, это было впечатляюще. Как видно, император того же мнения.

— Не знаю, должно ли это меня радовать. Его превосходительству министру наказаний мои действия, кажется, не слишком понравились.

— Ну да… — Бо помолчал, не зная, как продолжить объяснение. — Этим делом занимается лично Кан, однако идея пригласить тебя исходила от императора. Министр — человек сухой, несгибаемый, приверженец жесткой дисциплины. В общем, муж старой закалки. Воитель, всегда готовый грызть камни и запивать их огнем. — Бо снисходительно усмехнулся. — Во дворце поговаривают, воспитание его было столь суровым, что в детстве он ни разу не заплакал, а я лично готов биться об заклад, что Кан и на свет родился без единой слезинки. Кан служил отцу нашего императора до самой его смерти, и со временем сделался одним из самых доверенных советников императора Нин-цзуна. Он неподкупен, быть может, слишком убежден в своей правоте, порою пути его извилисты — как те деревья, что вырастают искривленными и больше уже не могут выпрямиться. Ты заметил, что министр недоволен твоими новыми полномочиями. Я полагаю, ему сильно не понравилось, что ты распорол ножом чрево женщины, не испросив у него дозволения. Чего Кан не переносит — скажу даже больше, приводит его в ярость, — так это самоуправство. А ты вчера перешел границу, из-за которой мало кому удается вернуться.

— Полагаю, так оно и было… — обеспокоенно ответил Цы. — Чего я не понял, так это ваших слов о поддержании связи и о том, что я должен что-то выяснять… Что мне поручено выяснить?

— Сейчас поймешь. Хитроумие, выказанное тобою вчера, было отмечено императором, и он счел, что ты можешь быть полезен. Ты докопался до таких открытий, которые придворным судьям и во сне не снились! — Бо замолчал, как будто засомневался — стоит ли продолжать? Внимательно посмотрел на Цы, глубоко вздохнул и все-таки продолжил: — Итак! Я получил все полномочия, так что слушай меня внимательно. Слушай и забудь, что у тебя есть язык. Если ты заговоришь о том, что я расскажу, хоть с кем-нибудь, никто во всем мире не спасет тебя от возмездия. Ты все понял?

— Я буду нем, как могила, господин, — сказал Цы и тотчас пожалел о сказанном: сравнение слишком уж грозило перестать быть только метафорой.

— Я рад это слышать. — Царедворец тяжко вздохнул. — Вот уже несколько месяцев, как в Линьане поселилось страшнейшее из всех зол. Нечто сокрытое и угрожающее всех нас пожрать; быть может, оно пока еще не окрепло, однако представляет собой опасность невероятных размеров. Это смертоносно, как вторжение захватчиков, ужасно, как чума, а избавиться от этого намного сложнее. — С этими словами Бо подергал себя за седую бородку.

Цы так ничего и не понял. Из слов чиновника можно было заключить, что в этих преступлениях подозревается некое сверхъестественное создание, но осмотр всех трех трупов указывал на существо вполне земное. Цы уже хотел сказать об этом, но придворный его опередил:

— Наши стражи порядка усердствуют понапрасну. Они строят предположения, собирают улики, но это лишь сильнее запутывает дело. А когда судьям вдруг кажется, что они наконец-то напали на след преступника, этот человек либо исчезает, либо его находят мертвым. — Бо поднялся и нервно заходил из угла в угол. — То умение, что ты продемонстрировал вчера, побудило императора привлечь тебя к расследованию. Сожалею, если тебя удивили наши способы, однако в этом деле требуются стремительность и осторожность.

— Но, господин, я всего-навсего обыкновенный студент. И я не понимаю, как…

— Студент — быть может, но вот обыкновенным тебя никак не назовешь. — Бо посмотрел на юношу оценивающим взглядом. — Мы навели о тебе справки. Сам император говорил о тебе с судьей области, и тот высоко оценил твое истолкование результатов вчерашнего осмотра; судья, кстати, оказался близким другом профессора Мина. Он любезно поведал нам о твоих успехах в академии и даже открыл, что ты составляешь трактаты по судебной медицине — что свидетельствует о твоей способности к организованной работе.

Цы ощутил, как наваливается на него груз ответственности.

— Но ведь это не вся правда, господин. Люди судачат об успехах, и слухи растекаются, словно масляное пятно на воде. Но они не говорят о неудачах. Я десятки раз ошибался в своих толкованиях, а еще сотню раз замечал не более того, что заметил бы и грудной младенец. Вся моя жизнь проходит среди трупов — как же мне не видеть чуть больше других? Большинство случаев, с которыми сталкиваемся мы в академии, — это самые обыкновенные убийства: припадки ревности, драки в харчевнях, земельные распри. Любой, кто был знаком с убитым, способен вынести правильный вердикт — даже не приходя на похороны. Но теперь ведь нам противостоит не обычный убийца с одурманенными вином мозгами. Человек, совершивший эти преступления, отличается не только невиданной жестокостью: определенно, его хитрость превосходит даже его злонравие. А судьи? Они ни за что на свете не согласятся, чтобы новичок без опыта и образования указывал им, как и что делать.

— И все-таки ни один из наших судей не догадался, что мертвая женщина — это на самом деле евнух.

Цы промолчал. Конечно, он был горд, что его познания так оценили при дворе императора, но, если он глубоко втянется в это дело, рано или поздно наверняка откроется, что и сам-то он — беглый преступник; это его страшило. И на лице его отражались и гордость, и тревога.