Аптекарская роза

Торсби знал, как поступить с вдовой. Вульфстан утверждал, что она ждет перевода в мастера. По его словам, она очень этого хочет. И Николас хотел этого для жены. Такой расклад Торсби устраивал. Ему нравился сильный характер миссис Уилтон. Из такой получилась бы хорошая аббатиса. Он даст согласие на перевод ее в мастера в обмен на молчание по поводу всего этого дела. Он не сомневался, что она пойдет ему навстречу.

Но оставался Арчер. Как поступить с ним? Он знал все, не был ни к кому привязан, и у архиепископа не находилось рычагов, чтобы заставить его молчать. Разве только с помощью вдовы. Если Арчер убил Ансельма ради вдовы, то это уже кое-что. Торсби решил за ним понаблюдать.

Мессы были короткие и тихие, но вполне достойные. Оба, Ансельм и Николас, упокоились в священной земле. Для аптекаря Торсби благословил уголок в саду Уилтонов. Такой пустяк, но вдова преисполнилась трогательной благодарности. Архиепископу это служило на руку.

Торсби не сводил глаз с Арчера, когда тот стоял у могилы. Если этот человек любил вдову, то ему следовало бы выглядеть не таким мрачным. Миссис Уилтон теперь свободна, хотя, конечно, следует соблюсти траур. Арчер же стоял там, мрачно поглядывая на происходящее одним глазом, ни разу не дотронувшись до Люси Уилтон. Словно и не сознавал, какая награда его ждет.

После церемонии Торсби отвел Оуэна в сторону.

— С чего вдруг такая печаль?

Арчер как-то странно на него посмотрел.

— Все это неправильно. Чуть ли не каждый житель Йорка считает Ансельма мучеником. Поговаривают, будто он попал в засаду, когда возвращался в город, чтобы совершить последний обряд над своим другом. Будто Бог увидел его преданность и позволил ему прожить ровно столько, чтобы помочь его другу попасть на небеса.

— Это почти правда, Арчер.

— Люди должны знать всю правду. Они должны понять, что на самом деле совершил Ансельм.

Торсби опустил взгляд на свое кольцо, расстроенный фанатическим блеском в глазу слуги.

— Это я вложил в уста людей историю о благородной смерти Ансельма, — тихо произнес Торсби. — Если я теперь все исправлю и расскажу всем, что мой архидиакон сначала убил Дигби, а потом пытался убить тебя и миссис Уилтон, тогда мы вызовем скандал. Народ не станет дарить деньги церкви, так опорочившей себя. А король пожелал, чтобы в Йорке был создан огромный собор, ведь здесь похоронен его сын, Уильям Хатфилдский, умерший в младенчестве, ибо он оказался слишком хорош для этой жизни. Эдуарду нравится этот созданный образ. Хатфилдская часовня должна находиться в церкви, достойной маленького ангела. Так что сам понимаешь, романтическая история о друзьях детства — это единственное, что они должны запомнить.

— Но это ложь.

— Ты глупец, Арчер. Кому эта ложь может навредить?

— А вы разве не ставленник Божий? Разве вам не следует научить нас выбирать между добром и злом?

Торсби подавил улыбку. Неужели, проведя столько лет на службе у старого герцога, Арчер сохранил наивность?

— Я архиепископ Йорка и лорд-канцлер Англии. О добре и зле я должен судить исходя из пользы для общества.

Оуэн принялся расхаживать перед ним.

— Вы отослали своего архидиакона в Дарем, надеясь, что там его ждет засада.

— Я не надеялся. Я ведь сам тебе сказал, что подписал его смертный приговор. Что, по-твоему, я имел в виду? Те солдаты были моими людьми.

— А как же Брандон?

— Я был вынужден послать кого-то из аббатств, иначе Ансельм сразу бы что-то заподозрил. Молодой Брандон был посвящен в наш план. Он удрал, хотя мог бы этого не делать. Мои люди и так не причинили бы ему вреда.

— На болотах успело стемнеть, ваша светлость. Откуда вашим людям было знать, что это их сообщник?

— Парень довольно находчив. Он мог бы назвать свое имя.

— А что, если бы первыми их нашли шотландцы?

— Я полагался на милость Господа. Брандон силен, к тому же вырос на границе. Он умеет защищаться.

— Один против нескольких горцев? Что вы знаете о сражении в одиночку? Вы, которого баловали с рождения. То же самое происходит на войне. Сидят такие командиры в своих роскошных палатках, придумывают какие-то схемы, а потом двигают нас по полю, словно пешки, подражая тактикам, о которых прочли в книжках. Все это их очень забавляет. Происходящее они воспринимают как увлекательное состязание. Делают ставки. Какой умный тактик этот Торсби, он потерял всего пятьдесят человек.

— Если бы ты был солдатом, ты бы ценил такого командира.

— Почему вы послали послушника? Почему не Микаэло?

— Я не доверял Микаэло, он мог бы попытаться в последний момент спасти Ансельма.

— Вы слишком хладнокровны.

Торсби усмехнулся.

— Мне по нраву твое негодование, Арчер. Я хочу, чтобы ты и дальше оставался у меня на службе. Я всегда найду применение таким, как ты.

— Зачем я вам нужен? Я ведь спутал все карты.

— Каким образом? Ты решил загадку смерти Фицуильяма. Я доволен тем, что его смерть оказалась случайной. Я перестал терзаться виной теперь, когда знаю, что он был не настолько порочен, что Бог захотел его смерти.

— Я вас не понимаю.

— Ты не привык к мирной жизни, Арчер. На воине все кажется ясным: противники сражаются друг с другом. Но на самом деле все не так. На поле брани ты не можешь видеть то, что происходит в кулуарах. Сегодняшний враг завтра становится союзником. Теперь ты сам оказался в кулуарах и видишь, как некрасива порою бывает правда. Все не так элементарно, как ты думал. Ты теперь не столь простодушен.

— Боюсь, я лишился не только простодушия, я лишился души. Когда-то вы предоставили мне выбирать между вами и Гонтом. Я выбрал вас, полагая, что вы честнее. — Арчер испытывал отвращение к самому себе.

— Отужинай со мной сегодня. Мы поговорим.

В назначенный час Торсби нашел в зале Оуэна; тот мрачно наблюдал за несколькими солдатами, собравшимися вокруг бочонка с элем. Воины обменивались рассказами о былых подвигах, явно наслаждаясь своим братством.

— Ты мог бы вернуться к прежней жизни. Хочешь?

Оуэн покачал головой.

— Причина, по которой я оставил службу, не изменилась. С одним глазом я не вправе отвечать за людей. Мне нужно работать в одиночку. Так я рискую только собственной жизнью.

— Хорошо. Я найду тебе применение у себя.

— Я бы предпочел заняться более честной работой.

— Честной. Вот как. О чем же ты подумывал?

— Что станет с лавкой Уилтонов?

Торсби склонил голову набок.

— Тебя это интересует? Но ведь ты простой ученик.

— Я бы хотел и впредь им оставаться у миссис Уилтон.

Торсби приподнял бровь.

— А я пока не решил, сохранит ли она лавку.

— Было бы неразумно отнимать у нее дело. Вполне возможно, она окажется даже более умелой, чем ее муж.

— И поэтому ты заинтересован в том, чтобы служить у нее в помощниках.

Торсби хитро улыбнулся. Оуэн бросил на архиепископа сердитый взгляд.

— Вы думаете, я намерен уложить ее в постель. Но я хочу жить. И выполнять честную работу.

— Архидиакона ты убил ради нее, а не ради меня, ведь так?

— В ту минуту это не имело никакого значения. Я просто не мог позволить ему убить ее.

Торсби подумал о похоронах. В поведении обоих он тогда не увидел и признака симпатии друг к другу.

— А ты уже обсуждал с ней свои планы?

— Пока нет.

— Что, если она откажется оставить тебя у себя на службе?

— Тогда я буду искать такое же место.

— Понятно. Так или иначе, я все равно тебя теряю. Жаль. Мне нравилось, что ты ненавидишь эту работу. Только так можно сохранить свою честь.

— Когда вы решите насчет лавки?

— Скоро.

— Я хочу провести несколько дней в аббатстве Святой Марии.

— Честная работа и молитва. Интересно, что бы сказали о тебе теперь твои старые друзья.

— С тех самых пор, как вы сочинили для меня историю, будто я охладел к воинскому делу… — Оуэн тряхнул головой. — Сам ничего не понимаю, но никак не могу простить себе смерть Дигби.