Нефертити. «Книга мертвых»

— Будь ты проклят! — Он с трудом проталкивал сквозь окровавленные зубы каждое слово, идущее из булькающего горла. — Ты был прав.

Царица посмотрела на меня. Я покачал головой. Маху кашлянул и сплюнул, красные капли внезапным дождем оросили мою одежду. Это заставило его засмеяться, снова кашлянув кровью, уже более густой и темной. Он это заметил.

— Умираю, — сказал он, почти что пожимая плечами, как будто смерть была ничем. Пес лизал ему лицо. Я оттолкнул его и спросил:

— Насчет чего прав?

В этот момент я почувствовал, что над нами кто-то стоит. Это был Эхнатон, похожий на старика, пробудившегося от глубокого сна. Он держал лампу и в своих белых одеяниях представлял собой легкую цель для новой стрелы. Я рывком заставил его присесть, убирая из опасной зоны. Он в ярости вскрикнул. Я зажал ему рот рукой. Мы трое сгрудились вокруг Маху, который взглядом вбирал жалкое зрелище, которое представлял собой его недоумевающий и волочащий ноги повелитель. Не разочарование ли мелькнуло в глазах Маху, прежде чем рука смерти замедлила, затем остановила их движение и сменила топазовый блеск чем-то более похожим на помутневшую бронзу?

Я схватил Эхнатона за руку, и все мы чуть ли не на четвереньках бросились к черной пасти входа в гробницу. Он споткнулся, пытаясь оглянуться на тело Маху — пес, верный и растерянный, сидел рядом с хозяином, — и мне пришлось тащить за собой по пыли Владыку Обеих Земель. Как из-под земли появился и пришел мне на помощь Хети.

Мы спрятались в гробнице, наше дыхание образовывало маленькие облачка пара в холодном теперь воздухе пустыни. Лампы почти догорели, давая мерцающий, слабый свет, который освещал нарисованные фигуры и лес белых колонн. Девочки проснулись и сбились вокруг матери, которая шепотом велела им соблюдать полную тишину. Мы ждали, напряженно прислушиваясь. Мы сами загнали себя в ловушку, выхода отсюда не было. Кто угодно мог войти в гробницу и перерезать нас в этом угасающем свете как зверей. Словно в подтверждение этому я услышал, как пес Маху резко взвизгнул, затем умолк.

— Прошу не прятаться за мой счет.

Эти слова, произнесенные очень тихо, донеслись, казалось, из ниоткуда. Затем длинная тень косо упала на залитые лунным светом камни входа и двинулась по стене. За тенью последовала мужская фигура, стройная и изящная. Мужчина держал лампу, которая осветила костлявое лицо, казавшееся более худым из-за мечущихся теней.

Эйе сопровождала охрана, вставшая у входа. Их луки блестели в свете луны. Я заметил, что наконечники стрел похожи на серебряные. Я посмотрел на Нефертити. У нее был такой вид, будто она наконец лицом к лицу встретилась со своим самым худшим страхом.

Эйе кивнул лучникам, и те, обыскав нас на предмет оружия, забрали мой кинжал. Я знал обоих. Один был на охоте, второй оказался молодым архитектором, моим попутчиком на судне, который проектировал отхожие места для храмов. Значит, за мной следили с самого начала. Он посмотрел мне в глаза, как бы говоря: «Мы снова встретились». Потом Эйе приказал им выйти наружу, а сам медленно приблизился к нам. Мы с царицей разошлись, двинувшись в разные стороны среди леса белых колонн.

— Как странно и, однако же, как верно, что вы нашли убежище в моей гробнице, сказал Эйе. Мне жаль, что вы разместились в таких неподходящих условиях. Но возможно, есть какой-то смысл в том, что эта неподобающая обстановка развлекает вас и таким образом восполняет недостаток удобств. — Он играл с нами, улыбаясь, как кладбищенская кошка. — Мы все смертны. Кроме тех, кто стал богами. По крайней мере в их собственном представлении. Посмотрите, вот, запечатлено в камне. — Он стал читать иероглифы на колонне: — «Прославляем бога по имени его… Да живет он во веки веков, Атон живой и великий, владыка всего, что оберегает диск Солнца, владыка неба и владыка земли, владыка храма Атона в Ахетатоне и слава царя Верхнего и Нижнего Египта, живущего правдою, слава Владыки Обеих Земель Неферхепрура, единственного у Ра, сына Ра, живущего правдою, владыки венцов Эхнатона — да продлятся дни его жизни! — слава великой царицы, любимой царем, Владычицы Обеих Земель, Нефернефруатон Нефертити, — да живет она, да будет здрава и молода во веки веков!» [10] И так далее и так далее. О, вот и обо мне: «Носитель опахала по правую руку фараона, Главный смотритель царских лошадей, Отец бога, Делатель правды, Эйе, который говорит: “Твое восхождение над горизонтом небес прекрасно, о живущий Атон, дарующий жизнь; когда ты встаешь над восточным горизонтом, то наполняешь красотой все земли”». — Он немного помолчал, наслаждаясь иронией всего происходящего. — Ну, это вряд ли, как выясняется…

И тут в темноте раздался другой голос, дрожащий и незнакомый.

— «Ибо ты прекрасен, велик, светел, высоко стоишь над всякой землей… Ты — далек, но лучи твои на земле… Ты заходишь на западном склоне неба — и земля во мраке, наподобие застигнутого смертью…» — Голос Эхнатона набирал силу, по мере того как фараон произносил эти слова, подняв тонкие руки к отсутствующему солнцу, словно в зеркале повторяя собственное изображение, вырезанное на каменной стене рядом с ним. Но затем он вдруг остановился, как будто не хотел произносить последующие слова.

Эйе без всякого выражения посмотрел на этот призрак рухнувшей власти.

— Да, наподобие застигнутого смертью, — проговорил он. — Эта гробница стоила мне больших денег, но я так и не выбрал времени посетить ее и проследить за ходом работ. В наши дни они весьма дороги, эти дома смерти, однако, пока мы живы, у нас нет времени, чтобы заняться действительно важными вещами. Мы спешим, допускаем ошибки, торопимся исправить их, мало думаем о прошлом и будущем.

Он умолк. Я понятия не имел, куда он клонит. Нефертити почему-то молчала.

— Вы желаете услышать историю о прошлом или о будущем?

— Давайте поразмыслим о будущем. — Наконец-то Нефертити подала голос из мрака дальнего угла гробницы.

Эйе двинулся к ней, но царица снова отступила. Я не мог разобрать, где тень, а где человек.

— Конечно, — сказал он. — Я расскажу вам, что вижу. Я вижу время бедствий. Я вижу мир, рассыпающийся, рушащийся. Я вижу, как жрецы нападают на храмы Атона, вижу пустую сокровищницу, вижу ненависть в глазах людей. Вижу, как враги покоряют наши великие города и повергают наших богов. Вижу, как жухнут великие зелень и золото, Великая река отказывает в своей щедрости, земля пересыхает и гибнет урожай, и саранча пожирает все на своем пути. Вижу наши житницы, полные пыли. Я вижу ветер времени, задувающий с Красной земли и несущий с собой огонь и разорение, ровняющий с землей наши города, превращающий все, что мы сделали, в пепел. Вижу детей, наставляющих своих родителей по части жестокости и страшных дел, и вижу, как варвары торжествуют победу в наших храмах. Я вижу болтливых обезьян вместо статуй богов. Вижу, как наша река течет вспять и остывает Ра. Вижу мертвых детей в безымянных могилах.

— Не следует так поздно ужинать, — спокойно отозвалась Нефертити. — Это плохо сказывается на воображении.

Он тщательно проигнорировал ее.

— Я вижу факты как они есть и какими будут. Если только мы сейчас же не предпримем решительных действий. Мы должны вернуться к прежнему положению вещей. Вернуться к нашим традициям. Мы должны свернуть этот город, запереть его бога, этого Атона, в сундук и закопать далеко в пустыне, словно его никогда и не было. Затем мы должны обратиться к практической стороне дела. Нам понадобятся войска и зерно. Мы должны достичь соглашения и договориться о возмещении с новой армией и жрецами Амона. Мы должны вернуть фиванским жрецам часть власти над их богатствами и ресурсами и позволить вернуться в их храмы. В то же время нам надо показать миру, что мы, как семья и страна, сильны, как никогда, и что боги нас поддерживают. А для того чтобы это совершить, у нас должна быть личность, которая скажет народу и богам: «Я есть вчера и завтра, я вижу все времена, мое имя — тот, кто ходит по дорогам богов. Я — властитель вечности».