Ересь

Этот человек будто играл со мной. Его постоянные намеки на деньги начинали беспокоить меня. Я ругал себя за то, что так легкомысленно выставлял на всеобщее обозрение кошелек Уолсингема и позволил этому типу запереть меня в своем магазине. Теперь, если он вздумает ограбить меня, придется драться. Я взглянул на верстак, прикидывая, успею ли при необходимости схватить один из ножей. Дженкс словно прочитал мои мысли — взял маленький ножик с серебряной рукоятью и принялся вычищать грязь из-под ногтей.

— Здесь вы можете говорить откровенно, Бруно. Вам меня не напугать, сколь бы опасной ни была интересующая вас книга с точки зрения государства или Церкви — не важно, какой именно Церкви.

— Значит, по вашему мнению, ереси не существует? — спросил я, не сводя глаз с ножа в его руке.

— Вы меня неправильно поняли. — Дженкс шагнул ко мне, и я невольно попятился: в его прозрачных глазах мне почудилась угроза. — Для меня ересь безусловно существует. Существует истинная Вера и Церковь, которую основал Сын Божий и утвердил на Петре-камне, но существует и кощунственная мерзость, основанная жирным распутным калекой, который не умел держать петушка в штанах и оставил королевство в наследство своему поганому отродью. Я полагаю, ни одну книгу не следует прятать от человека, обладающего умом и могущего постичь истину. Полагаю, Бруно, я знаю, где истина. Но знаете ли это вы, вот в чем дело.

— Этого вопроса я не понимаю, — ответил я, напрягшись.

— Понимаете, — возразил он.

Голос книготорговца звучал приятно, даже весело, но в глазах была сталь; он как-то незаметно перемещался, преграждая мне путь к выходу. Меня прошиб пот, хотя перед этим я до костей промерз в мокрой одежде. Оглянулся на Бернарда — тот стоял себе у камина, словно происходящее в комнате не имело к нему ни малейшего отношения. Окутанный длинной черной мантией, с тощей шеей и дряблой кожей, он смахивал на старого стервятника, которому не терпелось поживиться падалью.

— Я хочу знать, на чьей вы стороне, доктор Бруно, — продолжал Дженкс.

— Я и не думал, что придется выбирать какую-то сторону. — Теперь мы стояли лицом к лицу. — Для меня это как-то слишком примитивно.

Дженкс вдруг расхохотался, будто залаял.

— Так и скажете ангелу в Судный день? Когда Сын Человеческий явится, чтобы отделить овец от козлищ, вы и ему скажете, что вы — не из тех и не из других, ибо всякое деление слишком примитивно? — Внезапно он отбросил нож; тот упал на верстак, и уже без ножа Дженкс шагнул вперед и мягко опустил руку мне на плечо; я стоял неподвижно. — Вы — настоящая загадка, доктор Бруно, вам это известно? — Прозрачные переливающиеся глаза, казалось, так и прощупывали мое лицо. — Римская церковь вас отлучила, но католический монарх принял под свое крыло. Вы отвергаете авторитет папы и распространяете ересь этого поляка Коперника, но тем не менее, как я слышал, прилюдно именуете себя католиком. Так кто же вы такой, доктор Бруно?

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Я — сын Католической церкви, мастер Дженкс. Вы, кажется, единственный человек в Оксфорде, кто усомнился в моей принадлежности Риму. Вашим согражданам же не лень перейти на другую сторону улицы, чтобы плюнуть в меня.

— Вы ходите на мессу? На исповедь?

— Это допрос? Вы — отец инквизитор?

Он молча продолжал гипнотизировать меня взглядом, лишь уголок рта кривился в презрительной усмешке.

Я вздохнул и ответил:

— Да, я хожу к мессе.

— Однако сюда вы приехали с сэром Филипом Сидни, любимчиком этого ублюдка Елизаветы, известного своей борьбой с католиками.

— А также вместе с пфальцграфом Ласким. Его религия тоже вызывает у вас сомнения?

— Лаский — вельможа, — нетерпеливо отмел мое возражение Дженкс. — А вы — беглый монах, безработный философ, хотя, судя по этому кошельку, плату вы получаете неплохую. В городе поговаривают о ваших денежках. — Взгляд его вновь уставился на мой пояс. — Как вы оказались в компании Сидни?

— Я познакомился с ним в Падуе. Он тоже поэт. Вы, кажется, пытаетесь в чем-то обвинить меня, Дженкс?

Мне уже надоела эта игра, но я продолжал ее, лишь надеясь, что Дженксу известна судьба книг, собранных деканом Флемингом, и он поможет мне найти пропавшее сокровище — герметическое сочинение на греческом языке.

— Ни в чем я вас не обвиняю, — ответил он, успокоительно похлопывая меня по плечу. Манеры его вдруг резко изменились. — Я думал, вы лучше других понимаете, как важно знать, с кем имеешь дело, прежде чем откровенничать. Не так часто в «Колесо Катерины» забредают чужаки, а уж тем более такие, которые путешествуют в свите высокопоставленного гостя да еще скрывают свое подлинное имя. Понятно, что мы заинтересовались. Вот почему я еще раз спрашиваю: что привело вас сюда?

Я все еще колебался. С одной стороны, если бы удалось убедить Дженкса в моей искренности, с его помощью я, возможно, сумел бы проникнуть в католическое подполье Оксфорда, а его связи с семинариями на континенте и засылаемыми в Англию миссионерами Уолсингем оценил бы дороже золота. Но, с другой стороны, если бы Дженкс заподозрил во мне соглядатая, он бы избавился от меня без ухищрений, на какие пускался убийца в колледже Линкольна.

— Мне сообщили, что там встречаются… единомышленники, — осторожно ответил я.

Дженкс поощрительно кивнул.

— Кто сообщил?

— Мой осведомитель.

— В Лондоне или в Оксфорде? Или еще прежде, за границей?

— В Оксфорде, — уже не колеблясь, ответил я.

— Его имя? Или ее?

— Предпочитаю не называть его.

— Как же проверить, что вы не лжете, Бруно? — Его лицо вплотную приблизилось к моему, шрамы от оспы проступили, как под увеличительным стеклом.

— Он сдружился с молодым Алленом, сегодня утром их видели вдвоем в «Цветке лилии», как я вам говорил, — вставил Бернард, не покидая своего места.

Дженкс прищурился, оценивая информацию.

— Значит, Томас Аллен доверяет вам, так? Боюсь, из-за него у вас сложится превратное впечатление о нашей маленькой дружной компании. Так это он навел вас, Бруно?

Понимая, что, если они заподозрят Томаса, парню будет грозить серьезная опасность, я решил избавить его от подозрений, хотя понимал, что мои слова могут быть опасны и для меня самого.

— Не Томас посоветовал мне наведаться в «Колесо Катерины», — сказал я. — Это был Роджер Мерсер.

Дженкс нахмурился, выпустил мое плечо. Похоже, мне удалось-таки запутать его.

— Мерсер?

— Я видел, как они беседовали с Мерсером во дворе накануне убийства Роджера, — подтвердил Бернард. — Я следил за ними из окна.

— С какой стати вы с ним заговорили о «Колесе Катерины»? — Палец Дженкса почти уперся мне в лицо.

Прежде чем ответить, я осторожно отвел этот палец от моих глаз.

— Я спросил у него, есть ли в Оксфорде место, где я могу послушать мессу.

— Взяли и спросили? И он вот так запросто направил вас в «Колесо Катерины»? — Видно было, что его раздирают сомнения, и от этого он злился.

— Он сказал, что там я найду друзей, но рекомендовал соблюдать осторожность, — добавил я.

— Осторожность! Как будто для него это слово хоть что-то значило! Проклятый глупец! Его длинный язык погубил бы вскоре всех нас. Разболтать тайну чужаку! Поверить не могу! — Дженкс помолчал. — Разумеется, я был огорчен его страшной гибелью…

— Теперь это уже не имеет значения, — успокоил товарища Бернард, присовокупив благочестиво: — Упокой Господь его душу.

Дженкс еще раз окинул меня пристальным взглядом и решил поверить.

— Что ж, доктор Бруно, пусть хоть в чем-то бедняга Мерсер будет прав. Вы здесь действительно среди друзей. Приходите сегодня после полуночи. Войдите в таверну через заднюю дверь во дворе, не с улицы. Хамфри будет там, скажете пароль, и он вас пропустит. Наденьте плащ с капюшоном, закройте лицо. Главное, убедитесь, что никто за вами не следит.

— Разве у ворот Оксфорда ночью нет стражи? Меня же спросят, куда я иду в такой час.

— Дадите грош, и всем будет плевать, куда и зачем вы идете! — Опять этот выразительный взгляд на мой злосчастный кошелек. — Хотя разгуливать в темноте при деньгах опасно. У вас есть оружие?