Когда рыдают девы

– Ты спрашивала у отца, что произошло?

– Спрашивала. Он ответил, что Габриель чересчур эмоциональная и явно неуравновешенная особа. Что у нее в тот день случилась какая-то ссора с Чайлдом, однако мне нет никакой нужды из-за этого беспокоиться.

– Твой родитель не очень-то хорошо знает тебя, правда?

Геро встретила взгляд Себастьяна с верувшейся в глаза улыбкой.

– Не настолько хорошо, как ему нравится думать. – Жена закрыла тетрадь, которую читала, и отложила ее в сторону. Теперь Девлин увидел, что это был перевод «Леди Шалот». – На следующий день я отправилась на террасу Адельфи, намереваясь поговорить с Габриель. К сожалению, она еще не приехала с раскопок.

– В котором часу это было?

– Точно не скажу, где-то после обеда. Я оставила Габриель записку, а тем же вечером получила вот что, – Геро вытащила из-под обложки тетради сложенный листок и протянула его мужу.

Развернув записку, Себастьян прочел:

Задумчиво повертев в руках листочек, Девлин поднял глаза:

– Мисс Теннисон когда-нибудь рассказывала тебе, почему решила никогда не выходить замуж?

Его вопрос, похоже, застал Геро врасплох. Какой-то миг она выглядела озадаченной, затем покачала головой.

– Мы никогда этого не обсуждали. Я полагала, она считает, будто брак несовместим с жизнью, посвященной науке.

– А Бевин Чайлд утверждает, якобы в роду Теннисонов есть эпилепсия, и Габриель боялась, как бы недуг не передался ее детям.

Губы Геро приоткрылись, ноздри дрогнули от резкого вдоха.

– Эпилепсия? Это падучая болезнь, да? По-твоему, Чайлд знает, о чем говорит?

– Не уверен. Я поехал к Теннисонам, чтобы расспросить Хильдеярда, но он по-прежнему где-то разыскивает племянников. Нельзя отрицать, некоторые моменты теперь становятся понятнее: все эти странные фразы насчет здоровья преподобного Теннисона, превращение д’Эйнкорта в отцовского наследника, даже кое-что из сказанного о мальчиках.

– Думаешь, дети тоже могли страдать этой болезнью?

– Не знаю. Ты не замечала никаких признаков?

– Нет, но, если честно, мне почти ничего не известно ни о падучей, ни о ее признаках. А тебе?

– И мне тоже. – Себастьян поднялся со стула. – Зато я знаю, кому наверняка известно.

– Падучая болезнь?

Пол Гибсон перевел глаза с Себастьяна на Геро и обратно. Они втроем сидели в обшарпанных креслах в захламленной, приземистой гостиной доктора. Перед ними на коврике у камина дремал рыже-черный пес.

– Это же более распространенное название эпилепсии? – поинтересовался Девлин.

– Да, но… – Гибсон длинно выдохнул. – Не уверен, что многое вам сообщу. Я ведь хирург, а не врач общей практики.

– Вряд ли ты знаешь об этом меньше, чем мы.

– Ладно... – ирландец поскреб темное от щетины лицо. – Насколько я понимаю, пока точно неизвестно, чем вызывается данное заболевание, хотя теорий, конечно же, существует множество – одна нелепее другой. Но, похоже, наследственная составляющая и впрямь присутствует, по крайней мере в большинстве случаев. Подозреваю, что в действительности под этим названием кроется несколько различных нервных расстройств, которые возникают по разнородным причинам. Одни поражают главным образом маленьких детей, другие не проявляются лет до десяти-двенадцати.

– Именно в этом возрасте был старший сын «Старика с пустошей», когда отец лишил его наследства и завещал все д’Эйнкорту, – заметил Себастьян.

– И не существует никакого лечения? – посмотрела на доктора Геро.

– Боюсь, нет. Обычно таким несчастным предписывают подольше гулять. И еще воду.

– Воду?

– Да. Пить побольше воды, принимать длительные ванны, заниматься плаванием – говорят, помогает. Больные также… – Гибсон покосился на даму и захлопнул рот.

– Что? – поинтересовалась она.

Ирландец нервно заерзал и бросил умоляющий взгляд на Себастьяна.

– Ты не выйдешь на минутку со мной на кухню?

– Можешь говорить здесь. Все равно, когда приду обратно, то сразу же ей перескажу.

Хирург снова поерзал и прочистил горло:

– Ну ладно… Есть признаки… То есть, многие считают, будто судороги могут провоцироваться определенными видами деятельности.

– Какими?

Гибсон вспыхнул малиновым румянцем.

– Как я догадываюсь, – обронила Геро, – вы имеете в виду деятельность плотского характера?

Доктор, щеки которого покраснели уже до пунцового оттенка, кивнул.

– Думаю, такое мнение в немалой степени повинно в том, что болезнь считается постыдной, – предположил Себастьян.

– Да, это так. Установлено, что курение и злоупотребление спиртным тоже вызывают приступы. Любопытно, что обычно, говоря об эпилепсии, мы имеем в виду судорожные конвульсии. Однако она может проявляться и в мягкой форме. Бывает, больные просто на несколько минут становятся невосприимчивыми к окружающему. Они вроде бы в сознании, но кажутся отсутствующими. Затем приходят в чувство, но совершенно не помнят этого промежутка времени.

Девлин увидел, как Геро подалась вперед.

– Что? – спросил он, не сводя с нее глаз.

– С Габриель такое случалось. Не часто, но я дважды наблюдала подобное. Это было, словно она просто… уходила в себя на минуту. А потом вдруг снова становилась прежней.

Доктор кивнул.

– Иногда недуг не прогрессирует дальше. Но случается, что испытанное потрясение, волнение, испуг или иное переживание, которого мы даже толком не осознаем, может стать причиной острого приступа.

Геро покосилась на мужа:

– Но я все равно не понимаю, почему ты считаешь падучую болезнь ключом к убийству.

– У меня из головы не выходит рассказ Чайлда о том, как Чарльз д’Эйнкорт чуть не убил одного из соучеников в Кембридже за намеки в свою сторону. Большинство людей воспринимают эпилепсию как нечто позорное, как семейную тайну, которую, наравне с сумасшествием, следует скрывать любой ценой.

– А такого амбициозного и ни перед чем не останавливающегося типа как д’Эйнкорт еще поискать, – отметила жена. – Так что ты предполагаешь? Что у юного Джорджа начали проявляться признаки болезни? А когда Габриель отказалась отправить племянника обратно в Линкольншир, наш парламентский деятель убил ее и обоих мальчиков?

Шьен поднял голову и заскулил.

– Я думал не об д’Эйнкорте, – ответил Девлин, приседая на корточки рядом с собакой. – Никаких сомнений, он высокомерный, беспринципный лжец, но он еще и трус. Вряд ли парламентарий потащил бы труп своей кузины за десять миль от Лондона на какой-то заброшенный ров, о котором, скорее всего, не слышал и которого наверняка никогда не видел. И если бы кто-то наподобие Рори Форстера пытался шантажировать д’Эйнкорта, тот бы заплатил – не стал бы встречаться с вымогателем в темном лесу и стрелять в него в упор.

Геро круглыми глазами посмотрела на треплющего псу уши Себастьяна.

– Боже милосердный. Ты ведь не думаешь, что Хильдеярд… из-за Габриель? Но это невозможно, – покачала она головой. – Он же был в Кенте.

– Был. Но его имение находится всего в четырех часах быстрой езды от Лондона. Он мог скрытно уехать из Кента рано утром в воскресенье, прискакать в Лондон, убить сестру, отвезти ее тело на Кэмлит-Моут и поздним вечером вернуться в Кент. Нам известно, что адвокат находился в поместье, когда в понедельник туда прибыл гонец из Боу-стрит с сообщением о смерти Габриель, но я очень сомневаюсь, что полицейский поинтересовался передвижениями мистера Теннисона в день накануне.

За узким окном мелькнула молния, осветив лицо Геро мимолетной белой вспышкой.

– Но почему? По какой причине он совершил бы такое?