Тайна древнего замка

Все дело в том процессе, который ведется в моей душе, процессе, ставшем поводом для моих записей. Я любовник Элисии. Так сказали бы люди, «любовник». Ее ребенок – от меня. Я хочу жить с женщиной, которую люблю, и готов нарушить ради этого любой закон. А Эстульф… он был любовником Клэр еще до смерти Агапета, в этом я уверен. Рихард – его сын. И желание Эстульфа исполнилось, теперь они с Клэр состоят в законном браке.

Думаю, я хотел обвинить Эстульфа, потому что видел в нем себя. Он был чем-то вроде моего отражения. Легче осудить того, кто похож на тебя, чем себя самого. Поэтому я не был полностью уверен в том, что мои подозрения относительно Эстульфа оправдаются. Моя вера в то, что именно он убийца, и мое желание наказать его были неразрывно связаны. Мой план состоял в том, чтобы обвинить его, при этом заключив с ним договор. Эстульф должен был пообещать мне, что признается в убийстве, я же в свою очередь докажу непричастность графини к этому преступлению и сниму с нее обвинения в измене и клятвопреступничестве. Так все сложилось бы наилучшим образом. Графиня, пусть и потеряв своего супруга, сохранила бы жизнь и честь; ее сын был бы признан законным наследником Агапета; Элисия отомстила бы за смерть отца и избавилась бы от ненавистного отчима; моя совесть осталась бы чиста.

Не знаю, гневливый Бог ли или же дьявол ниспослал нам Бильгильдис, разрушившую все.

Графиня вскоре оправилась после обморока. Эстульф, Элисия и я собрались в ее покоях. Клэр лежала на кровати в окружении трех печальных служанок и священника, сжимавшего ее руку. Графиня тихо разговаривала со своим духовником, Элисия нерешительно мялась возле кровати. Мы все были под впечатлением кошмарных обвинений Бильгильдис.

Я отвел Эстульфа в сторону:

– Бильгильдис может знать о вас с графиней? – тихо спросил я.

– Я не знаю, о чем вы говорите, викарий.

– Перестаньте увиливать, – резко перебил его я. – Если вам дорога жизнь вашей супруги, вам лучше бы говорить со мной откровенно, вот вам мой совет.

Эстульф колебался, явно обескураженный моим напором.

– Я могу помочь графине только в том случае, если вы доверитесь мне. Я считаю вас человеком чести, Эстульф, и…

– Конечно, я человек чести, – приосанился он.

– Не стану лгать, вам я больше ничем помочь не смогу. Проведенное расследование показало, что это вы совершили оба преступления. Мне не хватает последних необходимых улик, но я уверен, что судебные заседатели поддержат мой приговор, они всегда так делают. Итак, вы и дальше будете отрицать то, что совершили убийство? Вы сделали это по любви, верно?

Одного его взгляда было достаточно для того, чтобы я удостоверился в собственной правоте.

– Значит, это так, – сказал я. – Я так и знал. Вы пошли на это ради Клэр.

– Да, – кивнул он.

– И ради власти, не так ли?

– Нет.

– Думаю, все же ради власти.

– Это не так.

– Не корите себя. Вы хотели стать графом, чтобы нести добро людям, но, чтобы добиться этого, вам нужно было применить не лучшие средства, применить их против тех, кого вы презирали.

– Я переступил через собственные принципы…

– Я знаю. Я вас понимаю.

– То, что я сделал… Это не в моей природе. Я человек миролюбивый, спокойный.

– Так всегда бывает с миролюбивыми правителями. Вы применяете силу, говоря себе, что это исключение, что это не в вашей природе. Но сила оказывается необычайно действенна, и вы пользуетесь ею вновь. И не успели вы оглянуться, как оказались столь же кровожадны, как и все остальные.

– Это неправда, я…

– Уже в том, как вы пришли к власти, Эстульф, было заложено семя зла. Вы жестоко убили Агапета и…

– Да нет же, это недоразумение!

– Что?

– Я не убивал Агапета.

– Но вы же сказали…

– Я говорил о Бальдуре. Речь шла о жизни Клэр и моего сына! Я не мог допустить, чтобы Бальдур искалечил и опозорил мою возлюбленную, а мой сын получил клеймо бастарда. Именно поэтому я прошлой ночью пробрался на сеновал, где я… Послушайте, я не горжусь тем, что сделал, но я не мог иначе. Я должен был все исправить, и, пускай вы осуждаете меня за этот поступок, я повторил бы его, если пришлось бы. А вот к смерти Агапета я не имею никакого отношения. Мы с Клэр собирались жить с тем, что Агапет примет нашего ребенка как своего, понимаете, викарий?

Я прекрасно понимал его, ведь сам четыре месяца назад принял такое же решение. Но если Эстульф не убивал Агапета – а я ему верю, ведь какой смысл признаваться в одном преступлении и отрицать другое, – то кто это сделал?

– Но если это значит, – не колеблясь, добавил Эстульф, – что вы из-за этого обвините в убийстве Агапета Клэр, я готов взять на себя и это преступление тоже. Я открыто заявлю о том, что убил его.

Я правильно оценил этого человека. Он готов был на все ради Клэр, как я готов был на все ради Элисии. И хотя ему предстояла смерть на эшафоте, сейчас он думал о женщине, которую любил.

– Я не верю в то, что Бильгильдис знала о моих отношениях с Клэр еще до смерти Агапета. Мы были очень осторожны. Клэр не стала бы говорить с Бильгильдис обо мне, ведь она знала о том, что Бильгильдис была любовницей Агапета.

– Клэр знала об этом?

– Да, но ее это не смущало.

– Где вы встречались с графиней?

– В моей комнате.

– Только там?

– Да.

– Ваша комната расположена…

– …неподалеку от комнат графа и графини.

– Рядом с комнатой Бильгильдис?

– Нет, вовсе нет.

– Раймунд мог узнать о вас?

– Неужели вы думаете, что я доверился бы личному слуге Агапета?

– Я не думаю, что вы доверились бы ему, я хочу сказать, что он мог узнать об этом случайно. Вы позволяли ему заходить в вашу комнату?

– Прошлым летом Раймунд предложил свои услуги личного слуги на то время, пока отсутствует Агапет. Я тогда еще удивился тому, что кто-то хочет взвалить на себя дополнительные обязанности. Впрочем, я отказался.

– И все же он мог как-то проникнуть в ваши покои?

– Я не могу полностью исключить эту возможность.

– Бильгильдис должна представить какое-то доказательство измены, одних ее слов будет недостаточно. Что насчет наших печальных бардов?

– Кого?

– Я имею в виду этих служанок, которые все время поют, Франку, Фриду и Фернгильду, они ведь должны были стать невестками Бильгильдис. Может быть, графиня проговорилась им…

– Исключено. Она сама говорила мне, что не рассказывает о нашей связи даже исповеднику, – Эстульф указал на священника у изголовья Клэр.

– Отец Николаус – исповедник вашей супруги? С каких пор?

– Я не знаю. Он стал ее исповедником еще до того, как я приехал в замок, а это было три года назад. А что?

Это было странно. Когда я неожиданно вошел в комнату Бильгильдис и обнаружил ее сидящей над какими-то записями, она сказала мне, что речь идет о письмах графини ее исповеднику, отцу настоятелю монастыря Святого Трудперта. Зачем же Бильгильдис солгала мне? Для того чтобы не показывать мне эти бумаги.

Оставив Эстульфа стоять в нерешительности, я поспешно подошел к Элисии. Она ждала возможности перекинуться со мной хоть словечком, но явно была удивлена тем, какое время я выбрал для разговора.

– С тобой все в порядке? Мы еще не говорили друг с другом со времени твоего приезда, – прошептала она. – Где ты был вчера ночью? Я приходила к тебе, но тебя не было в комнате.

– Я вышел прогуляться, мне не спалось.

– Ты хотел навестить меня?

– Я не собирался приходить к тебе вчера, но я скучал по тебе, ты даже не представляешь себе насколько.

– Представляю, Мальвин. Я…

– Давай поговорим об этом позже, ладно? А сейчас я хочу, чтобы ты оказала мне одну услугу, и не только мне, но и твоей матери. Ты выполнишь мою просьбу?

– Да.

– Поговори с Бильгильдис.

– Я не понимаю, какой бес в нее вселился.

Я мог бы рассказать Элисии об отношениях Бильгильдис с Агапетом, но сейчас это лишь сбило бы ее с толку.

– Поговори с ней.