Серебрянные слитки

Когда она гневно показала на ряды слитков, Камилл Метон пристально посмотрел на нее. И он, и я раздумывали над последствиями ее предположения. Если в Риме случается скандал, то никому из семьи не удается избежать последствий. Еще не рожденные поколения, о которых судят по чести их предков, уже обречены этим деянием против государства. Обесчещенный сенатор потянет за собой вниз всех своих родственников. Потеря им чести влияет на уважаемых и невиновных, включая брата и сыновей. Публий будет страдать всегда, словно обезображенный шрамами. Добрый и щедрый парень, с которым я познакомился в Германии, когда путешествовал вместе с Еленой, обнаружит, что его карьера закончилась, даже толком не начавшись. То же случится и с его братом в Испании. Проклятие падет и на Элию Камиллу, а через брак даже на Гая. А здесь — на Елену.

Ее дядя откинул назад голову и сказал напряженным тоном:

— О, Елена, Елена! Конечно, я знал. Я знал давно. Я не был уверен, понимаешь ли ты.

Я подумал, что если этот человек на самом деле сам замешан в заговоре, то ведет себя исключительно хорошо. Если он задействован, то это может знать Елена. Но в таком случае девушке повезло, что я здесь. Оставаться с ним одной было исключительно опасно…

Глава 60

— Что ты предлагаешь делать? — осторожно спросил племянницу Камилл Метон.

— Если смогу, все исправлю, — она говорила очень резко, не задумываясь надолго. В этом была вся Елена. Я любил эту бедную, введенную в заблуждение девушку за ее прямоту.

У меня так сильно чесалась ступня, что я поднял ногу и потряс ею, хотя знал, что в этой сухой норе не выживет ни одна тварь. Тьма давила, было прохладно, и мои руки покрылись гусиной кожей. Из прохода не доносилось ни звука, хотя я слышал далекие аплодисменты. Триумф продолжался, процессия, видимо, приближалась к Капитолию.

В тусклом свете полудюжины маленьких масляных ламп Елена Юстина наполовину отвернулась, хотя я знал эту девушку так хорошо, что мог определять ее настроение по интонации. Она побледнела, выглядела изнуренной и говорила через силу. Так случалось всегда, когда она была обеспокоена и чувствовала себя одинокой. Сейчас я не мог определить, сказала ли она правду дяде или же проверяла его. Что касается самого Камилла Метона, то он выглядел как человек, который мало подвержен проявлению эмоций или же умеет их так глубоко прятать, что нельзя и надеяться их узнать.

— Я ожидал, что ты посчитаешь своего отца слишком уважаемым и достойным человеком для этого! — заметил он.

Елена вздохнула.

— Разве не в этом дело? Семья полагается на него, ожидая, что он всегда поступит благородно. Но когда я была в Британии, я долго говорила с тетей. Элия Камилла многое мне рассказала, чтобы все это объяснить. Как дедушка, Камилл жил в Вифинии, частично, чтобы сэкономить деньги, когда у семьи их было мало. Как он бережно хранил приданое жены на протяжении двадцати пяти лет, чтобы найти средства для обеспечения отцу места в Сенате…

— Так как вы с сестрой Элией все это объясняете? — спросил Публий. Судя по голосу, он был заинтригован, тем не менее, в его тоне слышалась обычная усмешка.

— Ты знаешь папу, — серьезно говорила Елена. — Он не зачинщик, не подстрекатель и не смутьян. Не исключено, напряжение от ответственности, которую он считал выше, чем могут позволить его таланты, привело его к какому-то дикому политическому поступку. Если наш Гней, используя положение зятя, как-то надавил, папа мог оказаться уязвимым. Может, Гней использовал шантаж. Затем мой отец пытался отвести от семьи позор, но таким образом оказался втянутым в дело уже так, что из него не выйти. Пока я все еще была замужем, он, вероятно, каким-то образом надеялся меня защитить. Как сказал бы Фалько, у каждого человека есть свои слабости.

— А-а, снова Фалько! — теперь в голосе Публия появилось почти не скрываемое презрение, с которым он всегда общался со мной. — Фалько подошел опасно близко. Если нам и удастся что-то спасти из всего этого, то нам необходимо указать этому молодому человеку новое направление.

— О, это я уже пыталась! — Елена Юстина странно улыбнулась. У меня внутри все похолодело. По ноге пробежала дрожь.

— Я так и думал! — откровенно хмыкнул Публий. — Ну, это наследство для тебя — неожиданная награда. Что ты с ней будешь делать, сбежишь с другом Фалько?

— Поверь мне, Дидий Фалько не поблагодарил бы тебя за это предложение, — гневно выкрикнула Елена как та девушка, с которой я познакомился в Британии. — Его единственная цель в жизни — это избавиться от меня, как только сможет.

— Правда? Мои шпионы говорят мне, что он смотрит на тебя так, словно ревнует к тому воздуху, которым ты дышишь.

— Правда? — саркастически повторила Елена, затем ядовито спросила:

— И что это за шпионы, дядя?

Дядя ей не ответил.

И именно тогда, думая, что Елена может раскрыть свои чувства ко мне, разрываясь на части от страха и желания, я не смог удержаться и очень громко чихнул.

Не было времени отступать по проходу, поэтому я придал лицу самое беззаботное выражение и проскользнул в склеп.

— Твой зеленый перец высшего качества! — поздравил я Елену, чтобы скрыть истинную причину чихания.

— О, Фалько! — я надеялся, что заметил блеск в ее глазах, словно она радостно приветствовала меня, тем не менее, судя по голосу, она сильно разозлилась. — Что ты здесь делаешь?

— Насколько я понял, ты меня пригласила.

— Насколько я поняла, ты отказался со мной пойти.

— К счастью для тебя, когда третий пятилетний ребенок ударил меня по голени маленьким башмаком с железными набойками, семейный долг стал надоедать. Именно здесь Атий Пертинакс обычно хранил мелкую наличность?

— Это склад шафрана, Фалько.

— Я должен не забыть построить такой же, когда буду проектировать себе виллу в сельской местности. Не могу ли я получить полпинты малобатра? Хочется сделать подарок одной особенной знакомой девушке.

— Только ты можешь сделать комплимент женщине и польстить ей подарком, который вначале у нее украл, — заметила, Елена.

— Я так надеюсь, — весело согласился я. — Если повезет то я — единственный, кто знает, что на самом деле для тебя лучше всего подходит.

Все это время ее ухмыляющийся дядя наблюдал за нами обоими. У меня было достаточно здравого смысла, чтобы подумать, будто он надеется научиться у меня технике обольщения.

— Молодой человек, — обратился он ко мне слабым голосом, — а все-таки почему вы сюда зашли?

Я улыбнулся широко и невинно, как деревенский дурачок.

— Ищу серебряные слитки!

Теперь, после того как я нашел слитки, я пересек комнату, чтобы их осмотреть и поздоровался с ними, дружески ударив по ним ногой, как сделал бы любой раб с серебряных рудников. У меня заболел большой палец, но это меня не волновало. По крайней мере, я теперь точно знал, что эта призрачная масса реальна. Когда я наклонился, чтобы потереть ушибленную ногу, моя рука коснулась небольшого предмета, спрятанного под платформой с выложенными слитками. Этим предметом оказалась простая латунная чернильница, я ее поднял, содержимое которой давно высохло. Мы все втроем уставились на нее, но никто не произнес ни слова. Я медленно опустил чернильницу в карман туники, после чего вздрогнул.

Елена Юстина заговорила с намеком на драматизм и напряженность.

— Ты зашел на чужую территорию, Фалько. Я хочу, чтобы ты ушел.

Я повернулся. Наши глаза встретились, и я внезапно почувствовал знакомый подъем. Настроение улучшилось. Я также был уверен, что мы — партнеры, участвующие в одном фарсе.

Теперь нас в склепе было трое, и снова возникло напряжение. Создавалось ощущение, будто решаешь геометрическую задачку, в которой элементы или отдельные части, расположенные в определенном порядке, позволят нам получить фигуру, если строго исходить из правил Эвклидовой геометрии. Я улыбнулся госпоже.