Расёмон – ворота смерти

Один из знатных отпрысков, презрительно усмехнувшись, вскричал:

— Так ты хочешь бросить столицу ради какого-то Богом забытого места? И ради того, чтобы стать жалким писаришкой? Ну уж нет, у меня более серьезные планы на будущее! Если в этом состоят все твои мечты, Юсимацу, зачем же тогда утруждать себя учебой в университете?

Хор голосов поддержал его, и на мгновение Акитаде показалось, что бедного Юсимацу сейчас заклюют насмешливые товарищи.

Но Юсимацу ответил насмешнику поклоном и сказал:

— Прости, Мокудаи, но то, о чем ты поведал, подходит только для тебя и равных тебе. У тебя есть в столице высокопоставленные родственники, и китайский ты знаешь гораздо лучше, чем я. — И, улыбнувшись, добавил: — А я вполне согласен быть секретарем у кого-то из ваших дядюшек, а впоследствии, возможно, и у кого-то из вас. Что же касается расставания со столицей, то я даже жду этого — ведь тогда у меня появится возможность познакомиться со всей страной.

Юный князь Минамото крикнул со своего места:

— А я завидую тебе, Юсимацу! Как бы я хотел быть свободным и посмотреть мир! — На мгновение лицо его омрачилось печалью, и он тихо продолжил: — Ах, Юсимацу, когда ты рассказывал про белые снега и про медведей в Эчиго, как мне хотелось увидеть все это своими глазами! А еще мне хотелось отправиться морем на Кюсю, чтобы посмотреть тамошних обезьянок! И совершить паломничество к горе Фудзи! Только я знаю, что, наверное, не смогу оставить столицу до конца своих дней.

Класс возбужденно загалдел, и Акитада поспешил успокоить учеников:

— Никому из нас не ведомо, что принесет будущее. Многим знатным людям приходилось служить в дальних краях на благо его величества. Все мы по мере сил исполняем свой долг.

Акитада чрезвычайно гордился успехами Юсимацу. Если он будет продолжать в том же духе, то успешно сдаст экзамен уже в этом году. Отметив, что надо бы дать Юсимацу почитать кое-какие полезные документы, Акитада объявил задание на следующий урок и отпустил всех на обед.

Когда юный Минамото направлялся мимо учительского стола к выходу, Акитада вспомнил про посылочку от жены Кинсуэ.

— Садаму, у меня кое-что есть для тебя, — сказал он.

Глаза мальчика засияли.

— Для меня?! Что же это? — радостно вскричал он, хватая коробку.

— Это не от меня. Сегодня утром я заходил побеседовать с дедушкиным возницей. Только он и его жена теперь остались в доме.

— Кинсуэ, — кивнул мальчик, и глаза его вдруг стали серьезными. — Что вам удалось выяснить?

— Разумеется, Кинсуэ поддерживает общепринятую версию. По его словам, ваш дедушка вошел в храм, но так и не вышел из него. Люди ждали его, а когда заглянули внутрь, обнаружили, что он исчез.

Мальчик вздохнул:

— Кинсуэ не станет лгать. Он любил дедушку. Этому должно быть какое-то объяснение. Вы поедете в монастырь?

— Да. Но сначала я должен поговорить с людьми, сопровождавшими вашего дедушку в поездке. Я выяснил, что с ним были князья Абэ, Янагида, Синода и еще один военачальник. Вы знаете кого-нибудь из них?

Мальчик кивнул:

— Знаю, но не слишком хорошо. Они часто бывали у нас, но я не присутствовал на этих приемах. Военачальника, о котором вы упомянули, зовут Сога. Мне жаль, но больше я ничем не могу вам помочь.

— Ничего страшного. Кстати, меня поразило, что вы знаете дедушкиных слуг по именам — ведь их, наверное, очень много.

Мальчик улыбнулся и, взвесив в руке коробку, легонько встряхнул ее.

— Ну конечно, знаю. Особенно Кинсуэ и Фумико, его жену. Как они там, здоровы? Эта посылка от них?

Веревка тут же была развязана, и его светлость поднес коробку к лицу, нетерпеливо поводив носом над самой крышкой.

— Откройте да посмотрите, — улыбнулся Акитада.

В тот же момент юный князь поднял крышку.

— Колобки! — крикнул он, прыгая от восторга. — Я так и знал, что это колобки! Фумико готовит их лучше всех! — С наслаждением вдохнув сладкий аромат, поднимавшийся из коробки, мальчик протянул ее Акитаде: — Пожалуйста, господин учитель, угощайтесь.

— Нет, спасибо. Я сейчас иду обедать. Кинсуэ и Фумико здоровы и просили передать вам, что старательно заботятся о вашем доме в ваше отсутствие.

Слегка покраснев, мальчик закрыл коробку.

— Вот и хорошо. Я рад, что они здоровы и что их не уволили. Они нуждаются в чем-нибудь?

И вновь Акитада подивился тому чувству ответственности, которое испытывал этот одиннадцатилетний мальчик по отношению к своим подданным.

— Нет. Не думаю, что они в чем-то нуждаются. Конечно, они горюют из-за вашего дедушки и из-за того, что вас нет с ними.

Мальчик заморгал.

— Я рад, что они остались в нашем доме, ведь дедушкина душа будет обитать там, пока не минет сорок девять дней. А нет ли каких-нибудь новостей от моей сестры, господин?

— Боюсь, что нет. Она сейчас живет за городом. Кстати, где находится ваш летний дворец?

— У подножия горы Курико. Это если следовать по дороге Нара.

— А еще я беседовал с вашим двоюродным дедушкой проповедником Сэссином. Надо полагать, он так и не послал за вами и не распорядился изменить ваши жизненные условия?

— Нет, господин учитель. Мой двоюродный дедушка — лицо духовное, он не проявляет интереса к мирским делам.

Минамото произнес это самым будничным тоном, но сердце у Акитады защемило при мысли о том, как одинок этот ребенок. Заставив себя улыбнуться, он проговорил:

— Ну что ж, лакомьтесь своими колобками!

С улыбкой Акитада смотрел вслед просиявшему мальчику, крепко сжимавшему драгоценную коробку. Как мало, оказывается, нужно, чтобы сделать ребенка счастливым! Даже среди мрачных воспоминаний о своем печальном детстве он отыскал моменты истинного блаженства.

Однако через мгновение от улыбки на лице Акитады не осталось и следа. Пока он перебирал в памяти картины детства, в класс заглянул Нисиока. Просунув свой длинный нос в приоткрытую дверь, он спросил:

— Друг мой, разве вы сегодня не обедаете? Я вот, например, иду к себе в кабинет подкрепиться. Пойдемте, будете моим гостем! Мне, знаете ли, не терпится поделиться с вами моей новой версией, а заодно и угостить вас хорошенько.

Акитада хотел отказаться, но тут увидел за спиной Нисиоки изможденное лицо Хираты. Вздохнув, он принял приглашение, а Хирата, кивнув обоим, удалился.

Пока они шли к храму Конфуция, Нисиока болтал без умолку. Чувствуя себя виноватым перед Хиратой, Акитада в основном молчал. Да и жара на улице стояла необычайно сильная для этого времени года. Посмотрев на небо, Акитада заметил, что погода меняется. Душное марево висело над городом, на деревьях не шевелился ни один листочек.

— Профессор Танабэ по моей настоятельной просьбе взял сегодня выходной, — сообщил Нисиока уже у себя в кабинете. — Я что-то тревожусь за него. Уж больно он стар для всей этой суматохи. Вообще, чем скорее полиция арестует убийцу, тем лучше для всех нас. — Вспомнив, каким изможденным и немощным выглядел последнее время Хирата, Акитада согласился. А между тем Нисиока оживленно продолжал: — Кажется, я выработал версию. Всем понятно, что главное тут — личность убийцы, и на этом основании я свел все к одной персоне. Конечно, чтобы распять такое крупное тело на статуе, нужна изрядная физическая сила. Если бы не это, поле догадок и предположений значительно расширилось бы. Но давайте обсудим это за обедом.

Оставив тесный захламленный кабинет Нисиоки, они уселись на веранде, куда им принесли из профессорской столовой вареный рис и маринованные овощи. Акитада окинул свою порцию равнодушным взглядом.

— А вы говорили, будет угощение.

Глаза Нисиоки заблестели.

— Будет, но позже, — пообещал он и вернулся к теме убийства Оэ. — Как мне представляется, мы должны рассмотреть кандидатуры всех, у кого имелся мотив, исключить тех, кто не смог бы этого сделать, и проанализировать физическую силу оставшихся. Согласны?

Это расследование заняло бы немало времени. Акитада понуро кивнул, смахнув со лба капли пота. Не слишком голодный, он ел без аппетита.