Искатель приключений

Бенуа первый прервал молчание, и то знаками, как глухонемой. Он указал на Рауля, потом на себя, потом на троих своих сообщников и два раза сделал вид, будто аплодирует. Это был новый и весьма замысловатый способ показывать, что все исполнили свой долг. Майор и виконт это поняли, и так как другие занятия призывали их в другое место, они молча пожали руки дяде и племяннице и вышли на цыпочках из лавки «Серебряный Баран».

Бенуа, Эмрода и Рауль остались одни.

LXI. Наяда

Через две минуты Эмрода подошла к мнимому дяде и шепнула ему:

– Я уйду!..

– Куда? – спросил Бенуа, тем же тоном.

– По своим делам! Мне кажется, мой милый сообщник, что вы становитесь очень любопытны!..

– Опять какая-нибудь интрижка!..

– Может быть.

– Безумная голова!

– Старый ворчун!

– Но, – продолжал Бенуа, указывая на Рауля, – если он спросит о вас, когда проснется?..

– Есть чем думать! Отвечайте ему просто, что я ушла в свою комнату; я думаю, что это очень естественно и даже прилично.

– Кажется, бедняжка влюбился в вас серьезно…

– Не говорите этого.

– Отчего?

– Оттого, что эта любовь очень меня огорчает…

– Вы шутите?

– Нисколько! Весь вечер у меня ныло сердце!.. Я чувствовала угрызение совести, оттого что я ваша сообщница в этом гнусном деле!.. Знаете ли, ведь это гнусность грабить таким образом несчастного молодого человека?

– Знаю ли? – возразил Бенуа. – Еще бы!.. Да, я знаю, что это гнусность, но она прибыльна, а мы часто делаем такие гнусности, которые не приносят нам ничего!..

– Этот молодой человек очарователен! – прошептала Эмрода, с меланхолическим видом потупив свои прекрасные глаза, которые были устремлены на Рауля, пока говорил Бенуа.

– Берегитесь, душечка! – возразил последний. – Пожалуй, вы не шутя влюбитесь в кавалера Рауля де ла Транблэ!..

– Может быть…

– Что вы сказали?..

– Я сказала: может быть.

– Что же вы будете делать в таком случае?

– Я спасу этого молодого человека и вырву его из ваших когтей!..

– Извините, моя милая, мне кажется, что вы забыли..

– Что?

– Одну статью в уставе нашего общества…

– Какую?

– А вот эту: «Если кто-нибудь из нас изменит интересам общества и будет способствовать неудаче предприятия, начатого нами, этот вероломный сообщник будет исключен, и каждый из нас даст клятву преследовать его всегда и повсюду своей ненавистью и мщением»…

Эмрода опустила голову и ничего не отвечала.

– Теперь вспомнили? – спросил Бенуа лукаво.

– Да, – прошептала девушка.

– Очень хорошо!.. Не будем же более говорить о вещах бесполезных, и если вас ждут где-нибудь в другом месте, ступайте, милое дитя, я вас не удерживаю…

– Когда я вам буду нужна?..

– Завтра.

– В котором часу?

– В двенадцать.

– Где?

– Здесь.

– Приду непременно.

– Надеюсь…

– Прощай, старый черт!

– Прощай, очаровательный бесенок!

Эмрода набросила на плечи плащ из простой материи, закрыла капюшоном лицо, что придало ей внешность гризетки, возвращающейся с работы, бросила на Рауля последний томный и почти печальный взгляд и вышла. Николас Бенуа опять сел напротив кавалера и принялся пить,

Было около полуночи, когда мнимый купец, найдя, что гость его довольно поспал, встал из-за стола и опрокинул стул. Рауль проснулся, глаза его были еще сонные, и совершенный беспорядок господствовал в его мыслях.

– Что это? – прошептал он. – Где я?

– У вашего лучшего друга, – отвечал Бенуа медовым голосом.

Звук этого голоса заставил Рауля опомниться. Он с удивлением осмотрелся кругом. Бенуа понял этот взгляд и сказал, улыбаясь:

– Гости наши уехали, племянница легла, мы одни…

– Я заснул! – вскричал Рауль в смущении.

– И прекрасно сделали, мой юный друг!.. Разве вы здесь не как дома?..

– Но ваша племянница и эти господа… что могут они подумать обо мне?..

– Они подумают, что вы устали от продолжительного путешествия верхом и уступили непреодолимому сну… Вот и все!.. Ничего не может быть проще!

– Вы удостоверяете меня, что они не получили обо мне слишком невыгодного мнения?..

– Клянусь вам честью!..

– Ах! Вы меня успокаиваете немножко…

– Успокойтесь совершенно!..

– Теперь, любезный хозяин, позвольте мне поблагодарить вас за ваше любезное гостеприимство и проститься с вами…

– К чему вы торопитесь?

– Уже поздно, а голова у меня тяжела.

– Когда я буду иметь честь увидеть вас?..

– Когда вы хотите?

– Чем скорее, тем лучше. Вы знаете, что завтра утром мы получим известие о вашем деле…

– Надеетесь вы, что оно удастся?..

– Не сомневаюсь нисколько…

– Но я не знаю, должен ли принять ваше великодушное предложение насчет десяти тысяч франков…

– Почему же?

– Боюсь употребить во зло…

– Дитя! Я предлагаю вам эти деньги от всего сердца; притом сам не знаю почему, но мне кажется, что вы как будто принадлежите к моему семейству…

Этот слишком ясный намек на возможность брака Эмроды и Рауля заставил забиться сердце молодого человека. Он опять схватил руку Бенуа и пожал ее.

– По всей вероятности, – продолжал Бенуа, – завтра утром я увижу майора, около полудня заеду к вам, и если у вас не будет других планов, вы поедете со мной повидаться с моей племянницей, которая будет очень рада вас видеть…

– Вы думаете? – спросил Рауль с восторгом.

– Я хочу доставить ей самой удовольствие сказать вам об этом…

Этими словами окончился разговор. Бенуа и Рауль отправились на бульвар. Там Бенуа простился с кавалером, который остановил портшез и велел отнести себя в гостиницу «Золотое Руно».

Верный данному приказанию, Жак не оставлял своего поста. Он сидел на чемодане, в котором заключалось все состояние его господина, и держал в обеих руках по пистолету, готовый выстрелить в каждого, кто захотел бы войти насильно в комнату, вверенную его охране.

– Все ли благополучно? – спросил Рауль.

– Все, кавалер.

– Никто не приходил?

– Никто.

– Хорошо. Ступай, мой милый, ты уже мне не нужен.

Жак не заставил повторить этих слов, которые снимали с него тяжелую ответственность и возвращали ему право спать спокойно. Рауль остался один. Он осмотрел пистолеты, положил их на стол возле своей кровати, лег, погасил свечу и заснул почти в ту же минуту глубоким, благодетельным сном. Самые приятные сны, сны любви и счастья, снились ему на этот раз.

Сначала Раулю казалось, будто маленькая и узкая комната, в которой он находился, превратилась вдруг в веселый сад, настоящий оазис зелени, напитанной благоуханием цветов; сладостное пение птиц делало из этого сада как бы жилище Гармонии. Только – странное дело! – в самой середине его, на мраморном пьедестале, вместо статуи стоял черный кожаный чемодан, в котором находилось сорок тысяч ливров. Среди чудес веселой природы чемодан этот производил странный эффект. Но вдруг с ним произошло неожиданное превращение. Черная кожа превратилась в белый мрамор. Чемодан принял форму раковины. Послышался шелест, похожий на журчание воды, и из раковины брызнул шумный ключ, превратившийся сначала в ручей, а потом в реку. Этот новый Пактол катил свои волны из чистого золота, потому что каждая капля воды, вытекавшая из фонтана, тотчас же превращалась в луидор. Де ла Транблэ с радостным изумлением присутствовал при этом неожиданном зрелище, как вдруг нежная, почти небесная музыка раздалась в воздухе, между тем, как гармонический голос пел строфы, которые можно было бы передать таким образом:

«Наяда золотой реки явится в этих местах! Слава ей! Птицы, пойте самые сладостные ваши песни; цветы, разливайте ваше сладостнейшее благоухание! Вот наяда золотой реки!..»

Наяда наконец показалась. Она была прекрасна своей молодостью, прекрасна своими божественными прелестями, прекрасна в особенности своим нарядом, который присвоили себе богини из кокетства. Рауль вскрикнул от изумления и восторга. Он узнал Эмроду.