Идущие на смерть приветствуют тебя

Тело Хелидона, уже омытое слугами, покоилось на деревянном столе. Вокруг, ожидая бесславного захоронения, грудой лежали десятки трупов, помеченных каленым железом: тела метили, дабы предотвратить возможные побеги — вдруг какой-нибудь подлец задумает сбежать, притворившись покойником. Почувствовав тошноту, Публий Аврелий отвел взгляд.

Легкое покашливание обозначило появление врача Хрисиппа. Тонкие губы под едва обозначенными усиками скривились в самодовольной усмешке, выражавшей превосходство.

— Какова причина смерти? — сразу переходя к главному, спросил сенатор спесивого хирурга, обращаясь к нему тем не менее уважительно.

Но высокомерие врача, который всем своим видом выражал типичное для эллинов чувство превосходства над другими, не облегчало ему задачу.

— Как всем известно, благородный Стаций, в теле человека существуют четыре основные жидкости, которые должны находиться во взаимном равновесии, — с важностью заговорил чванливый медик, — кровь, желчь, лимфа…

— И флегма, [22] — завершил сенатор. — Может быть, тебе показался странным мой вопрос, но я хочу услышать точный ответ, а не лекцию по анатомии.

Хрисиппу не удалось скрыть недовольства. Этот аристократ в тоге с латиклавией, очевидно, воображает, будто разбирается в медицине! Вот бы ответить ему как следует, показать, что он ничего не понимает, но сенатор — поверенный Цезаря, и именно Цезарь оплачивал его, Хрисиппа, счета.

— Я осмотрел труп, — начал Хрисипп, стараясь успокоиться. — Мне не хотелось бы огорчать тебя, но я не нашел ничего особенного, кроме крохотной ранки на шее и ссадин на руках, которые Хелидон мог получить при падении. Может быть, какая-нибудь инородная жидкость проникла в его тело, нарушив равновесие…

— Говори яснее! — с нетерпением потребовал Аврелий. — Намекаешь на яд?

— Это лишь умозаключение… — проговорил врач, словно защищаясь. — За неимением никаких других следов…

— Короче, не знаешь! — вспылил патриций.

— Не знаю, — холодно ответил Хрисипп и замолчал.

Сенатор поразмыслил: императорская школа гладиаторов располагала лучшими врачами, и все же не всегда следует доверять им. Напротив…

— Хрисипп, сколько мне лет, по-твоему? — неожиданно спросил он.

Грек скривил губы, подошел к Аврелию и, оттянув ему веко, осмотрел глаз.

— Неупорядоченный образ жизни, обилие вина, жирная пища, масса женщин, множество дурных привычек, — диагностировал он опытным глазом. — Все, однако, компенсируется железным здоровьем и постоянными физическими упражнениями… Около сорока, сказал бы я, хотя ты и стараешься выглядеть моложе, — заключил он. — Пожалуй, и удалось бы, если бы поосторожнее обращался с печенью.

Патриций что-то пробурчал, явно недовольный тем, что его возраст столь очевиден. Хрисипп знает свое дело, можно не сомневаться. Выходит, если заносчивый грек не лгал, речь шла о яде… И все же Хелидон в начале боя с Квадратом находился в отличной форме. Как же мог яд вызвать такое моментальное действие и в столь нужный момент, причем явно спустя несколько часов после приема?

Все еще обдумывая эту загадку, Публий Аврелий вернулся к своей свите, ожидавшей во дворе.

— Начинаем расследование немедленно, — объявил он. — До обеда еще есть время.

— Ауфидий приготовил для нас какие-то особые кушанья, — сообщил Сервилий, любитель поесть.

— Напрасно. Я хочу разделить обед с гладиаторами, — разочаровал его Аврелий. — Чтобы узнать характер человека, нет ничего лучше, чем посмотреть, как он ест, — уточнил он.

— Боги, накормите меня! — простонал Тит, хватаясь за желудок. — Спасите!

Ни для кого не было секретом, что диета гладиаторов, хоть и питательная, вкус отнюдь не услаждала.

— Ланиста будет огорчен, хозяин, если не окажешь честь его угощению, — вмешался Кастор. — Позволю себе дать совет. Пусть хотя бы Сервилий воспользуется его приглашением, зато тебе в обеденном зале будет спокойнее, сможешь свободно изучать психологию мирмиллонов. [23]

Сервилий взволнованно и благодарно посмотрел на Кастора. Сегодня же вечером александрийца ожидает новая туника, подумал Аврелий, располагаясь в небольшой комнате, которую Ауфидий тотчас предоставил в его распоряжение для разговора с ретиариями.

Из всех атлетов ретиарии, несомненно, лучше всех знали жертву. И можно было даже допустить, что они дружили с Хелидоном, потому что никогда не сражались с ним, а дружба с теми, с кем предстояло биться насмерть, была, разумеется, исключена.

— Пусть войдет первый, — приказал сенатор и увидел в дверях сурового, но осторожного человека, упрямо не поднимавшего глаз. Чтобы он почувствовал себя свободнее, патриций предложил ему кубок вина, которое пил сам.

— Спасибо, нет, — покачал головой гладиатор. — Я пью только поску. [24] Вино туманит мозг и замедляет реакцию.

Аврелий восхитился железной волей гладиатора. Поска, конечно, утоляла жажду, но была совсем невкусной.

— Как зовут тебя, ретиарий?

— Гелиодор, сенатор.

Отвечает однозначно, отметил про себя Аврелий, и не открывается, словно в сражении на арене…

— Согласен, Гелиодор, я конечно же не стану вредить твоей физической форме. А теперь скажи мне, как ты стал гладиатором?

— Я родился в Гербите, [25] на Сицилии, в горах, недалеко от Этны, — заговорил гладиатор, — в очень бедной семье. Еще с детства я хорошо дрался, поэтому и решил рискнуть. Записался в гладиаторы, и сейчас у меня хороший контракт. Останусь жив — вернусь на свой остров сказочно богатым.

— Вижу, ты умеешь говорить ясно и просто, — с удовольствием отметил сенатор. — А много ли таких, как ты, приезжает из провинции в надежде заработать деньги на боях гладиаторов?

— Много, — признался Гелиодор. — Например, со мной сюда приехало шестеро, теперь остался только я. Другие быстро сгорели. В этом ремесле, чтобы не встретиться со смертью, нужно обладать большим хладнокровием.

— Что скажешь о Хелидоне?

— В бою он был неотразим, по сути, непобедим. Никто не умел так владеть сетью и трезубцем. Однако он не смог бы долгие годы оставаться на арене. Одной ловкости здесь недостаточно, я уже говорил. Он был слишком уверен в себе, и рано или поздно его кто-нибудь прикончил бы. Так или иначе, теперь одним конкурентом меньше…

— Ты видел, как он упал на землю?

— Нет. Я только что закончил бой, а всякий раз, когда возвращаюсь с арены, хочется побыть одному, успокоиться. Кроме того, меня не интересуют чужие дела. У меня своя забота — постараться выжить. А это, знаешь ли, нелегко.

— Спасибо за помощь, Гелиодор. Пока что все.

Аврелий вздохнул: если и другие атлеты окажутся столь же разговорчивыми, как этот сицилиец, рассчитывать будет не на что.

— Следующий! — позвал патриций и увидел перед собой невысокого коренастого человека, скорее широкого, чем высокого, с толстыми губами и огромными усами.

— Как зовут?

— Геракл! — прогремело в ответ с сильным варварским акцентом.

— Говоришь по-латыни? — усомнился патриций.

— Мне не нужен латынь: я есть сила, я есть сармат, я есть гладиатор.

— Ты знал Хелидона?

— Хелидон — есть сила, очень большой сила. Теперь Хелидон нет, и я есть самый сильный.

— Где ты находился, когда он упал на землю?

— А? — наморщил лоб Геракл.

— Известно ли тебе, что… — начал было сенатор.

— А? — повторил сармат, явно с трудом понимая римскую латынь.

Публий Аврелий жестом отпустил его. От подобных разговоров определенно мало толку.

Когда Геракл ушел, в дверях появился Кастор, а за ним привлекательный стройный юноша со светлыми локонами, явно привыкшими к рукам хорошего парикмахера.

— Ave, [26] сенатор Стаций! — приветствовал вновь пришедший, красиво выбросив вперед руку. — Меня зовут Галлик, и я к твоим услугам!