Печаль на двоих

— А Мириам долгие годы работала в Сент-Томас старшей медсестрой, и этой должности она добилась своим трудолюбием. Вы можете узнать у нее, когда именно она там работала, но не исключено, что все они оказались в больнице в одно и то же время.

Пенроуз захлопнул блокнот и поднялся.

— Благодарю вас, мисс Бэннерман, вы нам необычайно помогли. Либо мне, либо моим сотрудникам придется поговорить с членами клуба, знавшими мисс Бейкер, и кое с кем из вашего персонала, в частности с мисс Тимпсон и мисс Питерс. Мы будем, насколько возможно, тактичны.

— Спасибо, инспектор, — это для нас существенно. Я уверена, вы знаете, что Мотли переезжают на несколько дней в наш клуб, чтобы подготовиться к гала-представлению?

Пенроуз кивнул:

— Я знал, что они собирались просить вашего разрешения.

— Так оно и произошло, но когда Леттис обратилась ко мне с этой просьбой, я не знала, в чем была ее причина — Леттис сказала, что объяснит мне это позже. Учитывая происшедшее, я особенно рада помочь сестрам Мотли. Продолжать готовиться к представлению — с их стороны необычайное благородство. Я полагаю, вы не возражаете против переезда Мотли?

— Ничуть.

— Отлично. А я позабочусь о том, чтобы вам и вашим сотрудникам, насколько возможно, помогли с расследованием.

Беседа с Селией Бэннерман была не из легких, но Пенроуз узнал из нее предостаточно и остался ею весьма доволен. Эта встреча заняла больше времени, чем он рассчитывал, и когда Пенроуз спустился в вестибюль, его уже ждал Фоллоуфилд. Сержант выслушал рассказ инспектора, не вставив ни одного замечания, но по его виду можно было догадаться: информация Бэннерман произвела на него не меньшее впечатление, чем на самого Арчи.

— Едем назад в Канаву, сэр?

— Нам, конечно, надо снова немедленно поговорить с Марией Бейкер, но на сей раз я хочу это сделать в более формальной обстановке. Она, похоже, из тех, кого не так-то просто смутить, однако беседа в полицейском участке может оказаться нам с руки. Пожалуй, оторви Уодинэма и Мерифилда от телефонных звонков и пошли за ней на Кэмпбелл-роуд. И ради Бога, попроси их вести себя с ней поделикатнее — женщина только что потеряла дочь и мужа, и мы не знаем, имела ли она к этому какое-то отношение или нет. Арестовывать ее не надо — по крайней мере пока. Нам просто нужно получить ответы на некоторые вопросы. А сейчас мне еще надо кое-кого порасспросить здесь, в клубе. Леди Эшби уже пришла в себя?

— Да, сэр. Я с ней уже побеседовал, и она, похоже, по-настоящему потрясена смертью Марджори; потрясена и расстроена. Она подтвердила все, что вам рассказала о вчерашнем вечере миссис Ридер, и даже добавила, что пригласила девушку в ресторан. И еще: водку в студию принесла она. Леди Эшби все это рассказала мне довольно откровенно, без всякого моего нажима.

— Но не слишком откровенно? Вы ей верите?

— Да, сэр. Насколько я понимаю, она говорит то, что думает, и делает то, что хочет. Вы ведь знаете этих аристократов. Правда, она большая любительница выпить — этим и объясняется то, на что мы с вами натолкнулись.

— Возможно, — ответил Пенроуз, а про себя подумал: соблазн закатить пощечину Селии Бэннерман, вероятно, силен независимо оттого, трезв ты или пьян. — А как насчет ее алиби?

— Мисс Эшби была в клубе «Хэм Боун». Я проверил: и хозяин, и бармен подтвердили, что она провела там весь вечер и ушла далеко за полночь. Мисс Эшби дала мне также имена нескольких своих приятельниц, с которыми находилась в клубе, на случай если мы захотим еще тщательнее проверить ее алиби.

— Замечательно. Однако если леди Эшби там завсегдатай, все эти люди не задумываясь подтвердят все, что угодно. Она еще здесь?

— Да, сэр, в баре. И если вам нужно место поуединенней, тут рядом есть комната, где можно спокойно поговорить.

— В баре тоже годится. Я хочу, чтобы она от нашей беседы получила удовольствие. Что-нибудь еще?

— Люси Питерс здесь нет. Она ушла с работы вскоре после часу дня, и с тех пор ее никто больше не видел. А Сильвия Тимпсон по субботам не работает.

— Да, я слышал. Попробуем найти ее дома.

— Мэри Сайз сейчас по делам в тюрьме, и я договорился, что вы встретитесь в половине четвертого.

— Отлично. — Пенроуз посмотрел на часы. — А вы сказали ей, для чего я приеду?

— Да, и она приготовит для вас все документы. Мэри Сайз тоже расстроилась. Похоже, к Марджори везде хорошо относились, кроме ее собственного дома, верно?

Пенроуз кивнул, вспомнив выражение лица Ронни.

— Мисс Сайз, сэр, сразу же спросила меня о Люси Питерс. Она о ней беспокоится — похоже, Люси и Марджори были близкими подругами. Я попросил секретаршу, как только Люси появится, сразу нам сообщить.

— Правильно. Я попросил о том же Селию Бэннерман. Я поговорю с леди Эшби, а потом поеду в «Холлоуэй», а вы займитесь Тимпсон.

— А как насчет ее мужа?

— Не думаю, что он имеет к убийству какое-то отношение. Но я, пожалуй, не стал бы винить Тимпсон за то, что она не пользуется его фамилией.

Пенроуз нашел Джеральдин Эшби в компании бутылки коньяка.

— Так что, эта сволочь подает на меня в суд? — спросила она, завидев Пенроуза, который тут же уселся напротив.

— Если вы имеете в виду мисс Бэннерман, то я забыл предоставить ей такую возможность.

Он улыбнулся, а Джерри бросила на него удивленный взгляд.

— Господи Боже мой! В один день сразу два доброжелательных полицейских! В таком случае прощаю вам то, что вы помешали мне завершить начатое дело. Бэннерман легко отделалась, чего — насколько я слышала — не скажешь о Марджори.

Леди Эшби кивнула в сторону бутылки, но Пенроуз покачал головой:

— Благодарю вас, но не сейчас. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

— Сколько угодно. Как видите, я никуда не тороплюсь.

Женщина говорила спокойно и ровно, и по ее голосу он ни за чтобы не догадался, пьяна она или нет. Но приверженность к бутылке, о которой упомянул Фоллоуфилд, явственно отражалась в ее глазах и в том, как дрожали ее руки, когда она закуривала сигарету.

— Скажите, во время ваших встреч с Марджори в мастерской Мотли она рассказывала вам что-нибудь о своей семье?

— Нет, — сказала Джерри не раздумывая, но не успел Пенроуз разочароваться в ее ответе, как она добавила: — Марджори сама о ней ничего не знала.

— В каком смысле не знала?

— Не знала, и все тут. Когда мы только с ней познакомились, она сказала мне, что знает лишь своих родителей, братьев и сестер, и спросила меня: какое ощущение испытывает тот, кому известны многие поколения его предков? Я знаю, что Марджори в последнее время не очень-то ладила ни с отцом, ни с матерью, но она сказала мне, что даже прежде, когда была поменьше, родители ничего ей не рассказывали об остальных родственниках.

— Выходит, Марджори интересовалась историей своей семьи?

— Вернее, ее отсутствием. Она спросила меня, как ей разузнать побольше о ее родных. Но я сказала, что в этих вопросах не разбираюсь, так как если я хочу что-нибудь узнать о своих родных, мне достаточно подойти к стене и взглянуть на их портреты. И еще я сказала Марджори, что, может, ей лучше ничего о своей родне и не знать, а она мне ответила, что мне-то легко такое говорить, и, конечно, она была права. На самом деле Марджори была во многом права.

— В чем же, например?

— В том, что человек должен использовать в жизни каждый шанс и стоять на собственных ногах. Не думаю, что в ее намерения входило критиковать меня, но если посмотреть правде в глаза, то я действительно получаю от своих родных оскорбительно щедрое содержание и живу исключительно на него. Но Марджори просто говорила со мной честно и откровенно. Из-за этой откровенности ее, наверное, и убили?

— Вполне возможно. Но мы это выясним, и то, что вы сейчас рассказали, нам наверняка поможет.

— Поможет? Что ж, остается только за вас порадоваться, потому что мне все это не помогает. Знаете, иногда у меня такое ощущение, что каждый яркий цветок, не успев расцвести, будет обязательно раздавлен.