Неоновый мираж

Она выглядела великолепно, и в 1938 году я с ней однажды переспал. Да, в тот вечер мы с ней и этим занимались...

– Пегги, – промолвил я изумленно. – Пегги Хоган.

Ее рука, которую она по-мужски протянула мне для приветствия, была гладкой и теплой. А ее широкая улыбка с ямочками на слегка полных щеках была по-прежнему очаровательна. Эта улыбка была одной из ее «изюминок».

– Ты по-прежнему частный сыщик, – сказала она.

– А ты по-прежнему милашка, – ответил я.

– Ты говорил мне, чтобы я не ложилась в постель с незнакомыми мужчинами.

– Правда, я сказал тебе об этом слишком поздно, когда уже наступило утро.

Она, продолжая улыбаться, предложила мне стул. Я подвинул его к себе и сел. Пегги расположилась рядом, за письменным столом.

– Я была взбалмошным, сумасбродным ребенком, – сказала она, словно повторяя слова своего дяди.

– Я помню.

– У меня было не так много подобных знакомств. Ты был один из числа избранных.

– Я польщен. Для меня это честь и еще – приятные воспоминания.

Я чувствовал некоторую неловкость. Я невольно вспомнил о событиях того далекого дня, когда оказался с ней в одной постели, а затем прочел лекцию о примерном поведении и отправил домой.

Я встретился с ней на одной из вечеринок, состоявшейся на пятом этаже отеля «Шератон». Я пришел туда вместе со своим приятелем, боксером Барни Россом, с которым мы выросли а Вест-Сайде, и еще несколькими нашими знакомыми – спортсменами. Вечеринку устроил Джо Эпстейн, который владел крупнейшей букмекерской фирмой в Чикаго, принимавшей ставки на бегах. Эпстейн был толстеньким, внешне тихим и неприметным коротышкой лет тридцати, в очках в роговой оправе и с намечавшейся лысиной. Это был большой любитель ночной жизни, и в дни, когда он не посещал ночные клубы, он устраивал у себя «крутые» вечеринки. У Эпстейна была подружка, она появилась в Чикаго в 1933 году, когда в городе проводилась Всемирная торговая ярмарка. Она выступала там в качестве танцовщицы, исполняя «смелые» номера в полуобнаженном виде – девушка из Алабамы со своеобразным, мелодичным произношением, каштанового цвета волосами, пухлыми формами и полными губами. Ее звали Вирджиния Хилли, и она производила впечатление искушенной в жизни женщины. С широкой улыбкой она встречала у порога гостей Джо, предоставляя им возможность созерцать свою наполовину обнаженную грудь. Впрочем, ее черное облегающее платье почти не оставляло простора для мужской фантазии.

– Ты – Нат Геллер, не так ли? – сказала Вирджиния, беря меня за руку. – Давай подгребай поближе к тёлкам.

– Удивительно, что ты помнишь меня.

– Не притворяйся дурачком, – сказала она, улыбаясь во весь рот. – Ты отлавливал карманных воров на ярмарке.

– Ты собирала толпы народа, – сказал я, пожав плечами, – а это, в свою очередь, привлекало карманников.

Она провела меня в апартаменты, выдержанные в модерновом стиле; всю обстановку составляли диваны без подлокотников и легкие простые стулья. На них расположились симпатичные девицы примерно двадцатилетнего возраста в укороченных платьях. Они потягивали виски с содовой, ожидая гостей мужского пола. В углу надрывался патефон; кажется, это была пластинка с записями Поля Уайтмана.

– Боюсь, что не смогу предложить тебе девчонку, которая смогла бы конкурировать с Салли Рэнд. – Она продолжала держать мою руку.

– Салли никогда не была моей девушкой, – сказал я. – Мы просто приятели.

– А я слышала, что это не так, – ответила она, растягивая слова, отчего все сказанное ею приобретало какую-то скабрезность и двусмысленность.

– Последний раз, когда я тебя видел, Джинни, ты была официанткой в «Джо Плэйс».

Это заведение не имело никакого отношения к Джо Эпстейну. Все официантки, работавшие там, были смазливы как на подбор, и носили короткие юбки и блузки с у-образным вырезом. Многие мужчины заходили туда пообедать.

– Именно там Эппи встретил меня, – сказала она с самодовольной улыбкой, наконец отпустив мою руку.

– Я слышал, – сказал я, кивнув, словно отдавая должное этому ее последнему приобретению.

– Эппи чудесный парень, настоящий гений, – добавила она.

– Где он достал этих девочек? Они выглядят слишком юными и свежими для путан.

Барни с приятелями вовсю веселились с девицами; дурачились, громко хохотали, пили вино, танцевали.

– Любительницы, знающие кое в чем толк, – объяснила она, ведя меня к расположенному тут же бару, за стойкой которого стоял чернокожий бармен в красном жилете. – Девочки для вечеринок.

– Ты хочешь сказать, секретарши и студентки бизнес-колледжа?

Она кивнула.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Ром, пожалуйста, – сказал я.

– Со льдом?

– Нет, только ром.

– Ром, – сказала она бармену, улыбаясь, и тот подал мне полный бокал.

– Словом, девочки, которые хотят хорошо провести время? – спросил я.

– Некоторые из них могут попросить немного денег, если ты, в свою очередь, захочешь что-нибудь попросить у них.

– Они выглядят слишком юными для меня. Сама знаешь, есть развлечения, за которые можно отправиться за решетку.

Она пожала плечами.

– Большинство из этих девочек трудно чем-либо удивить. Все они подрабатывают на стороне фотомоделями.

– Да?

– Да. Для местных художников, оформляющих разного рода календари. Один мой друг знаком с владельцами рекламной фирмы.

– Которая распространяет все эти календари?

– Точно. Некоторые из ее постоянных художников находятся в Чикаго, и я подбираю для них подходящие модели.

– Эти юные красотки как будто сошли с обложек рекламных проспектов, могу подтвердить.

– Видишь кого-нибудь, с кем хотел бы познакомиться?

– Думаю, да.

И эту девушку звали Пегги Хоган. Она была немного пьяна в тот момент, когда нас представили, но от этого не менее привлекательна. Она стала рассказывать мне о своем желании стать актрисой, несмотря на то, что ее семья хочет, чтобы она пошла в бизнес-колледж, и я слушал. Я сам был достаточно пьян, когда мы добрели до отеля «Мориссон», где я снимал номер. Впоследствии я не раз с удовольствием вспоминал об этом эпизоде, запахе ее духов, напоминавшем запах роз. Но тогда, на следующее утро, я чувствовал себя разбитым, виноватым и выплеснул свое раздражение на нее.

– Тебе должно быть стыдно за себя, – сказал я ей. Она сидела на кровати среди разбросанной одежды, с расплывшейся косметикой; ее пронзительные голубые глаза уныло глядели на меня.

– У меня был сообщник, – сказала она, надув губы.

– А я и не говорю, что горжусь собой, – сказал я. Я стоял перед ней, словно Христос в белых одеждах. – Ты хорошая девочка. Тебе не следует спать с незнакомыми мужчинами. Ты где, кстати, живешь?

– В Инглвуде.

– Хороший, комфортабельный район, ирландский квартал. Твой отец имеет свое дело? Она кивнула.

– И он хочет, чтобы ты училась в бизнес-колледже. Значит, ты закончила среднюю школу.

Она вновь кивнула:

– С отличием.

– Прекрасно. Ты привлекательная девочка, поэтому, наверное, посещаешь вечеринки каждый день вместо того, чтобы ходить на подготовительные курсы. Тебе должно быть стыдно.

Она вздохнула.

– Эта жизнь не для тебя. Этот парень, Эпстейн, прожженный букмекер.

– А я думала, что он бухгалтер, – простодушно ответила она.

– Он и есть бухгалтер. Насколько я знаю, он подрабатывает – выполняет заказы шайки Капоне, помогая Джейку Гузику вести бухгалтерские книги. Словом, помогает им избежать суда за уклонение от уплаты налогов.

Она слегка улыбнулась:

– Я встречала раньше Аль Капоне.

Это было невозможно. Капоне был посажен в тюрьму в 1932 году. Ей же сейчас было около девятнадцати.

– Мы посещали одну и ту же церковь, – объяснила она. – Я много раз видела его жену, и один из его телохранителей даже назначил мне свидание.

– Великолепно! Тебя что, привлекает подобная жизнь? Кстати, ты хоть знаешь, как меня зовут?

Она напрягла свою память, потом произнесла: