Что остается от небес

Датируемая англо-саксонской эпохой крипта оказалась обширнее, чем ожидал Девлин, с расположенными по обе стороны открытыми нишами. Однако углубления выглядели странно темными. Быстро приспособившись к сумраку подземелья, Себастьян рассмотрел, что ниши кажутся темнее из-за стоявших в них гробов – сотен и сотен деревянных ящиков, частью крашеных, частью некрашеных, но в большинстве своем обтянутых разлезшейся шерстяной тканью или обитых истлевшим бархатом. Куда не повернись, глаз видел гробы, сложенные в штабеля от пола до потолка, занавешенные полотнищами из паутины.

– Милостивый Боже, – шепотом произнес виконт.

– Епископа нашли в конце подземелья, – подрагивающим голосом объяснил Лавджой, шагая между нагромождениями домовин.

В более старой части крипты трухлые доски нижних гробов начали перекашиваться и рассыпаться под весом верхних, выставляя на обозрение свое содержимое. Себастьян заметил кое-где голые кости, покрытые странными коричневыми пятнами. Однако большинство тел оставались до жути целыми, со сморщенной и потемневшей, но неповрежденной кожей. Из мрачных углублений склепа ярко белели погребальные саваны.

– Вот, – нетвердой рукой магистрат поднял фонарь повыше. – Здесь, за этой последней колонной, и обнаружили Прескотта. Я уже отправил оба тела на вскрытие, но все остальное осталось, как было.

– А кому отправили? – уставился Себастьян на длинное, ржавое пятно крови, впитавшейся в выщербленные известняковые плиты.

– Доктору Гибсону.

Девлин удовлетворенно кивнул. Пол Гибсон, бывший военный врач, потерявший ногу при артиллерийском обстреле на войне с французами, теперь практиковал в небольшом хирургическом кабинете на Тауэр-Хилл. Никто в Лондоне не знал больше о человеческом организме и смерти, чем этот хирург-ирландец.

– Как только вернусь в Лондон, съезжу к нему.

– К счастью, местный магистрат оказался достаточно сообразительным, чтобы ничего здесь не трогать, – заметил Лавджой. – По-видимому, он только взглянул, выставил у входа на лестницу охрану и послал на Боу-стрит.

Себастьян присел на корточки, разглядывая пятно на камне. Похоже, крови было много. Но, с другой стороны, так и должно быть, если епископу проломили череп. Виконт по опыту знал, что раны головы обильно кровоточат.

Подняв глаза, Девлин осмотрел каменное основание ближайшей колонны.

– Возможно ли, что Прескотт потерял сознание и упал, разбив голову?

Сэр Генри отрицательно покачал головой.

– Рядом с телом мы нашли ломик, возможно, принадлежавший рабочим, – и весь в крови. Я отправил его Гибсону вместе с трупом для сравнения травмы. Не сомневаюсь, что доктор признает именно его орудием убийства.

Виконт перевел взгляд на каменные плиты рядом, где виднелось большое, размером с человека коричневатое пятно.

– А здесь находился другой труп?

Магистрат издал странный, сдавленный звук.

– Верно. Он, должно быть, лежал в тени колонны, когда склеп замуровывали. Тело, вероятно, даже не увидели. Отец Эрншоу заметил епископа единственно потому, что тот принес с собой фонарь. Зажженная лампа стояла на полу рядом с убитым.

Девлин покосился на нагромождение затянутых паутиной гробов в ближайшей нише. Доски одного из них раздались, открывая взору ужасающее содержимое: иссохшую запрокинутую голову, разинутый в безмолвном и нескончаемом вопле рот. Но покойника пригвоздило к месту весом верхних домовин. Видя, как сдвинуты и разбиты некоторые гробы, Себастьян вначале подумал, что труп в бархатном камзоле просто выпал из одного из них и подкатился к колонне. Теперь он понимал, что такое вряд ли возможно. Кроме того, кто станет хоронить жертву убийства, не вытащив из тела нож?

– Есть соображения, кем может быть первая жертва? – поднялся на ноги виконт.

– Ни малейших. Буду удивлен, если мы вообще это узнаем.

Себастьян вгляделся в окружавшие их ниши, каждая из которых была заполнена рассыпающимися штабелями потрескавшихся ящиков и их вывалившимися внутренностями. Глаза виконта уже совершенно приспособились к мраку. В моменты вроде этого ему хотелось быть таким же незрячим в темноте, как и другие люди.

– Можно ли пробраться сюда другим путем?

– Есть еще одна лестница, некогда ведшая в апсиду, – мотнул головой Лавджой в другой конец крипты. – Поначалу ее перегородили только железной решеткой. А затем оба входа одновременно замуровали. В подземелье десятки лет никто не спускался.

Магистрат поежился, и мужчины по обоюдному согласию направились обратно к ступеням.

– Сэр Джеймс полагает, что епископ спугнул вора, – сообщил Лавджой. – Кто-то мог прослышать, что склеп открыт, и воспользовался возможностью проникнуть сюда и поискать на мертвецах украшения и всякие ценности.

– Думаю, это одно из объяснений.

Что-то в тоне спутника заставило магистрата остановиться у подножия лестницы и обернуться.

– Не считаете же вы на самом деле, что между жертвами существует какая-то связь? Как такое возможно? Через десятилетия?

Понятное дело, у Себастьяна не было объяснения, хотя ему не верилось, что два человека, убитые почти на одном и том же месте, никак не связаны друг с другом – даже если эти убийства разделены десятилетиями.

– Действительно, маловероятно, – согласился он.

Лавджой начал подниматься по ступеням. Свет фонаря задрожал на древних выбеленных стенах лестничного марша, а склеп снова погрузился во тьму.

– Другая версия: неизвестный злоумышленник мог следить за епископом. Злодей воспользовался тем, что его преосвященство спустился в крипту в одиночку, и разделался с ним.

– Вы знаете, что Прескотт являлся серьезным претендентом на пост архиепископа Кентерберийского? – спросил Себастьян, следуя за другом.

Достигнув верха лестницы, магистрат пролез сквозь пролом в стене.

– Да, архиепископ упомянул об этом. Хотя у меня сложилось впечатление, что он склонен согласиться с мнением сэра Джеймса: епископ пал жертвой спугнутого вора.

Виконт выбрался следом за Лавджоем из зловонной промозглости склепа на свежее, целебное тепло солнечного июльского дня.

– Подозреваю, его высокопреосвященство просто проявил дипломатичность.

– Почему вы так думаете? – задул лампу магистрат.

Себастьян глянул вниз с холма на разросшийся за счет пристроек дом приходского священника под сланцевой черепицей, на заднем крыльце которого стояла, наблюдая за церковью, пожилая матрона в накрахмаленном белом чепце и закрытом черном бомбазиновом платье.

– Если архиепископ искренне убежден, что епископ Лондонский убит обычным вором, зачем тогда обращаться ко мне? 

ГЛАВА 5

В то время как Лавджой принялся собирать группу констеблей для более тщательного осмотра склепа, Себастьян спустился к дому священника поинтересоваться, как себя чувствует преподобный Малькольм Эрншоу.

– Он по-прежнему в постели, – ответила матрона в бомбазиновом платье, оказавшаяся женой пастора. Ее продолговатое лицо с острыми чертами было столь же простым и строгим, как и ее наряд. – Пережил такое страшное потрясение. Просто ужасное. Я позвала к мужу доктора Блиссина, и тот согласился, что его преподобию необходимо некоторое время побыть в покое, дабы избежать помутнения рассудка.

Не отступая ни на шаг, она одарила виконта твердой и бескомпромиссной улыбкой. Супруга пастора явно была из теста, замешанного покруче, нежели сам святой отец. Себастьяну ничего не оставалось, как признать поражение и удалиться.

Следующую остановку Девлин сделал в небольшом, но элегантном кирпичном особняке восемнадцатого века, стоявшем на краю деревни, возле мельничного ручья. Виконт нашел Дугласа Пайла, местного магистрата, позади дома, на псарне.

Это был типичный миддлсекский помещик, в костюме для верховой езды, толстый и в щеках, и в талии, с красноватым обветренным лицом и прищуренными серыми глазами человека, который проводит целые дни, заботясь о своих стадах и посевах или охотясь с собаками.