Тайна квартала Анфан-Руж

Виктор медленно перелистал тетрадь. На одной из страниц он прочел:

Шарль писал мелким почерком, буквы прыгали перед глазами Виктора. Он переждал мгновение, глубоко вздохнул.

— Этот «посланник» следовал за вами повсюду, словно тень, — заметила Габриэль, заглядывая в тетрадь через плечо Виктора, — он ездил на велосипеде.

— Теперь я припоминаю… Пару раз я видел его… Но велосипедов сейчас так много, я и сам подумываю купить себе. Вы правы, я был недостаточно внимателен.

— А Шарль был умным и ловким человеком.

— Неужели вы не заметили в его поведении ничего подозрительного?

— Он, несомненно, был одержим, но умел хранить самообладание. Кроме того, отклонения в психике есть у всех без исключения. Случай с Шарлем Дорселем показал, насколько пагубным может быть влияние религиозных фанатиков. Что ж, месье Легри, теперь мы все знаем. И я хотела бы обо всем этом как можно скорее забыть. — Габриэль поправила прическу, взглянула на Виктора и мягко улыбнулась. — Поэтому, дорогой месье Легри, я думаю, инспектору незачем знать подоплеку этой истории. Пусть лучше вы, я, Алексис и ваши друзья останемся единственными хранителями тайны.

— Я тоже так считаю. Боюсь, мне немного нездоровится. Я бы вернулся домой и прилег.

— В добрый час. Вы поступаете весьма благоразумно.

Она проводила его до двери.

В вестибюле Виктора настиг Фортунат де Виньоль.

— Мошенник… я вас узнал. Это вы присылали мне изображения крутобедрых красоток. Принесли еще?

— Нет, я случайно оказался…

— Ах, у вас было свидание с коварной Габриэль. Будьте осторожны, она не перед чем не остановится! Даже перед отцеубийством!

— Ошибаетесь, ваша дочь никогда бы…

— Она считает меня безумцем, но это не так. Ее врач подсунул мне наркотик, чтобы я все забыл, но я настаиваю, это она пыталась меня убить.

— Убийцей оказался Шарль Дорсель, — спокойно произнес Виктор.

Его слова привели Фортуната в негодование.

— Шарль?! Вы обвиняете малыша Шарля? Единственного во всем этом проклятом семействе, кто всегда меня защищал? Изыди, приспешник дьявола! Ты прикинулся фотографом, чтобы втереться мне в доверие, но наступит день, когда ты за все заплатишь, мерзкий Жак де Моле! Уходи и не смей возвращаться, я дорого продам свою жизнь!

И старик, поспешно вернувшись в комнату, захлопнул за собой дверь. Виктор вздохнул. Возможно, добровольное затворничество убережет его от психиатрической клиники. Виктор решил при первой возможности прислать ему еще жизнеутверждающих и пикантных картинок.

Фортунат де Виньоль, стоя за занавеской, с горечью наблюдал, как идет к воротам его поставщик нимф и гурий. Через двор пробежал черный кот. Испуганный старик, решив, что это сам дьявол явился ему в одном из своих обличий, упал на колени перед изображением Людовика XVI и принялся бормотать заклинания.

Виктор вернулся к себе и увидев, что Таша нет дома, вздохнул с облегчением: она не узнает о его побеге. Не успел он улечься в постель, как услышал тяжелые шаги, и на пороге появилась Эфросинья с плетеной корзиной, в которой лежали метелки для пыли и прочие приспособления для уборки.

— Добрый день, месье Легри. Вы, можно сказать, стояли на пороге чистилища, а мы вынуждены прозябать…

— Откуда у вас вдруг такой оптимизм? — с иронией поинтересовался Виктор.

— А как вы думали: не щадя сил воспитываешь сына двадцать два года, а теперь его вот-вот потеряешь!

— Неужели Жожо так плохо? — испугался Виктор.

— Он в добром здравии, если вы это имеете в виду. Конечно, на него сильно подействовало то, что он болтался на вершине колонны, прямо у ног Гения свободы, да еще тот тип упал и разбился насмерть у него на глазах… Но дело не в этом: вчера вечером месье Мори согласился на брак Жозефа и вашей сестры. Еще бы, ведь он обязан моему сыну жизнью, — произнесла Эфросинья с похоронным видом.

Виктор подскочил в кровати, забыв о ране, и вскрикнул от боли.

— Жозеф и Айрис поженятся?!

— Обручатся. В следующем году, сразу после дня рождения моего сына, то есть после четырнадцатого февраля. А свадьбу сыграют еще через полгода.

— Не могу сказать, что я одобряю решение месье Мори. Но вы правы, если бы не Жозеф, Кэндзи мог погибнуть. Но я вас не понимаю: если до обручения еще пятнадцать месяцев, значит, вы не так уж скоро расстанетесь с сыном. Да и после будете видеться каждый день.

— Месье Легри, меня другое заботит! Я ведь мечтала, чтобы он женился на француженке!

— Ну и дела, — удивился Виктор, — а что, Айрис, по-вашему, не француженка?

— Я против нее ничего не имею. Она хорошенькая, с образованием и все такое. Но коли у них пойдут дети…

— Они могут получиться несколько узкоглазы. Зато акцент у них будет самый что ни на есть французский. Вы ведь сами из Шаранты, ведь так?

— Точно, месье Легри. Вся моя семья из Ангулема.

— А вы знаете, что графство Ангумуа присоединили к французской короне только во время правления Филиппа Красивого, потом оно отошло Англии, потом Франция вернула его себе, а Франциск Первый отдал в удел своей матери, Луизе Савойской. Эти земли перебрасывали, словно мяч, из рук в руки! Так что вам не стоит презирать мою сестру из-за ее происхождения.

— Я никого не презираю, что вы! Дело в другом…

И Эфросинья внезапно расплакалась.

— Ну-ну, успокойтесь, — проворчал порядком уставший Виктор.

Эфросинья вытерла слёзы и громко высморкалась.

— Понимаете, отец Жозефа… был женат, когда мы полюбили друг друга. Потом его жена заболела, и он поклялся мне, что если она умрет, женится на мне. Но сам умер прежде нее. Хвала Всевышнему, он признал Жозефа и дал ему свою фамилию. На я-то так и осталась Курлак! — пробормотала Эфросинья, складывая огромный носовой платок.

Виктор подавил смех.

— Так вот что вас мучает? Вы не говорили об этом Жозефу?

— Как я могла?! Он бы стал меня презирать.