Жизнь в стиле С (СИ)

— Что же мешки в правду мечены были?

— А как же. Мы теперь по науке работаем, не как прежде. Одно плохо, — Уточкин тяжко вздохнул.

— Что же? — сделал Петр наивное лицо.

— Не удалось задержать любовницу кондитера и подружку Храпина. А хотелось бы. Наверняка, барышни причастны. Одна отвлекла Пушкаря, чтобы сообщница смогла в нужный момент открыть заднюю калитку. Другая прислала Хранину записку, в которой назначила свидание в гостинице. Он прождал ее три часа, а эта стерва так и не явилась.

— Ну, и дела, — изобразил удивление Петр. Ушлый пристав Уточкин так и не узнал, что Пушкаря и Храпина ублажала одна и та же особа. — Кстати, Фрол Григорьевич про человечка одного, не расскажите ли чего забавного?

— Какого еще человечка? — насторожился пристав.

— Лаубе Борис Михайлович. Чиновник по особым поручениям при городской управе, — доложил Петр.

Фрол Григорьевич посуровел:

— Тебе к чему?

— Да так, — Травкин в легкой задумчивости покрутил в руках сторублевую бумажку. Меньше предлагать разбогатевшему приставу не имело смысла.

— Столичная штучка. Здесь в командировке. Учит наших оболтусов вести учет политически неблагонадежных, — таясь, прошептал Уточкин. — Карточки вводит. Красные на эсеров, зеленые на анархистов и т. д.

— Понятно, — понимающе протянул Травкин. Увлечение брюнеточки рядовым чиновником обрело, наконец, должное объяснение.

…Империя вновь гудела от слухов. «Ведомости» напечатали новую статью анонима: «Хождение в террор. Покушение».

«К боевикам попал я случайно, — писал автор. — По рекомендации адвоката Рублева. Он — дурак? провокатор? — таскается повсюду, болтает разные глупости. Я «клюнул» на следующую фразу:

— Был на явочной квартире боевиков. Ничего интересного.

У меня оборвалось сердце: он был, а я — нет!

— Говори адрес!

И вот я у заветного порога. Если честно, волнуюсь, курю, думаю: может не лезть на рожон, не дразнить чертей?

Эх, пропади все пропадом. Догорела сигарета. С последним дымком испарилось благоразумие. В голове мысли в слова складываются, в будущий репортаж. В душе — азарт. Нервы напряжены.

Звоню в нужный номер. Жду. Дверь отворяет женщина. Невысокая. Некрасивая. В руках помятая тетрадь, на унылой физиономии — равнодушие.

Прохожу вглубь коридора. В приемной несколько человек. Дама роняет: ожидайте очереди и уходит. Я оглядываюсь. За круглым столом мрачный тип листает журнал. На диване двое тихо болтают. Конечно, же о героической гибели. У окна на стуле томится скукой барышня. Рядом студент в потертых брюках. Минут через двадцать из-за закрытой занавеской дверь, появляется щеголеватый господин и зовет: следующий.

С криком: я — пытаюсь обойти студента. Не тут-то было. Господин наводит порядок и мне приходится еще битый час провести в ожидании. Наконец, попадаю в вожделенную комнату. Действительно, ничего интересного. Скромный интерьер, усталое напряжение комиссии, дурацкая игра в вопросы и ответы.

— Что вам угодно, товарищ?

Я кратко излагаю: желаю служить делу революции, готов проявить себя в боевом деле, жизнь не пожалею ради свободы и народа.

Комиссия оживает. Я правильно сформулировал главную партийную установку.

— Фамилия, имя, отчество, вероисповедание, образование, сословие…

Вру напропалую, стараясь не попасться на мелочах.

— Мы наведем справки, — обещают мне и велят пока походить на занятия экономического кружка.

Через месяц вранье мое не раскрыто. Каждый раз, придя на занятия, я жду разоблачения и каждый раз убеждаюсь, что проникнуть в организацию и сделать в ней карьеру может любой прохиндей, вроде меня. Я стараюсь быть на виду, бросаю меткие реплики, демонстрирую преданность и время от времени напоминаю, что мечтаю о терроре. Мне отвечают уклончиво. Я настаиваю. Убеждаю. Грожу сменить партию.

— Мне все равно, под какими знаменами идти на смерть, главное покарать деспотию.

Смешно, но именно отсутствие политических взглядов решает мою судьбу. До того я выглядел «больно умным», не таким как следует быть боевику. Не в обиду сказано, в большинстве своем террористы — люди недалекие слабые и к насилию приходят из-за невозможности примириться с пресной суровой реальностью и не желанием преодолевать трудности бытия.

Но оставим отстраненные материи. Вернемся к моему героическому предприятию. Потолковав по душам, мне предлагают перейти на нелегальное положение и принять участие в покушении на господина О-ва. Я соглашаюсь немедленно, с энтузиазмом и вскоре оказываюсь в большом городе.

Слава богу, я не один. Иначе, бедный господин О-в был бы непременно убит. Под опекой же нашей группы мужик протянет до ста лет ибо то, чем мы занимаемся можно назвать по-всякому. Глупость и махровый дилетантизм подходит больше всего. Мне стыдно за беспросветную наивность моих товарищей. Мне противна наглая самоуверенность нашего Руководителя.

Мы — провинциалы, в большом городе впервые, потому путаемся в улицах и названиях, растерянно озираемся по сторонам, не знаем очевидных вещей. Где, например, проживает господин О-в? Что бы узнать это, по гениальной идее нашего Руководителя, мы, забравшись на городскую колокольню, расспрашиваем сторожа о местных достопримечательностях. Сторож старый, не очень трезвый, но и ему настойчивые вопросы о жизни и привычках высших сановников кажутся странными. Старик охотно бы промолчал, но боится. Нас трое, мы моложе, сильнее, на колокольне больше никого нет. С тяжким вздохом, будто нарушая военную присягу, дед указывает дом, в котором обитает О-в.

Не удивлюсь, если сразу после нашего разговора он побежит к полицейскому приставу докладывать о подозрительных личностях, собирающих столь важную информацию.

Итак, адрес у нас есть, теперь предстоит установить выезды О-ва. Новое указание Руководителя: двое боевиков становятся извозчиками, двое торговцами в разнос. То, что мы не умеем обращаться с лошадьми и торговать, руководителя не смущает, категоричным тоном он раздает указания и деньги.

Мой подельщик, Михаил, пытается по мере сил и возможностей выполнить революционную задачу. Он из небогатой разночинной семьи. Родился в губернском городе, год учился в университете, репортерствовал, репетиторствовал, был писарем. Романтик и трагик по натуре. Мечтает героически умереть. Лошадь для него даже не проза жизни, а скорее изнанка бытия. Однако ничего не попишешь. Надо! Миша познакомился на улице с извозчиком, наврал с три короба, попросил помощи. Дядя напару с приятелем «впарил» Мише полудохлую кобылу и развалюху-рыдван. За сто целковых.

Я не поленился, справился о ценах. Миша переплатил вдвое. Ладно денег у Руководителя достаточно. Но неужели извозчики, люди зависимые от полиции, не донесут, что некто, не имеющий малейшего представления об извозчичьем деле платит немереные деньжищи за клячу и рыдван, и собирается работать в городе, в котором совершенно не ориентируется?

Кстати, извозчики сдают специальный экзамен на знание города и тогда получают номера и разрешение. Мише и второму боевику — возчику, Алексею, документы купили. В дальнейшем это привело к множеству проблем. Пассажиры, недовольные тем, что их доставили не куда следует, писали жалобы, ругались, отказывались платить, затевали драки.

Но и это еще не все. Жить ребятам приходится на постоялом дворе. Грязь, смрад, пьянство, мат. Через неделю Миша — натура тонкая — перебрался на частную квартиру и нанял босяка смотреть за лошадью. Алексей, остался с народом, но знакомств ни с кем не свел, даже кушать ходит в дальний трактир.

У нас — лотошников тоже чудеса в решете. Я продаю сигареты. Мой напарник, Василий, сладости. К немалому удивлению нам никто не мешает. Прочие торговцы — просто сущие ангелы — охотно потеснились на доходной центральной улице. позабыв о конкуренции. Пристав тоже — душка — не тревожит нас ежедневными поборами. Так же как и местная шпана.

Наш Руководитель — мужчина видный, элегантный — изображает барина- англичанина. С единственной в группе женщиной, немолодой, вечно печальной Марией, он снимает квартиру у хозяйки в хорошем доме. Мария редко улыбается, большей частью молчит и, судя по выражению глаз, постоянно думает о скорой мученической кончине. И при этом рассказывает хозяйке и соседям, что живет на содержании, а прежде была певицей в варьете!