Письмо никому

— Всегда готов! Я знал, что Родина вспомнит обо мне, — произнес это пафосно, так, что даже в прямой речи чувствовалась большая буква «Р».

— Так что вы можете сказать про вашу соседку.

Старик заговорил часто и бестолково. Прервался лишь раз, когда его жена принесла чай. Он забрал поднос, сказал:

— Нам не мешать!

И поставив чай, закрыл дверь.

Начал, конечно, с соседки. Но всех подозрений хватило где-то минут на семь. Затем переключился на соседей снизу, сбоку, из соседнего подъезда. Просто случайных встречных. Старик на память не жаловался абсолютно.

Закончив перечислять людские прегрешения, переключился на вещи абстрактные.

И хлеб в булочной всегда твердый, и воды горячей неделю не было, и почтальон-мерзавец, наверное, обманывает, когда пенсию приносит. И все это, конечно, звенья одной цепи — хотят его со света сжить.

Оказывается, мы здоровы, ибо так мало знаем о болезнях, — не совсем в тему подумал Антон.

— А вы отчего не записываете, что я вам говорю? — встрепенулся старик.

Егор загадочно улыбнулся, прихлебывая чаек:

— Вы так думаете? Будьте уверены — каждое ваше слово будет проанализировано!

Пока старик говорил, чай в его чашке остыл.

— Какая еще от меня нужна помощь? — спросил он, когда выговорился.

— Видите ли… — уже печально улыбнулся Егор. — Мы с напарником здесь incognito. Где мы можем преклонить голову на ночь?

— Да хоть у меня и живите…

— Нет… Нельзя так близко находиться к объекту…

Место нашлось у приятеля старика-вохровца.

Егор был удивлен, что таковые вовсе имеются в природе.

Ожидали увидеть какого-то старика, схожего с вохровцем. Но не увидели никого — приятель взял ружьишко и отправился в лес, благо тот, действительно, начинался в конце улицы. Ключ, как и десять, двадцать лет назад оставил приятелю — мало ли, вдруг понадобится конспиративная квартира.

Утром следующего дня за завтраком Антон спросил:

— Как ты думаешь, сколько у нас времени?

— Думаю, что вечность, если, конечно, Геноссе все же стянул образец. Они нас потеряли на болотах и наверняка думают, что мы там и пробудем до Страшного Суда.

— И что будем делать? Ждать до Страшного Суда?

Утром Егор все же заявился в местное отделение связи. Купил бумаги, присел в уголочке. Подписал на адрес учительницы конверт. Вложил в него лист бумаги — на нем ровными столбцами шли латинские буквы и цифры. Затем договорился с почтальонами, чтоб письмо было проштамповано и попало в ящик адресата в тот же день.

До возвращения учительницы домой осмотрелись на месте, в подъезде.

Егор провел рукой там, где дверь стыкуется с лудкой.

— Дверь дрянь… Но замок подлый — дешевый, но эффективный. Дверь только выбивать, — он ткнул пальцем в район замочной скважины. — Если ударить вот сюда, большая вероятность, что рычаги сложатся и собачка уйдет в замок. Но не факт, что замок после этого будет работать, и не факт, что первой не выдержит дверь.

Затем провели остаток дня на крыше соседнего дома. Часа в три по полудню, учительница появилась во дворе, зашла в подъезд. Через свой монокль Егор видел как, появившись в своей квартире, она вскрыла письмо. Несколько минут читала…

— Ну же… — торопил ее Егор.

Он боялся, что женщина начнет пытаться разгадать эти цифры. С учетом того, что это был просто список совершенно случайных цифр, процесс мог и затянуться. А на крыше было все-таки прохладно. Но, вероятно, хозяйка устала, ей было не до того и, поразглядывав бумажку минуты три, она спрятала ее под ключ в серванте.

— Ах ты моя умничка… — подытожил Егор, убирая монокль. — Хорошо хоть не выбросила. Как презервативы… Они ей, определенно, без надобности…

…Насчет презервативов и всякой макулатуры в ящике она не врала. Что-то случалось где-то раз в неделю: бывало и газеты поджигали. Но шифровку она выделила из общего потока легко. Все же штемпель стоял не местный. Но, с иной стороны, что это меняло — ведь это мог сделать какой-то особо изобретательный ученик, уехавший на каникулы.

Потому бумажку с тайнописью она не выбросила, а поместила в секретер.

Второй причиной было то, что в любом человеке живет вера в сверхъестественное.

Третьей и основной же причиной было то…

А, впрочем, пока достаточно двух причин. Третью отложим на потом.

Когда спустились на улицу, Егор спросил:

— Скажи, а что за бумага на почтах у вас в Сырборске? На какой старик писал письмо?..

— Серая, писчая, самая дешевая… Какая еще может быть на почте бумага.

Егор достал свой бумажник. В Ветровальске удалось найти несколько банкоматов.

Пара даже работала, правда, слупила процент, по выражению Егора, «грабительский».

— Иди в канцелярский магазин. Купи такой бумаги. Если будет несколько видов — купи все. Тоже касается и ручек. Вероятно, старик пользовался той ручкой, которая была на почте, но возьми по одному образцу всех обычных масляных, гелевых, бобиковых… В смысле шариковых.

Антон пожал плечами:

— Продавец на меня косо посмотрит…

— Да мне плевать, как на тебя посмотрит продавец! Пусть это будет самой большой неприятностью в твоей жизни. Да, еще возьми скотча, и папку для бумаг. Можно тоже самую дешевую. Да, еще возьми скрепку.

— Что, одну?..

— А больше и не надо. Впрочем, гулять — так гулять. Бери упаковку. Только самую маленькую.

— А ты?..

— А что я?.. Сейчас куплю водки и пойду вести переговоры с этим вот бдительным стариком. Если хочешь — подходи…

— Я воздержусь…

— Понимаю тебя…

В двухлитровой банке среди укропа прятались огурчики.

…Антон легко справился с поставленной задачей — легко удалось найти магазинчик со скучающим продавцом. Там продавалась всякая пыльная мелочь, включая допотопные чернильные наборы для бюрократов-профессионалов. Но такой-сякой набор бумаги и ручек купить удалось.

Но идти было некуда, и он вернулся в тот самый тридцать первый дом, в квартиру вохровца.

Действительно, застал там Егора, старика и водку. Но возлияния только начинались. Егор кивнул и глазами показал на бутылку. Антон покачал головой.

Потому пили вдвоем. Когда выпили где-то треть бутылки, мир обрел легкость, но не потерял четкость. Именно тогда Егор заговорил о деле.

— Значит, слушайте, у меня такой план…

Егор стал говорить. Антон и старик в такт его словам кивали.

— Можно такое сделать?

Под действием алкоголя все становилось проще.

— Можно… — кивнул старик. — Жена к внукам уедет, эта — в школу пойдет.

План действительно казался простым, даже слишком простым, но не слишком элегантным.

Когда вышли от старика, Антон заговорил:

— Неужели не заметит.

— Расчет простой, на психологию. Человек не сомневается, что раздавленная жаба — это к дождю. А вот закрыли они кран и дверь — люди всегда беспокоятся, сомневаются.

Казалось, придя на квартиру, пьяненький Егор завалится спать. Но уже когда в домах рядом погасли огни, он продолжал сидеть, жечь электричество.

На дешевой бумаге Егор сначала рисовал чертей, какие-то каракули. Бумага была откровенно паскудной — заправь такую в принтер, и тот подавится, зажует бумагу.

Порвет ее в клочья, запихает в такие места, где подавится картридж, забарахлит и подавится протяжка бумаги.

Расписывал ручки.

Утром в доме тридцать один случилась неприятность — в кранах не стало воды. Некоторые шутя посетовали на соседку с третьего этажа и стали умываться, используя припасенную в ведрах воду. Ничего особенного в отключении воды не было — мало ли что случается, глядишь, к обеду и наладят, хотя бы холодную. А вот если к вечеру воды не будет, тогда да, жильцы дома будут жаловаться.

На самом деле воды не было только до восьми. Дальше Егор опять залез в подвал и открутил оба вентиля. Воду холодную и застоявшуюся в трубах воду не очень прохладную.