Королевский судья

Из уважения к умершему занавеси балдахина опустили. Прежде чем поднять их, Иеремия прочитал короткую молитву. Затем отдернул простыню, покрывавшую тело. Покойника никто не трогал. На нем еще оставалась запачканная рвотой ночная рубашка. Лицо было искажено, пальцы рук и ног сведены судорогой.

— Мистрис Блаундель, посмотрите внимательно. Вы узнаете его?

Аптекарша невозмутимо подошла к кровати и всмотрелась в мертвое лицо.

— Трудно сказать, Я видела посыльного мельком. Но мне кажется, это он.

— Посмотрите как следует. Вы уверены?

— Чем дольше я смотрю… Да, уверена.

— Ну что ж, я так и предполагал, — вздохнул Иеремия. — Милорд, я бы рекомендовал вскрыть тело.

— Я дам соответствующие указания инспектору и позабочусь о том, чтобы вы могли присутствовать при вскрытии.

— Спасибо, милорд. Судя по всему, он умер от отравления. Но я хочу быть уверен.

— Может быть, самоубийство? Из страха перед разоблачением? — предположил сэр Орландо.

— Он знал о запланированном опознании?

— Простите, доктор. Очень трудно утаить что-нибудь от слуг. Точно они ничего знать не могли, но пошли слухи, будто кто-то из слуг подпал под подозрение и предстоит расследование.

— Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, — сказал Иеремия. — Хотя если он действительно хотел скрыть что-то настолько страшное, что предпочел умереть, то вряд ли бы выбрал такую мучительную смерть. Намного проще раздобыть пистолет и застрелиться. Нет, даже если яд, по всей вероятности, и послуживший причиной смерти, принадлежал Уокеру, то он, конечно, знал, как он действует, и вряд ли применил бы его на себе. Если вскрытие не покажет другой, естественной, причины смерти, то я берусь утверждать — он был убит. Вопрос только — почему. — Иеремия пристально посмотрел на Трелонея. — Милорд, я надеюсь, вам понятно, что жертвой могли стать и вы. Вы точно следуете моим советам?

— Конечно, клянусь вам. Мэлори по-прежнему спит возле моей кровати с заряженным пистолетом, да и спит он неглубоко. Я ем и пью из той же посуды, что и остальные домочадцы, перед едой все блюда проверяются с помощью единорога на наличие яда. Мэлори смотрит за кухаркой, когда она ходит на рынок, посыльный спит перед входом в кладовку, а если я получаю приглашения, то никогда ничего не ем под предлогом слабого желудка, хотя иногда это довольно трудно. Кроме того, я не выхожу из дома без оружия и слуги. Так что, как видите, я следую вашим советам, и небезуспешно. У убийцы нет никакой возможности напасть на меня из-за угла. И даже на моих слуг.

Гвинет с удивлением слушала рассказ судьи и время от времени бросала на Иеремию признательные взгляды.

— Вы действительно все продумали, сэр! — заключила она. — При таких мерах предосторожности никто не посмеет посягнуть на судью.

— К сожалению, Уокер оказался не столь осторожен. Яд мог попасть к нему либо здесь, в доме, либо за его пределами. Милорд, с вашего позволения я бы хотел опросить прислугу, — попросил Иеремия.

Поскольку в присутствии Гвинет больше не было необходимости, он думал отправить ее домой, но она захотела остаться. Сперва сэр Орландо позвал посыльного, жившего в одной комнате с покойным. Джонсону — плотному крестьянскому парню с соломенными волосами и светло-голубыми глазами, в которых читалось глубокое потрясение, — было не больше двадцати лет.

— Ты в состоянии ответить на несколько вопросов, мой мальчик? — ласково спросил Иеремия.

— Да, сэр.

— Ты жил с Уокером в одной комнате?

— Да, сэр. Примерно с полгода. Я в основном выполняю поручения.

— Ты не знаешь, Уокер вчера выходил из дома?

— Да, по-моему, вечером он какое-то время отсутствовал.

— Ты не знаешь, он ходил по поручению или по своим делам?

— Точно не знаю. Лорда вчера вечером не было дома, и я подумал, что Уокер решил воспользоваться этим и удрать. Но незадолго до его ухода я видел, как он разговаривал с мистрис Лэнгем.

— Но ты не слышал, о чем они говорили?

— Нет, я как раз шел по поручению кухарки.

— Когда Уокер вернулся?

— Его не было довольно долго. Он поинтересовался, не искал ли его кто-нибудь.

— Каким он тебе показался? — спросил Иеремия.

— Похоже, у него было тяжело на душе. Но он ничего об этом не говорил. А ночью начал стонать и мучиться. Это было ужасно.

Иеремия в задумчивости постукивал кончиками пальцев по подлокотнику кресла, на котором сидел.

— А Уокер не рассказывал тебе в последние недели о каком-нибудь новом знакомстве — может быть, с ним кто-нибудь заговорил в таверне?

— Я такого не помню. Он часто встречался с женщинами, но никогда не называл имен.

— У него были друзья?

— Он из деревни, как и я, из Кента. Не так-то просто найти друзей вне дома, где ты работаешь.

— Какие отношения сложились у Уокера с лордом? Он что-нибудь говорил об этом?

— Мне всегда казалось, ему здесь нравится, — ответил Джонсон, бросив робкий взгляд на судью Трелонея.

Заметив это, Иеремия успокоительно сказал:

— Никто тебя не упрекнет за правду. Итак, Уокер говорил когда-нибудь плохо о лорде?

— Ну, однажды он спросил меня, считаю ли я лорда хорошим и богобоязненным человеком. Я сказал ему, что до сих пор не слышал ничего другого. Тогда он сказал: «Но лорд — судья, и он распоряжается жизнью и смертью людей, которых к нему приводят». На что я сказал: «Ну да, только те, кого вешают, как правило, убийцы и разбойники, они ничего другого и не заслуживают».

— Что он на это ответил? — вскинувшись, спросил Иеремия.

— Он сказал: «А что, если засудят невиновного, который не совершил никакого преступления?» Я уже пожалел, что завел этот разговор. Что я понимаю во всех этих юридических делах? Я сказал ему: «Лорд добр и справедлив и, уж конечно, просто так или от злости ни за что не пошлет на виселицу невиновного». Тогда Уокер сильно задумался и согласился со мной.

— Когда состоялся ваш разговор?

— Примерно неделю назад.

— Вспомни, что еще говорил Уокер? Что-нибудь странное, необычное.

— Пару дней назад, он только вернулся с поручения, мы были одни. И вдруг он говорит мне: «Вот не знал, какая это может быть сильная страсть — жажда мести. Это очень страшно». Я спросил его, о чем это он, но он ответил, что не может об этом говорить. Только сказал, что была совершена несправедливость, но местью ее не исправишь.

— Так он, бедный, все-таки выбрал добро, а не зло. Это стоило ему жизни, — с горечью заметил Иеремия. — Ты можешь идти, Джонсон.

— Что вы об этом думаете? — спросил сэр Орландо.

— Все ясно. Уокер знал убийцу и его мотив.

— Но откуда?

— Очень просто. Убийца ему доверился, — объяснил Иеремия. — Ему требовалась помощь, так как он понял, что вне дома вас не достанешь. Вот он и попытался подговорить одного из ваших слуг. Не знаю, что он ему предложил, но вряд ли большие деньги, тогда не было бы необходимости раскрывать свой мотив. Так как он не мог подкупить слугу, он обвинил вас, милорд, в том, что вы совершили несправедливость, которая должна быть отомщена. Это обвинение, судя по всему, было таким убедительным, что у Уокера начались проблемы с совестью. Но в конце концов он решил для себя, что вы добры и справедливы. Возможно, убийца просил его подложить вам в еду яд. Когда он отказался это сделать, преступник отравил его, чтобы сохранить тайну. Если бы Уокер пришел к вам и все рассказал, мы бы сейчас знали, кто это.

Сэр Орландо побледнел:

— Этот человек действительно ничего не боится.

— Да, он чрезвычайно опасен, — признал Иеремия. — Теперь я должен поговорить с другими вашими слугами — и с вашей племянницей.

Трелоней не возражал. Он молча слушал, как Иеремия беседовал со слугами, которые ничего нового, однако, не сказали. Наконец он послал Мэлори за Эстер.

— Мне только сейчас пришло в голову: вы ведь еще ничего не знаете о помолвке Мэри Пеккем, — вспомнил судья. — Ее мать узнала, что она тайно встречается с бедным студентом, запретила им видеться и устроила ее помолвку с сыном уважаемого адвоката. Венчание состоится в марте, через неделю после свадьбы Эстер и мистера Холланда.