Семь преступлений в Риме

Убийца проделал в трубе оконце, выходящее прямо внутрь!

Из-за толщины стенки и неровностей внутри были видны, разумеется, лишь часть пола и фрески с изображением Иисуса на противоположной стене. Но этого хватало, чтобы поразить стрелой лицо человека. А потом уж вставить кирпич на место!

— Гвидо!

— Я здесь, мэтр, в камине! Вы оказались правы!

— Гвидо?

Спеша спуститься, я едва не поскользнулся. Голос Леонардо стал более отчетливым.

— Гвидо, что ты там делал? Давай быстрее… Пришел Балтазар с солдатами… Они захватили…

Конец фразы заглушил поток ругательств и восклицаний.

Надо было видеть лица тех, кто находился в зале! Я вылез из камина, как черт из своего логова, — весь черный от сажи, но с торжествующей улыбкой на губах.

Мое собственное изумление было не меньше. Главный зал библиотеки, до того пустой, заполнился солдатами. Здесь же был и Балтазар в сопровождении швейцарских гвардейцев. Он, казалось, упрекал в чем-то Леонардо, тогда как швейцарцы громко переговаривались между собой. Позади этой группы двое солдат держали за плечи какого-то мужчину. Его-то я сразу узнал.

— Гвидо! — вскричал Балтазар, раскидывая руки. — Я подозревал этого старика, — он показал на мэтра, — в покушении на убийство…

— Успокойся, мы работаем вместе, — прервал я его. — Он… на службе у Бибьены.

Леонардо, неузнаваемый под своим капюшоном, кивнул головой.

— А ты, Балтазар, можешь мне объяснить, к чему весь этот шум?

— Я арестовал его, Гвидо… Я поймал этого удода!

Зажатый солдатами, тот не мог пошевелиться.

— Ну и погонялся же я за ним, можешь поверить. Хорошо еще, что он не оторвался от меня в той толчее… Но в переулках Борго я оказался попроворней. Схватил его у самой двери!

Он потряс маской, как трофеем.

— Когда он снял ее, то я опешил… Но всего можно было ожидать, не так ли? Потом я позвал подмогу и привел его сюда.

Я какое-то время рассматривал красивую голову серого удода с длинным черным клювом и цветным хохолком на макушке. И эту птицу я упорно искал с самого начала!

— И вправду хорошая добыча, Балтазар. Капитан Барбери может гордиться тобой.

Воспользовавшись установившимся спокойствием, я, отряхиваясь, направился к все еще приоткрытому железному шкафу. Мне пришлось открыть вторую створку и немного пошарить на полках, чтобы вытащить засунутый между двумя полками сверток материи, запачканный сажей.

— А вот и перышки, которые надевала наша птичка, чтобы долететь до Сикстинской капеллы…

Для ясности я развернул сверток, оказавшийся длинным балахоном. На груди был пришит карман, в котором было что-то твердое: вторая стрелка, тоже красная, тонкая и такая же острая, как и предыдущая.

— Все сомнения отпали… — заключил я.

— Гвидо, — изумился Балтазар, — а теперь ты объясни…

— Человек, совершивший этим утром попытку убийства в часовне, просто-напросто добрался до нее по внутренней части каминной трубы. Отверстие он проделал заранее и выстрелил из него вот такой штукой. Затем спустился, снял этот балахон, спрятал его в этом шкафу и спокойненько вышел из Ватикана.

— Надев прежде эту маску, чтобы не быть узнанным, — дополнил Балтазар, поворачиваясь к пленнику.

Томмазо Ингирами, державший себя достойно, несмотря на крепкую хватку солдат, затряс головой с выражением отвращения на лице:

— Все это подстроенная грубая шутка!..

— У вас есть другие объяснения, мессер префект?

— Я не понял и половины ваших обвинений!

— Не слушай его, Гвидо, сейчас он будет вешать лапшу на уши. Маска-то удода была на его голове!

— Конечно, я носил эту маску, не отрицаю. Но если бы у вас было хотя бы на пару куатрино здравого смысла, вы бы меня уже отпустили!

— Чего ради? — возразил я.

— Прикажите вашим солдатам дать мне вздохнуть, и я все объясню по поводу маски. А после пусть мою судьбу решает святейший отец, и только он.

— И то правда, — поддержал префекта библиотеки Ватикана один из швейцарцев. — Он служитель папы, и я не очень-то одобряю подобное обращение.

Балтазар немного поколебался, затем сделал знак солдатам отойти от Ингирами.

— Благодарю. Тот потер плечи.

— Ситуация эта — одна из самых нелепых. Если бы не дружба, связывающая меня с да Винчи, я ни за что не пошел бы на эту… унизительную комедию.

Он глубоко вздохнул.

— Коль уж вам так хочется знать, я крайне неохотно надел эту маску. Знать бы последствия… Одним словом, утром я обнаружил некий пакет перед своей дверью. В нем находилась эта голова удода. К ней была приложена записка, написанная рукой папы. Я по крайней мере предположил, что рука была его. В ней говорилось: «В знак расположения и для празднования первого дня карнавала посылает вам это его святейшество Лев Десятый». Сомнений у меня не возникло. Откуда мне было знать, что эта маска?.. Впрочем, чем она была? Как бы то ни было, когда я вышел отсюда, направляясь в город, я надел ее. Наш папа обожает любоваться карнавальными костюмами из своих окон, и я подумал, что ему будет приятно видеть меня среди ряженых… Но вдруг на площади Святого Петра какие-то люди принялись кричать и показывать на меня пальцами. Я еще раньше приметил несколько кучек бездельников, и, зная о напряженной атмосфере в городе, я… испугался и побежал. Вот и вся история.

— Прекрасная защита! — возмутился Балтазар. — Кого вы хотите обмануть этими баснями? Вы побежали потому, что боялись, что вас поймают и арестуют за обличающую вас маску!

— Но в чем меня обвиняют, в конце-то концов? — взорвался Ингирами.

— В совершении пяти убийств, — спокойно пояснил я. — Шести, может быть…

Все вздрогнули.

У Ингирами подкосились было ноги, но он тут же овладел собой и с кажущимся безразличием произнес:

— Вы рехнулись, мой мальчик, вы сошли с ума.

Я показал на манускрипт на столе.

— Скажите лучше, Томмазо, кто читал эту книгу до вашего ухода из библиотеки?

Он с вызовом ответил:

— Вы точно сошли с ума. Я требую встречи с его святейшеством…

Леонардо приблизился к моему уху и прошептал:

— Ты удивишься, Гвидо, количеству наших знакомых, взявших утром книги в библиотеке. В журнале я нашел фамилии Бибьены, Аргомбольдо и даже Серапики! Но список неполон, приходили и другие, не отметившиеся в книге записей!

Я взглянул на библиотекаря, потом на балахон, потом на диковинную деревянную стрелку. Подумал я и об отверстии в трубе, о шрифте Цвайнхайма, о гравюре Босха и о прочих вещах. Да, все эти элементы составляли одно целое.

— Вы встретитесь с папой, Томмазо, не так ли? Так вот, передайте, пожалуйста, святейшему отцу, что теперь мы знаем убийцу.

22

Знать имя убийцы еще не значит помешать ему убивать и дальше. Надо было поймать его и обезвредить.

Как и было предусмотрено, птичка вылетела из гнезда. Нам с да Винчи пришлось переговорить с властями, чтобы получить разрешение на посещение его жилища. А потом, после долгих сомнений и безрезультатного обыска, мы обнаружили под обивкой потайную дверь, которую удалось взломать. Она вела в небольшое помещение, в котором словно для самообличения были собраны все улики виновного в преступлениях…

В центре комнаты стоял печатный станок. Вокруг валялись многочисленные флаконы, горшочки из-под мазей и с мазями, пакетики с очень пахучими травами, различные тигели для измельчения и нагревания…

На наборной доске лежала стопа бумаги, рядом стояла деревянная шкатулка. Открыв ее, я торжествующе вскрикнул: в шкатулке находились свинцовые литеры — те самые, которые убийца использовал для печатания своих посланий. Шрифт Цвайнхайма! Удивительный шрифт Цвайнхайма!

Перед станком стояла скамеечка с разложенной на ней одеждой: костюм мавра цвета граната — тот, что видели на балу во дворце Марчиалли, шляпа, бывшая на убийце в саду д'Алеманио… На полу — две свернутые в один рулон карты с незнакомыми очертаниями, они были прислонены к кучке каких-то коробочек.