Пепел стихий

— Как и я, — с жаром согласилась Алиенора. — Как и я.

— А теперь вы возвращаетесь во Францию, Ваше величество?

Элевайз показалось разумным увести Алиенору от размышлений о том, что шансы на удачный брак ее сына были, видимо, невысоки.

— Да. Но не раньше завтрашнего дня. Сегодня я остановлюсь у моей близкой подруги Петрониллы де Севери. Точнее, Петрониллы Дюран — теперь я должна называть ее так, потому что недавно у нее появился муж. — Королева помедлила. — Молодой муж. И я должна признать, как это ни больно, у этого брака столь же мало шансов быть счастливым, как и у брака моего сына.

Неловкость и удивление Элевайз от откровенности Алиеноры исчезли. Теперь она чувствовала лишь глубокое уважение королевы. Разве Алиенора не говорила раньше, что Хокенли — одно из ее любимых мест? Если королева считала так потому, что только здесь, в уединении аббатства, она могла открыто говорить о своих заботах, — что ж, лучшее, что Элевайз была в состоянии сделать — это участливо и тактично внимать ей.

— Вы подчеркнули молодость мужа вашей подруги, — сказала она. — По-вашему, это может повлиять на брак?

— О да, — ответила Элеонора. — Петронилла — богатая женщина, отец очень хорошо обеспечил ее, но даже те из нас, кто любит ее искренне, не смогли бы назвать Петрониллу привлекательной. Она высокая, худая, с невыразительным лицом и с губами столь тонкими, что они почти исчезают, когда женщина стареет. А дорогая Петронилла действительно стара.

— Какая у них разница в возрасте? — спросила Элевайз.

— Полагаю, Петронилле сорок два. Возможно, больше. А Тобиас Дюран вряд ли старше тридцати. Или даже моложе.

— О Господи! — машинально проговорила Элевайз.

— В самом деле «о Господи», — согласилась Алиенора. — К тому же все говорят, что он красивый мужчина — высокий, статный.

— Но раньше он жил в бедности? — предположила Элевайз. Казалось, не было иных причин, которые могли побудить такого мужчину жениться на невзрачной женщине намного старше его.

— Ты снова права, — королева вздохнула. — Я сомневаюсь, что она сможет удержать его. Скорее всего, она слишком стара, чтобы родить ему сына, а лишь это смогло бы обеспечить его постоянство. Хотя, раз он получил доступ к ее богатству…

Алиенора не закончила свою мысль. Но в этом не было необходимости.

«Какой печалью может обернуться жизнь человека, соединившегося узами брака с неподходящим партнером, — размышляла аббатиса. — А с другой стороны, какое счастье, если выбор удачен!»

Элевайз вспомнила своего покойного мужа. Иво тоже был красавцем, высоким и широкоплечим, как этот авантюрист Тобиас. А каким веселым!

В ее памяти вдруг ожило воспоминание. Они с мужем вынуждены были терпеть бесконечный визит одного из дальних родственников Иво. И вот однажды супруги тайком выскользнули из собственного дома, прихватив с собой еду и питье, и направились к реке, чтобы провести там, в полном уединении несколько блаженных часов. Иво разделся и полез в воду, а когда обсыхал на берегу, пчела ужалила его в левую ягодицу.

— Что это тебя так развеселило, аббатиса? — Ледяной тон королевы тотчас вернул ее к реальности.

Вспомнив, о чем они с Алиенорой только что говорили, Элевайз поспешила объяснить свою улыбку. К счастью, образ благородного рыцаря, лежащего на животе, пока жена извлекает из его зада пчелиное жало, развеселил и королеву.

— Я вспоминаю, что, когда я назначала тебя аббатисой, ты упомянула о своем замужестве, — сказала Алиенора. — Очевидно, это был счастливый брак?

— Да.

— И у тебя, кажется, были дети?

— Да.

— Дочери?

— Сыновья. Двое.

— А… — Королева оборвала себя.

Некоторое время обе женщины, королева и аббатиса, сидели в молчании. Элевайз подумала, что, быть может, Алиенора тоже вспоминает о своих сыновьях.

Вскоре снова послышался стук в дверь. Элевайз поднялась, чтобы открыть, и перед ней предстала монахиня-привратница. Вытянув шею, чтобы хоть мельком взглянуть на королеву, сестра Эрсела доложила:

— Аббатиса, за королевой прибыл кортеж. Мужчина говорит, что он Тобиас Дюран и что он приехал со свитой, дабы сопроводить Ее величество к нему домой.

— Со свитой, — пробормотала королева. — Неужели он не понимает, что у меня уже есть свита? Две свиты лишь поднимут вдвое больше пыли.

— Вероятно, его прислала леди Петронилла, — проницательно заметила Элевайз. — Наверно, ей очень хотелось произвести впечатление на Ваше величество видом ее прекрасного молодого мужа во всем великолепии, во главе отряда его собственных людей.

Алиенора посмотрела на нее.

— Думаю, ты опять права, — сказала она.

Сестра Эрсела с порога наблюдала за ними.

— Скажите Тобиасу Дюрану, что мы немедленно присоединимся к нему, — распорядилась Элевайз.

— Да, аббатиса.

И, взглянув на прощание на королеву, сестра Эрсела поспешила прочь.

Элевайз встала рядом со своей царственной гостьей, готовая помочь, если возникнет необходимость, но стараясь не слишком показывать это.

Однако Алиенора и не пыталась скрыть, что нуждается в помощи. Она просто сказала:

— Дай мне руку, Элевайз. От такого долгого сидения у меня все тело затекло.

Когда они медленно вышли из комнаты и через внутренний двор направились туда, где Тобиас и его отряд уже смешались с сопровождающими королевы, Алиенора наклонила голову к Элевайз и тихо сказала:

— Благодарю тебя, аббатиса.

Не было никакой необходимости спрашивать, за что. Элевайз ответила:

— Это я благодарна вам, моя леди.

— Я вернусь сюда, — сказала Алиенора, — и если мой распорядок позволит, я пробуду с вами намного дольше, чем день и ночь.

— Аббатство в вашем распоряжении, — ответила Элевайз. — Ничто не может доставить нам большего удовольствия, чем видеть Ваше величество в качестве нашей гостьи.

— И мне ничто не может доставить большего удовольствия, — проговорила Алиенора. — Но еще не время делать то, что мне нравится.

Когда обе женщины приблизились к ожидающим их дамам, мужчинам и лошадям, Элевайз почувствовала — в этом не было никаких сомнений, — что королева горячо пожала ей руку.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Элевайз постояла немного, наблюдая, как процессия медленно исчезает вдали, спускаясь вниз по дороге. Как и предсказывала Алиенора, все эти всадники действительно подняли такой столб пыли, что стало трудно дышать. Элевайз отложила возвращение в стены аббатства, решив глотнуть немного свежего воздуха, и быстрыми шагами направилась по тропинке, ведущей в лес.

Тепло раннего июня заставило полевые цветы распуститься, и нежный сладкий аромат, казалось, наполнял воздух. Где-то рядом пел дрозд. Ах, как прекрасно жить! Элевайз расправила плечи и, энергично размахивая руками, ускорила шаг. Приблизившись к первым деревьям на опушке, она решила, что далеко не пойдет — в лесу всегда было слишком сумрачно и прохладно, даже в июне солнечные лучи не проникали сквозь густые заросли. Она лишь прогуляется немного вокруг, милю или около того, не больше, а потом…

Она почти наступила на него.

Отпрянула, отдернув подол широкого монашеского одеяния, чтобы не замочить его в крови, залившей молодую зеленую траву, она прижала руку ко рту и еле сдержала возглас ужаса.

Мужчина был мертв. В этом не могло быть сомнения. Он лежал лицом вниз, и длинное древко дротика торчало из его спины. Судя по углу наклона, острие, глубоко вошедшее в тело, должно было пронзить сердце.

На нем была простая одежда селянина. Штаны из грубой ткани не подходили по размеру, а туника была покрыта заплатами и заштопана. Причем заштопана аккуратно — мелкие стежки явно были нанесены умелой и заботливой рукой.

«Наверно, у него есть жена, — подумала Элевайз. — А может, любящая мать. Бедная женщина будет горевать, когда узнает! Если это жена, ее ждет потеря супруга и кормильца. Печальный день наступит для нее, кем бы она ни была».

Немного придя в себя, аббатиса задумалась о том, что этот человек мог делать на окраине леса? И долго ли он был здесь? Неужели, пока она и ее монахини несколько дней занимались своими обычными делами, этот несчастный лежал мертвым менее чем в полумиле от аббатства?