Голова королевы

— Мой монолог в тюрьме.

— Я так и знал! — простонал Худ.

— Монолог просто великолепный, — похвалил Фаэторн, — но, думаю, его можно чуть-чуть приукрасить… самую капельку. — Фаэторн наклонился с проникновенной улыбкой. — Лоренцо не хватает страсти.

— Страсти? — Худ отпрянул. — Накануне казни?

— Ты меня не понял. Я хочу привнести в монолог личную нотку. Лоренцо оплакивает судьбу, а потом восхваляет верность, говорит о чести, долге и патриотизме. — Он снова улыбнулся. — Пускай он упомянет и о любви.

— К кому? К чему?

— К своей повелительнице. К стране. В его душе эти чувства взаимосвязаны. Он не может предать ни герцогиню, ни отчизну, для него это равноценно измене любимой женщине. — Фаэторн сел на место. — Хватит и шести строк. Ну, максимум восьми.

— Я попытаюсь, — сквозь зубы процедил Худ.

— Развей эту тему. Верность начинается с любви. Пусть он признается в любви герцогине изысканными стихами. Каких-то десять строчек, и публика не сможет забыть этот монолог.

— Предоставь это мне, — вздохнул Худ.

— Я знал, что ты прислушаешься к голосу разума, Эдмунд.

Оплатив счет, они поднялись из-за стола.

— И еще, — весело заявил Фаэторн.

— Ну?

— Казнь. Надо ее показать.

Худ ахнул:

— Но это невозможно!

— Театр — искусство невозможного, — напомнил Фаэторн.

— Казнь… на глазах у зрителей?

— Почему бы и нет? Это будет эффектнее, чем сцена, в которой палач появляется с окровавленной головой Лоренцо в руках. Я погибну от рук палача прямо перед зрителями.

— Но как?

— Николас придумал — как. Он тебе все объяснит.

Из уважения к суфлеру Худ был готов рассмотреть безумную идею, хотя и не мог представить, как ее реализовать. Он пожал плечами:

— Можно попытаться.

— А тут нечего и пытаться, — серьезно ответил Фаэторн. — Я решил, что так тому и быть. И точка.

Сэмюель Рафф, как и все остальные, радовался, что Ричарду Ханидью досталась главная женская роль. Он искренне симпатизировал мальчику и высоко ценил его талант. Поэтому актер очень расстроился и смутился, когда внезапно все пошло наперекосяк. Мальчика словно подменили. Его пыл угас, а сам Дик вдруг стал запинаться на каждом слове. Очевидно, ученика что-то расстроило.

Рафф улучил минутку, чтобы поговорить с Ричардом наедине.

— Что случилось, сынок? — заботливо спросил он.

— Все в порядке, мистер Рафф.

— Я же не слепой, Дик. Тебя что-то тревожит.

— Пройдет, сэр.

— Тебя опять обижают мальчишки?

Ричард пробормотал что-то невразумительное.

В действительности Мартин Ио разозлился, что ему не дали роль герцогини, но дальше язвительных замечаний дело не пошло. Стефан Джадд и Джон Таллис тоже дразнили Дика, но не предпринимали никаких решительных действий.

— Я только что наблюдал за тобой на репетиции, — участливо заметил Рафф. — Ты запинался, произнося текст, который знал наизусть пару дней назад.

— Все из головы вылетело.

— Давай я тебе помогу.

— Как же, сэр?

— Могу посоветовать, научить…

— Мне нужна совсем другая помощь.

Ричард попытался объяснить, но не нашел нужных слов. Очевидно, его что-то беспокоило. Прикусив губу, мальчик повернулся и выбежал из комнаты. Сэмюель был озадачен и направился за советом к Николасу, который склонился над чертежом вместе с одним из плотников. Рафф признался, что волнуется за Ричарда.

— Оставь его в покое, — сказал Николас.

— Но что с ним происходит? Почему он утратил прежнее рвение?

— Он утратил не рвение, Сэм, а самообладание. Парень попросту испугался.

— Теперь, когда перед ним открываются такие возможности?

— Так в этом-то все и дело. Он не выдержал напряжения. Дик еще слишком юный и впечатлительный. Ну, сам посуди, первая главная роль, да еще в таком ответственном спектакле. Слишком сложная задача для неопытного актера.

— Чем мы можем ему помочь? — спросил Рафф.

— Дай ему время, — посоветовал Николас. — Ему нужны дружеское участие и понимание. Я поговорил с Фаэторном и попросил не ругать мальчика, если тот снова начнет запинаться. Это может оказаться роковой ошибкой. Мальчик сейчас очень уязвим, он сомневается в своих силах. Если мы будем давить на него, он не выдержит.

В этом году королева проводила Рождество в Ричмонде. Вот уже несколько месяцев, начиная с сентября, она тосковала, углубившись в собственные мысли, потрясенная известием о смерти ее фаворита, графа Лестера, и не показывалась на публике. Вместо того, чтобы радоваться победе над Армадой, королева оплакивала возлюбленного.

Елизавета избрала для торжеств роскошный Ричмондский дворец, и подданные надеялись, что предстоящие празднества хоть немного развеселят государыню и оживят придворную жизнь, которая совсем затихла с осени. Для Елизаветы приготовили целую увеселительную программу, с музыкой, танцами и театральными представлениями. «Верноподданного» планировали показать на следующий день после Рождества.

Репетиции подходили к кульминационному моменту.

— Положи голову в центр колоды!

— Я стараюсь, мистер Фаэторн!

— Побыстрее, щенок, а не то я сам нанесу тебе удар топором.

Лоуренс Фаэторн оттачивал сцену собственной казни.

Николас Брейсвелл придумал этот трюк и теперь наблюдал за ходом репетиций. А из угла на происходящее нервно смотрел Эдмунд Худ, все еще сомневаясь в успехе замысла.

Пьесу открывала сцена суда, в которой благородного героя Лоренцо приговаривают к казни. В ожидании исполнения несправедливого приговора он произносит длинный монолог, томясь в застенках. Затем приходят тюремщики и начинают готовить пленника к последнему часу. Лоренцо до конца не теряет мужества. Его уводят на казнь.

На сцену выносят плаху, рядом с которой стоит палач с топором, но когда осужденный вновь появляется, то это уже не Фаэторн, а дублер. Джон Таллис намного ниже ростом, чем Фаэторн; он выходит в точно таком же, как у главного героя, костюме, однако его собственная голова спрятана в дублете. Костюмеры изготовили фальшивую голову, раскрасив ее и надев на нее парик. Лицо куклы поразительно похоже на Лоренцо.

Таллис должен был устроить фальшивую голову на плахе, а палач — отрубить ее.

— Не двигайся, негодник!

— Будет больно, мистер Фаэторн? — захныкал Таллис.

— Зависит от того, что именно мы решим отрубить!

— Осторожно! — взвыл мальчик.

— Не бойся, Джон, — Николас наклонился к плахе. — Ты ничего не почувствуешь.

— Но это же настоящий топор, мистер Брейсвелл!

Николас повернулся к Раффу, держащему топор.

— Я не причиню тебе боли, сынок, — пообещал тот.

— Зато я очень даже причиню, — пригрозил Фаэторн. — Если ты шевельнешься!

— Это не опасно, — успокаивал мальчика Николас. — Сэм тренировался несколько дней. Просто лежи и не двигайся, Джон. Пара секунд — и все будет кончено.

Николас отошел и подал условный сигнал. Рафф поднял топор. Орудие со свистом опустилось, разрубив восковую шею. Фальшивая голова покатилась по полу. Поразительное зрелище.

Джон Таллис простонал из дублета:

— Я все еще жив?

Рождество в Лондоне начали отмечать рано. Все колокола столицы звонили, извещая о радостном событии. Марджери Фаэторн тоже поднялась ни свет ни заря, чтобы покончить с многочисленными домашними заботами и освободить время для похода с домочадцами в церковь на заутреню. Дом Фаэторнов охватило радостное возбуждение. Дети рано вскочили с кровати, чтобы насладиться праздником, а вскоре к ним присоединились Мартин Ио, Джон Таллис и Стефан Джадд.

Марджери недоумевала, почему Ричард Ханидью опаздывает. Это было первое Рождество, которое Дик встречал с труппой, и Марджери постаралась сделать все, чтобы порадовать мальчика. Обеспокоенная его отсутствием, миссис Фаэторн решила сходить за ним сама.

— Дик! Просыпайся, малыш! Сегодня Рождество!