Проклятый меч

— А где остальные? — спросил я угрюмо молчавшего Марино, но тот лишь слабо махнул рукой:

— Точно не знаю. Единственное, что мне известно наверняка, так это отъезд Вальера в Падую.

При упоминании города, где коротала время моя возлюбленная, я насторожился.

— О, тоже сбежал от лихорадки?

Микиель удивленно посмотрел на меня:

— От лихорадки? А кто говорит о лихорадке? Я ничего не слышал.

В этот момент для меня должен был прозвучать тревожный звонок, но я слишком увлекся проблемой выборов, чтобы обратить внимание на слова Микиеля. И вместо этого завел разговор о предстоящих заботах.

— Все делается в абсолютной тайне и только с наиболее знатными и богатыми людьми, как будто мы, народ, не имеем права голоса. Были времена, когда по этому поводу созывали народное собрание. А сейчас все превратилось в пустую формальность.

Я забыл, что Марино Микиель являлся представителем старинного аристократического рода, для которого совещание с народом равнялось правлению толпы. Именно поэтому он так решительно отстаивал справедливость существующего порядка.

— Не забывай, что вся система выборов находится под контролем, чтобы никто не смог навязать свою волю остальным и протащить на этот высокий пост нужного человека, — напомнил он. — На этот раз даже пытаются ввести новую систему, чтобы устранить любую попытку мошенничества.

При этих словах мое сердце заныло и чуть было не вырвалось из груди. Неужели Микиель знает о моих планах? Я надеялся, что Вальер будет держать язык за зубами и не проболтается своим друзьям.

— А что это за система? — спросил я дрогнувшим голосом.

— О, когда в избирательной урне останется последний бюллетень, они не будут выбирать человека из своей среды, а пригласят совершенно случайного мальчика с улицы, и именно он достанет бумажки с именами кандидатов.

Превосходно!

Последующие два дня я не мог успокоиться и все время улыбался во весь рот. В тот вечер я даже угостил обалдевшего Микиеля кружкой вина, а он и не подозревал, что сообщил мне самую приятную новость, которую я только мог ожидать. Узнай я тогда, что в город неожиданно возвращается Катерина, и то не был бы так счастлив. К сожалению, на этом фронте никаких приятных перемен не происходило, а все мои попытки навести справки относительно скоропалительного отъезда семейства Дольфин результатов не дали. Все семейные дела этого клана покрывала непроницаемая тайна. Кто-то повторял байки об их страхе перед эпидемией лихорадки, другие поговаривали о скоропостижной смерти богатого родственника в Вероне. И только немногие осторожно намекали на какой-то страшный позор, заставивший семейство так быстро покинуть Венецию. Я не верил ни одной из этих версий, но допускал мысль, что глава семьи, возможно, просто-напросто скрывает от меня Катерину. Или, что еще хуже, она сама почему-то избегает встречи со мной.

Однако все эти треволнения имели преходящий характер. Я с энтузиазмом разрабатывал план избрания дожем нужного мне человека. Новые обстоятельства явно играли мне на руку. Отныне моя главная задача упрощалась до предела — надлежащим образом обучить какого-нибудь уличного подростка, ранее уже замеченного в краже кошельков у состоятельных граждан, а значит, обладающего соответствующими навыками. И я уже знал, кто именно выведет меня на такого малолетнего преступника.

Я сообщил кому следует о своем желании поговорить с главарем городских воров, но вынужден был ждать до ночи, чтобы плод созрел. Главари воровского мира не любили яркого дневного света, а Алимпато был настоящим мастером своего дела. Именно он много лет назад обучил меня технике карточного шулерства. Это мастерство пригодилось мне в последующие годы и сослужило хорошую службу, когда я отчаянно нуждался в деньгах. Юные аристократы добровольно наполняли мой кошелек своими монетами во время игры в карты или кости. Разумеется, даже эти глупцы вскоре стали понимать, что мое везение продолжается слишком долго, чтобы быть правдой. В конце концов мне пришлось прекратить свои шулерские игры в Венеции и отправиться на поиски удачи в Фузину, Доло, Стра и другие более отдаленные места, где тоже было немало неопытных, но богатых глупцов. Однако моя душа рвалась в Венецию, и я возвратился туда, решив, что репутация мошенника уже подзабылась. Таким образом я вернулся к честной жизни добропорядочного предпринимателя, если, конечно, между этими понятиями нет взаимоисключающего противоречия. Но даже тогда я не прекращал тренировать свои руки, и они оставались такими же ловкими, что и в прежние годы. Кто знает, когда это мастерство может понадобиться, чтобы помочь госпоже Удаче вознаградить тебя за все труды. Как, например, сейчас, когда я могу передать часть своего мастерства какому-нибудь вору, срезающему чужие кошельки, но для этого мне нужен подходящий кандидат.

Когда на улице сгустились сумерки, я сидел в своей промозглой комнате и с нетерпением ожидал появления Алимпато. Время шло быстро, и вскоре до меня донесся тихий шорох у двери. Я вскочил на ноги и широко распахнул ее, но поначалу никого не увидел, словно какая-нибудь крыса терзала кусок гниющего дерева. И только минуту спустя заметил смутную тень в черноте расположенной напротив арки. Самодовольно ухмыльнувшись, я отступил в комнату, оставив дверь открытой. Через мгновение тень бесшумно скользнула в мое жилище и уселась за стол.

— Алимпато, старый дьявол!

Человек отбросил на спину черный капюшон накидки, обнажив мертвенно-бледное лицо под темными, заметно седеющими волосами. И улыбнулся, демонстрируя пожелтевшие гнилые зубы. Сейчас он больше напоминал искалеченного нищего попрошайку, чем преуспевающего главаря преступного мира, лучшего среди воров. Я подсунул ему плоскую бутылку дешевого вина и оловянную кружку. Не стоило искушать судьбу. Несмотря на нашу давнюю дружбу, он скрывал под своей накидкой гораздо большую ценность, чем мое дешевое вино.

— Николо Джулиани, чтоб я так жил! Все еще пытаешься заработать себе на хлеб честным трудом?

Никогда не встречал человека, который вкладывал бы в слово «честный» больше презрения, чем Алимпато. В его устах это слово неожиданно приобретало постыдный оттенок, выражающий позор, глупость и абсурд одновременно. Я рассмеялся и пожал плечами:

— До сих пор старался как мог.

— В таком случае зачем ты распустил слух, что хочешь меня видеть?

Он наполнил кружку и выпил содержимое одним глотком, вытерев губы тыльной стороной ладони. Я заметил, что его пальцы остались такими же тонкими и ловкими, как и в те далекие годы, когда он показывай мне, как нужно манипулировать набором костей.

— У меня тут есть небольшое дело, в результате которого я должен… оказать определенное влияние, скажем так.

Он кивнул, прекрасно понимая, что я не стану посвящать его в детали. А я был абсолютно уверен, что он не задаст мне лишних вопросов. Чем меньше ты знаешь в этом мире, тем легче избежишь неприятностей, когда начнут допрашивать. Я молил Бога, чтобы меня не раскрыли, поскольку в противном случае мне грозит заточение в городской тюрьме, за которым непременно последует долгая и мучительная смерть.

— Мне нужен хороший воришка, специализирующийся на срезании кошельков, который мог бы легко и быстро научиться манипулировать… небольшими предметами.

Он кивнул, встал из-за стола и задумчиво повертел в руке пустую кружку. Потом тяжело вздохнул, поставил ее на стол и направился к двери.

— Постой! — крикнул я вдогонку. — Неужели ты мне не поможешь?

Он повернулся уже на пороге и молча уставился на меня.

— Конечно, помогу. Приходи на площадь завтра утром, когда прозвучит первый удар колокола Марангона. И не забудь повесить на ремень тугой кошелек.

С этими словами он накинул на лицо темный капюшон и мгновенно исчез в ночной темноте.

На следующее утро я стоял перед базиликой Сан-Марко, не зная толком, к чему готовиться. Я подождал, когда пробьет большой колокол Марангона в Кампаниле, и с первым ударом медленно пошел по старой мостовой, выложенной дожем Себастьяно Джиани из продолговатых, как селедка, камней еще сто лет назад. Беззаботно шагая в сторону набережной, где стояли две древние колонны, привезенные сюда с Востока в старые времена, я все время был начеку, готовый к возможным сюрпризам. Приблизившись к колоннам и убедившись, что ничего интересного не произошло, я заметно расстроился. Мое разочарование усилилось еще и от ощущения, что Алимпато меня надул. И в этот момент из-за колонны показалась курчавая голова мальчишки. Грязное лицо растянулось в самодовольной ухмылке.