Нефертити. «Книга мертвых»

— Сейчас же приведи его, — приказала она повелительным тоном и, развернувшись, удалилась в комнату с уверенностью, показавшейся почему-то неприятной.

Мы вошли в детскую. Это была длинная комната с высокими потолками, окна и двери вели на террасу, занавешенную сейчас яркими полотнищами. В центре стоял длинный и низкий деревянный стол. В альковах размещались кровати. Необыкновенно изобретательные и красивые по исполнению игрушки переполняли сундуки. Папирусы с собраниями сказок были сложены на полках. На одной из них стояли в ряд статуэтки и ритуальные фигурки. Стены вокруг каждой кровати были увешаны рисунками, рассказами и стихами на прекрасно иллюстрированных папирусах. Слуги, предчувствуя недоброе, пытались навести некое подобие порядка в этой комнате красочного и живого хаоса.

У стола на низких табуретах сидели три девочки, Меритагон стояла во главе стола. Когда мы вошли, они выжидательно на меня посмотрели. И все девочки были похожи на свою мать: лица тонкие и высокомерные, волосы черные и блестящие, кожа чистая, а осанка изящная и совершенная. Они сидели, словно позируя — с прямыми спинами и полные достоинства, а не с ленивым удовольствием моих дочерей. Наставница принцесс представила меня — сначала Меритатон, затем Мекетатон, Анхесенпаатон и Нефернефруатон.

— Не уверен, что сразу смогу запомнить эти имена, — сказал я.

Меритатон посмотрела на меня сверху вниз:

— Тогда ты, должно быть, дурак.

Последовало непродолжительное молчание, пока другие девочки ждали, как я отреагирую. Я спросил, сколько ей лет.

— Четырнадцать. — Она сердито посмотрела на меня.

— А вам, остальным?

— Двенадцать.

— Десять.

— Семь… и я не самая младшая. Нефернефрура и Сетепенра уже спят.

Я сел на низкий табурет, оказавшись с ними на одном уровне. Молчание продолжалось. Девочки, казалось, пребывали в нерешительности. Я сообразил, что за нами наблюдают придворные дамы, и шепотом спросил у наставницы, нельзя ли мне остаться наедине с принцессами.

— Мужчинам запрещено оставаться одним в детской, — ответила она.

— Тогда вы, наверное, можете удалить свиту, а сами останетесь присматривать.

Она растерялась, но Меритатон кивком выразила свое согласие и хлопнула в ладоши. Придворные дамы покинули комнату, закрыв за собой дверь. Как только они ушли, Меритатон слегка расслабилась. Мекетатон встала из-за стола, уселась, скрестив ноги, на свою кровать и принялась расчесывать глянцевый локон, падавший ей на ухо.

— Вы не возражаете, если мы немного поговорим? — спросил я.

— Вот, значит, зачем ты сюда пришел, — протянула Меритатон. Теперь она посмотрела на меня с любопытством.

— Вы разгадываете тайны? — поинтересовалась Анхесенпаатон.

— Я сыщик фиванской полиции, и ваш отец приказал мне прибыть сюда. Возможно, вы знаете причину, по которой он это сделал?

— Потому что пропала царица, — ответила Меритатон. Таковы были ее слова, произнесенные со странной горечью. Никакого намека на то, что пропавшая — ее мать. Должно быть, она заметила удивление на моем лице, потому что быстро поправилась: — Об этом шепчутся люди.

— А что вы думаете? — спросил я.

— Я думаю, ты здесь для того, чтобы ее найти. Что означает — ее похитили или украли. Или она мертва.

Меня поразил будничный тон девочки.

— Должен быть честен с вами и признаться: пока не знаю, что с ней случилось, но я верю, что она жива, и полон решимости найти ее и вернуть вам. Должно быть, она тоскует по вас не меньше, чем вы по ней.

За спиной у меня кто-то тихонько шмыгнул носом. Появилась Нефернефрура, слезы текли по ее лицу.

— Посмотри, что ты наделал, — сказала Меритатон.

Наставница взяла девочку на руки и принялась успокаивать. Слезы прекратились, и теперь малютка принцесса сердито, с подозрением смотрела на меня.

— Знаю, как трудно говорить, — сказал я, — но я хотел встретиться со всеми вами, потому что нуждаюсь в вашей помощи. Мне нужно, чтобы вы рассказали все, что вспомните про свою мать в последние дни перед ее исчезновением. Или все про царицу, что, на ваш взгляд, мне следует знать. Это возможно?

Девочки посмотрели на Меритатон, словно молча вырабатывая соглашение. Наставница Меритатон подняла глаза и запустила на столе фаянсовый волчок. Яркие цвета на его поверхности слились — и там, где в покое виделись лишь линии, появилось изображение улыбающегося лица. Редкий и удивительный предмет.

— Прекрасный волчок. Кто вам его подарил?

— Наша мать, — подчеркнуто произнесла Мекетатон.

Мы все молча смотрели на волчок. Принцессы выглядели будто завороженные. Постепенно теряя равновесие, он запрыгал, накренился и затем упал. Меритатон, похоже, посчитала его орудием прорицания или по крайней мере принятия решения, ибо еще немножко поразмышляла и в конце концов кивнула. Девочки подались ко мне чуть ближе.

— Она странно себя вела. Лицо у нее было темное, печальное. По нему пробегала тень, тревога.

Свет лампы мерцал в глазах говорившей Меритатон.

— Вы знаете почему?

Лежавшая на тахте Мекетатон крикнула:

— Они поссорились с отцом!

— Нет, — отозвалась старшая сестра.

— Да, поссорились. Я слышала. Потом она пришла пожелать нам спокойной ночи, а вы все спали. Она плакала, но старалась скрыть это. Я спросила, почему она плачет, и она сказала: «Просто так, моя милая, просто так». И сказала, что это будет наш секрет и чтобы я никому не говорила. Потом она поцеловала меня и обняла, как будто я была куклой какой-то, и велела ложиться спать и не волноваться, потому что она все уладит.

— И когда это случилось? — спросил я.

— День я не помню. Но недавно.

— Больше ни с кем из вас, принцессы, она в таком духе не разговаривала?

Переглянувшись, они покачали головами. Теперь Меритатон разозлилась и молчала.

— Мне показалось, ты сказала, что это был секрет. А сейчас ты выдала его.

Она сердито посмотрела на сестру, которая смерила ее ответным взглядом, но сникла под сердитым взором Меритатон. И снова повернулась ко мне.

— У них бывают ссоры. Как у всех. Это ничего не значит.

— Они часто ссорятся? — спросил я.

Меритатон отказалась отвечать.

Анхесенпаатон, стоявшая у стола, играла деревянной механической игрушкой: мужчину и большую собаку приводили в действие с помощью веревочек. Девочка поворачивала крючок, и деревянный мужчина поднимал руки, чтобы защититься от бросавшейся на него собаки. Снова и снова собака кусала человека — белые клыки, широкие красные глаза и вздыбленная по хребту шерсть. Принцесса засмеялась и указала на меня.

— Смотри, — сказала она. — Это ты!

Я был обескуражен, но затем кое-что вспомнил.

— Еще я должен передать всем вам сообщение, — проговорил я. — Оно от Сенет. Она просила вам сказать, что скучает по вас.

На лице Меритатон появилось жесткое выражение.

— Скажите ей…

Тут за спиной у меня открылась дверь. Девочки встали и поспешно направились к своим кроватям. Наставница задрожала.

— Кто позволил этому мужчине войти в детскую и разговаривать с принцессами в мое отсутствие?

Старческий голос скрежетал, как ногти по доске. Воцарилась жуткая тишина. Мы все стояли как истуканы, глядя в пол. Мне показалось, будто я снова в школе. Говорить пришлось мне.

— Ваше величество, виноват я.

Шаркающий звук сказал мне, что ноги у нее слабые и старые; от злости дыхание ее стало редким. Невзирая на все тончайшие ароматы этой страны, от нее воняло. Это был тошнотворный запах гниющей плоти. Затем она схватила меня за лицо. Прикосновение потрясло меня, я даже подпрыгнул. Вдовствующая царица держала меня костлявой сильной рукой, и мне пришлось заставить себя стоять смирно, пока она вела по моему лицу пальцами с длинными, отвратительными ногтями.

— Значит, ты тот глупец, который считает, что найдет ее. Посмотри на меня.

Я повиновался. Время превратило ее красоту в морщинистую маску ярости. Если бы не безумная роскошь одеяния — покрывал и платья, облекавших ее кости, — и волосы, крашеные, но длинные и собственные, царицу-мать можно было бы принять за сумасшедшую, дикую кочевницу пустыни. Ее рот напоминал старый кожаный кошелек, глаза были подернуты молочной пеленой. Они блуждали в глазницах, когда она говорила. Смех сопровождался порывами застоявшегося болотного газа. Она усмехнулась, словно могла видеть мою реакцию, продемонстрировав набор искусственных золотых зубов среди гниющих черных пеньков.