Банк хранящий смерть

Фон Мюнстер рассмеялся. Уж ему-то было известно прилежание этого студента. Он все время следил за ним, во время лекций смотрел не на Трайтчке, а наблюдал за его учеником и видел, как раз от раза росла в том преданность делу великой Германии. Такова была его, Мюнстера, работа. И теперь он был уверен, что сможет пополнить паству новым последователем.

— Не позволите ли пригласить вас ненадолго на чашечку кофе? Сегодня как-то особенно холодно, — Мюнстер старался говорить подчеркнуто дружелюбно.

— Если это не займет много времени. Мне еще надо будет вернуться.

— Скажите, — начал фон Мюнстер, когда они расположились за столиком в глубине кафе, — а не хотелось бы вам ближе познакомиться с профессором и его идеями? Но простите, какая непозволительная грубость с моей стороны, ведь я даже не спросил, как вас зовут!

— Меня зовут Карл, — улыбнулся юноша. — Карл Шмидт. Я из Гамбурга. Но, пожалуйста, продолжайте, вы начали говорить о профессоре и его идеях. Может быть, существуют и другие лекции, которые я мог бы посещать? И верно ли, что фон Трайтчке умирает?

— Возможно, конец его и близок, но дело его останется жить, — ответил Мюнстер, закуривая небольшую сигару. Он обвел помещение кафе пристальным взглядом, чтобы убедиться, что в небольшой нише у камина они действительно одни. Стены украшали изображения германских солдат. — К сожалению, речь не идет о дополнительных лекциях. Ах, если бы у нас была возможность снова и снова черпать вдохновение в страстных призывах учителя! Увы! — Внезапно он подался вперед и, медленно помешивая кофе, произнес: — Но есть общество, преданное его идеалам. — Он посмотрел прямо в глаза Карлу Шмидту. — Это тайное общество…

— О, — Шмидт внезапно почувствовал беспокойство. Матушка предупреждала его о тайных обществах, действовавших в университетах и армейских подразделениях. Ужасные сборища, наставляла она, вечные дуэли и чудовищные ритуалы, вроде черной мессы и поклонения мертвым. Она взяла с Карла слово, что он никогда — никогда — не будет иметь ничего общего с этими очагами порока.

— Что за тайное общество? — спросил юноша, чувствуя, как сигарный дым режет ему глаза.

— Уверяю вас, это совсем не то, что вы могли подумать! — рассмеялся Мюнстер. — Мы не пьем нашу кровь, смешивая ее с вином, и не устраиваем богослужений с черными свечами и подобной чепухой. — Он откинулся на спинку стула и сделал вид, что сомнения юноши оскорбили его. — У нас все намного серьезнее.

Мюнстер помолчал. Многолетний опыт научил его, что прежде всего необходимо убедить новичка в исключительной важности общества.

— В чем же тогда ваша цель? — Молодой человек подался вперед.

— Видите ли, мы полагаем, что идеи фон Трайтчке слишком важны, чтобы мешать их с теми забавами и играми, которыми развлекаются студенты университета и армейские кадеты. Слишком важны.

Он остановился, чтобы проверить, понял ли собеседник его слова. Понял.

— Но как можно стать его членом? В чем цели этого общества? Как оно называется? — Казалось, Карл Шмидт был готов записаться прямо сейчас.

— Конечно, я сообщу вам название общества. Но кандидатуры вновь вступающих сначала должны получить одобрение четырех старейшин общества, которые поручатся за них и подтвердят, что новички будут делать все для воплощения в жизнь идей фон Трайтчке и для процветания Германии. И это касается не только отношений с родственниками и друзьями, а также совсем не похоже на вступление в религиозную секту или приобщение к церкви. Все намного серьезнее. Положение кандидатов в обществе открывает перед ними возможность содействовать реализации наших замыслов. Каждый вступающий должен поклясться в этом. А потом мы поем наш гимн, наш Te Deum, или Ave Maria. Догадываетесь, какой именно?

Юноша покачал головой.

— Я уверен: вы бы обязательно догадались, если бы подумали немного. Это «Песнь черного орла», та, что сам фон Трайтчке сочинил, когда Франция объявила войну Пруссии в 1870 году.

Мюнстер стал тихонько напевать:

Карл Шмидт с гордой улыбкой подхватил:

— Тише, — сказал Мюнстер, — нельзя забывать о конспирации, даже когда дело идет о гимне фон Трайтчке. Наше общество называется «Черный орел». Каждый новый член получает вот такое кольцо, по которому он сможет узнать других членов общества.

Он снял с пальца серебряное кольцо. На нем не было никаких знаков. Карл Шмидт удивленно взглянул на собеседника.

— Посмотрите внутри. Приглядитесь хорошенько и увидите маленького черного орла, готового взмыть в небо ради дела великой Германии.

Студент вздохнул. Мюнстер ждал. Следующий шаг Шмидт должен был сделать сам.

— Я думаю, нет, я уверен, — начал юноша, — что хотел бы стать членом вашего общества. Но какую пользу я могу принести?

— Никогда нельзя знать заранее, кто и как сможет быть полезен нашему делу, — возразил Мюнстер. — Решать это — прерогатива старейшин. Порой приходится ждать годами, прежде чем им выпадает возможность исполнить свой долг. Но скажите мне, чем вы занимаетесь? Вы учитесь здесь в университете?

— Хотел бы, — грустно признался Карл. — Я служу в Потсдамском банке, здесь за углом.

— Так вы служите в банке? И разбираетесь в банковских операциях? — оживился фон Мюнстер.

— Ну, пока не совсем, — ответил Карл Шмидт, словно извиняясь, — но я учусь. Кроме того, я уже неплохо говорю по-английски. Банк платит за мое обучение на вечерних курсах.

— Друг мой, друг мой, — Мюнстер расплылся в улыбке и стиснул руку юноши, — сегодня же вечером или завтра вы будете представлены членам общества. Мы вместе споем «Песню черного орла». Очень важно, чтобы новый член и старейшины спели вместе. А потом, спустя какое-то время, мы, возможно, подыщем для вас важное задание. Дело, которым гордился бы даже сам фон Трайтчке!

— Здесь, в Берлине? В Потсдамском банке? — Карл снова был в недоумении.

— Нет, не в Берлине, — покачал головой Мюнстер и очень серьезно добавил, — в Лондоне.

Часть первая

ИСПЫТАНИЕ ВОДОЙ

1

Люди двигались по Лондонскому мосту, словно армия на марше: полк мужчин и несколько взводов женщин. Это было угрюмое войско, войско, которому, возможно, предстояло держать оборону или вступить в бой, отнюдь не сулящий победу. За их спинами состав за составом выгружали пассажиров на платформу, рев паровозов и свистки поездов возвещали о прибытии подкрепления.

По обе стороны от марширующей армии была река, в этом месте она достигала в ширину двухсот пятидесяти ярдов и кишела кораблями со всех концов света. Крики матросов и рабочих на лихтере прибавляли шума. Люди направлялись в Сити — деловой центр Лондона, который ежедневно во имя своих нужд поглощал почти триста тысяч служащих. Низшие клерки в засаленных черных пиджаках и протертых воротничках лелеяли надежду на приход лучших дней. Биржевые брокеры в отлично сидящих сюртуках мечтали о новых сделках и расточительных клиентах. Торговцы всеми возможными диковинками, доставлявшимися в Сити, — пробкой и ванилью, свинцом и салом, льняным маслом и щетиной, — молились о том, чтобы установились твердые цены на их товары.

Вся эта молчаливая армия направлялась служить двум богам Сити: Деньгам и Рынку. Деньги были бесстрастны. Деньги — это желтые слитки золота в подвалах Английского банка, располагавшегося в паре сотен ярдов по пути движения толпы; ценные бумаги, которые банкиры и торговцы рассылали по всем пяти континентам и которые служили отличной упаковочной бумагой, призванной оберегать английское господство в мировой торговле. Деньгам вели счет в банковских залах, в страховых компаниях и в учетных домах [4], где ежедневно строка за строкой, цифра за цифрой в огромных бухгалтерских книгах отмечали их перемещение.