Золото Ариеля

— Ты сказал, что путешествовал, незнакомец. Ты видел что-нибудь во время войны в Нидерландах?

— Достаточно.

— Ты был там солдатом?

Незнакомец кивнул, и все столпились вокруг него, обмениваясь многозначительными взглядами. Война в Нидерландах между Испанией и Голландией была кровавой и жестокой, обе стороны привлекали к себе иностранных наемников, и многие из этих наемников были англичанами. Лютня этого человека и его шляпа с пером никого не могли обмануть. Зрители еще с большим интересом устремили взгляды на Баркли.

— У меня не хватит монет, — пробормотал Баркли, роясь в кармане своей оборванной куртки. — Придется тебе взять что-нибудь другое.

Среди вещей, которые он извлек из кармана, были какие-то краденые медные безделушки, пара носовых платков, красивый маленький серебряный подсвечник и две книжечки, которые он украл с книжного лотка у собора Святого Павла из-за их красивых кожаных переплетов. Они были на латыни, а она значила для него так же мало, как и английский, потому что он не умел читать ни на том ни на другом языке.

— Вот. Можешь взять их.

Баркли нехотя бросил книги противнику.

Он не заметил, что два отдельных листа бумаги, покрытые рукописным текстом, выскользнули из одной книги и упали на пол. Старый матрос, который немного научился читать во время плаваний, нагнулся, чтобы подобрать их, и с любопытством посмотрел на первые строчки, стоя на коленях на тростнике, устилавшем пол.

— «Ариелю…» — с трудом прочел он себе под нос.

Лохматая собака, в чье пространство он вторгся, дружелюбно подошла к нему и ткнулась носом ему в лицо.

— Уйди, нахалка. «Ариелю я дам дар золота…»

Большего ему не удалось разобрать. Он поднялся и сунул листки обратно между страницами верхнего из двух маленьких томиков, которые Баркли швырнул на стол.

Но бумаги бумагами, а лютнист даже не подумал взять книги.

— Ты на самом деле считаешь, — сказал он Баркли, — что они стоят золотой?

Зрители пожевали чубуки своих трубок и забормотали в знак согласия. Им нравилось наблюдать за тем, как осуществляется справедливость. Баркли, раздраженный, клянущий все на свете, еще раз порылся в куртке и вытащил маленький серебряный подсвечник, он берег его, чтобы подарить своей сожительнице, той самой торговке рыбой, у которой было слишком много родственников.

— Больше у меня ничего нет, — заявил он. — Хочешь денег — придется тебе подождать до завтра.

Его противник оценил подсвечник опытным взглядом, как вдруг дверь распахнулась и вошел один из дружков Баркли, выходивший облегчиться.

— Там в проулке какой-то человек, — сообщил он, поправляя одежду. — Ищет кого-то по имени Варринер. В-в-Варринер, — передразнил он заикающуюся речь того, кто искал, и загоготал.

Лютнист замер, а золотистая собака у его ног пошевелилась и тихо заворчала. Он успокоил собаку, потом поднял глаза на говорившего и спросил:

— Он еще там?

Человек ухмыльнулся.

— Вряд ли. Я сказал ему, что здесь не место для таких, как он. Ты будешь еще играть с Баркли?

Лютнист уже стоял, засовывая книги и подсвечник в узел, из которого торчала лютня.

— Я ухожу, пока выигрываю, — ответил он.

Потом свистнул собаке и вышел в ночь. Дверь за ним захлопнулась. Разочарованные приятели Баркли начали расходиться. Баркли злобно нахмурился. Потом хлопнул себя по карманам и пошарил среди кружек на столе, поднимая их одну за другой в тщетных поисках.

— Кости! Вот ублюдок. Он украл мои кости…

Но один из собутыльников Баркли заметил что-то за пустой тарелкой, затем отодвинул тарелку и с торжеством поднял руку.

— Ничего он не украл. Смотри, что я нашел.

Две кости лежали у него на ладони. Побагровевший Баркли схватил их, ощупал и прошептал:

— Да, это мои. Проклятие, вот ловкач, сукин сын; сунул мои кости под свою тарелку, а играл своими. А у него они, должно быть, фальшивые…

— Как у тебя, да, Баркли? — крикнул кто-то.

Зрители разразились смехом, потом отступили, потому что Баркли бросился на улицу ловить злодея.

Но хотя он и пробежал по улице взад-вперед не один раз, там никого не было. Дождь шел, не переставая.

— Будь он проклят, — снова выругался Баркли. — Шулер, жулик. Будь он проклят…

Все еще ругаясь, он вернулся в таверну.

— Орфей, — насмехались его товарищи, встряхивая в кулаках воображаемые кости. — Орфей!

На Динз-лейн, рядом со старой церковью Святого Мартина, синеглазый черноволосый Орфей, чье настоящее имя было Нед Варринер, наконец увидел того, кто искал его у «Трех песенок». Человек этот торопливо шел к Патерностер-роу, спрятав голову от дождя. Его сапоги были забрызганы грязью лондонских переулков, а прекрасная черная ливрея покрыта пятнами ила — ливрея графа Норт-хэмптона.

— Саймон, — окликнул его Нед. — Саймон.

Человек ускорил шаг и снова исчез из виду. Нед Варринер, раздраженно выругавшись, срезал дорогу, пройдя через кладбище при соборе Святого Павла. Будучи мальчишкой, он исследовал каждую пядь в этой части города, знал каждый низенький домишко к северу от реки, ведал, где живут нищие и шлюхи. Если твой отец умирает банкротом, тебе приходится быстро стать взрослым.

— Саймон!

Человек вздрогнул, когда Нед возник перед ним. Факел, горевший в держателе на стене, осветил испуганное, изрытое оспинами лицо сухопарого светловолосого мужчины лет под тридцать.

— Значит, вы все-таки были в этом притоне, — сказал он, переводя дух. — Я н-не мог поверить, что вы вообще вернетесь в Англию, не говоря уже о том, что вас можно найти в таком грязном заведении.

Нед устало поправил шляпу с пером и жестом приказал своей собаке, Варнаве, стоять рядом.

— Я послал вам сообщение, чтобы вы встретили меня в «Трех песенках» в полночь, — сказал он. — Вместо этого вы являетесь в четыре часа, сообщаете мое имя каждому встречному мошеннику и при этом надеваете ливрею графа Нортхэмптона. Как вы считаете, это разумно?

Саймон Терстан был придворным Нортхэмптона более десяти лет. Карьера Неда, довольно яркая по сравнению с его собственной, всегда восхищала его. Теперь же у него был такой вид, словно он искренне сожалеет об этом знакомстве.

— Я получил ваше сообщение только недавно. А потом не мог найти эту п-п-проклятую пивную.

Нед быстро огляделся и отвел его в тень, подальше от света.

— Не рассказывайте мне сказки, — сказал он. — Просто вас отвлекли шлюхи Чипсайда.

Саймон покраснел от возмущения.

— Нет! И потом я не был уверен, не западня ли ваше сообщение. Прошло больше двух лет, Нед. Откуда мне было знать, что это на самом деле вы?

— Если здесь кому-то и могут устроить западню, так это мне. Слушайте, Саймон. Мне нужна ваша помощь. Не поговорите ли вы тайком от всех с Нортхэмитоном и не спросите ли у него, не может ли он меня принять?

В конце проулка прошла парочка пьяниц, спотыкаясь и вызывающе распевая назло ночной страже, которая несла дозор в городе после вечернего звона. Нед попятился еще дальше в темноту, увлекая за собой Саймона.

Саймон вытер пот со лба.

— Думаю, что м-могу дать вам ответ сейчас же. Судя по редким — очень редким — упоминаниям вашего имени я полагаю, что ответ будет отрицательным.

Нед немного помолчал. Потом сказал:

— Два последние года я рисковал ради него головой. Ему нужны были новости с войны в Нидерландах. И он получал их из первых рук.

— Я слышал, что вы участвовали там в сражениях, — сказал Саймон не без сочувствия. — Тяжело было, Нед?

— Состоять на воинской службе? К этому привыкаешь. Но я никогда не договаривался о постоянной ссылке.

— Некоторые сочли бы, что им повезло. Знаете, после того как вы уехали, появились слухи. — Саймон внимательно посмотрел на него. — Слухи о том, что вы помогли бежать некоему узнику-католику.

— Слухов всегда хватает, если речь идет о любом бедняге католике.

— Однако никто не отправляется в ссылку т-только из-за слухов. Лучше остаться и опровергнуть их. Как-то вы сами сказали мне это. Люди шептались, что этот узник-католик, Эшворт, был вашим близким другом.