Чужой клад

— Ваша матушка серьезно болела?

— Нет, просто недомогание. У нее болела голова, стучало в висках, бросало в жар… Илья привел уездного лекаря, и тот, осмотрев маму, сказал мне, что нет ничего опасного, посоветовал сделать небольшое кровопускание. Илья и Гликерия меня совсем успокоили, а то ведь я поначалу не решалась уехать из Криничек, боялась оставить маму.

— И я могу вас успокоить, — кивнул Денис. — У моей матушки пару лет назад тоже случались подобные недомогания.

Я даже попросил самого Фому Тихорского ее осмотреть. И он сказал, что это обычное дело в зрелом возрасте. Впрочем, вам об этом еще рано знать. — Он улыбнулся и тут же перевел разговор: — А из Криничек вы ехали вместе с Боровичами?

— Конечно. Они-то и уговорили маму отпустить меня.

— И долго они уговаривали вашу строгую родительницу?

— Да всю неделю, как гостили у нас, так и уговаривали. И я вместе с ними.

— А есть ли у вас еще родственники, которые противились вашему участию в спектаклях? Может быть, по отцовской линии?

— Нет, со стороны отца у меня не сохранилось родни. Он был старинного казацкого рода, но его отец и братья погибли в сражениях, а сестра недавно умерла в монастыре. Да у меня и со стороны матушки никого, кроме Ильи. Он сын ее старшей сестры. Моя мама ведь из знатных молдавских дворян, — добавила Настя не без гордости. — Так что напрасно ваша… тетушка считает меня такой уж провинциалкой. Впрочем, и вы, вероятно, про себя называете меня черкашенкой или цыганкой…

— Что? Черкашенка? Цыганка? — Денис рассмеялся, не сводя с Насти пристально-раздевающего взгляда, который особенно ее смущал. — Нет, прелесть моя, к таким вещам я равнодушен. Для меня личные достоинства человека куда интересней его происхождения по крови. Здесь я рассуждаю почти как господа космополиты. Знаете, кто это такие?

— Знаю… — Настя кашлянула, слегка замявшись, — Но ведь космополит — это почти то же самое, что и масон?

— Нет. — А вы разве знакомы с масонами?

— Представьте, с Мишей Херасковым в детстве мы даже дружили, а однажды чуть не подрались.

— Но, надеюсь, в те годы он еще не был масоном. — усмехнулся Денис. — А вы были с ним знакомы, вероятно, через молдавскую родню?

— Да. Мои дед и бабка, у которых я подолгу гостила в Переяславле, дружили с его семьей. Старики Флештины вообще старались меня образовывать. Возили в Киев, Харьков, а однажды и в Москву. Правда, в Петербург не успели.

— У вас еще все впереди. Сейчас главное — уберечь вас от опасности, а уж потом… — Денис замолчал, и взгляд его вдруг стал серьезным, даже хмурым. — Рассудок мне подсказывает, что нам с вами надо немедленно ехать в Кринички. Кажется, именно там скрыт ключ от убийственной тайны.

— Нам с вами ехать? — встрепенулась Настя. — Разве это возможно?

— Но иного выхода нет, — твердо заявил Денис. — Поручить это дело кому-то другому я не могу, а ехать в Кринички без вас мне просто не имеет резона, потому что вы многое должны будете объяснить мне там, на месте. К тому же я боюсь оставлять вас одну в Глухове.

Настя посмотрела на его серьезное лицо и с волнением спросила:

— Значит, вы уже о чем-то догадались? Вы знаете, с какого бока мне грозит опасность?

— Эти догадки слишком смутные, чтобы о них рассказывать. Может быть, в поездке я кое-что вам скажу, но не здесь и не сейчас. А ехать надо завтра с самого утра. Решайтесь.

— Но что я скажу родственникам? Как объясню Ивану Леонтьевичу мое отсутствие? А мама, когда увидит, что я приехала вдвоем с незнакомым мужчиной, назовем мой поступок безрассудным и нескромным.

— Все это пустяки, все это можно решить. Главное, чтобы вы верили мне и помогали.

— Что ж, я готова, — прошептала Настя, судорожно сглотнув комок в горле. — Только очень не хочется сорвать спектакль и подвести Ивана Леонтьевича.

— А мы его не подведем, — заверил Денис. — Поездка наша не продлится больше недели, и мы успеем вернуться за несколько дней до приезда гетмана. Кстати, именно Шалыгин поможет нам уладить дело с этой поездкой. Я уже все обдумал. Завтра утром вы исчезнете прямо с репетиции, а Иван всем объявит, будто за вами приехали из Криничек двое слуг, передали вам письмо от маменьки, и вы тут же сели к ним в бричку и помчались домой. Никто не сможет придраться к девушке, которая едет к матери в сопровождении своих домашних слуг. И только Шалыгин будет знать, что вы уехали со мной. Но он нас не выдаст, — особенно если я ему пообещаю заменить в спектакле Якова.

— А вы действительно замените? — удивилась Настя. — А не зазорно ли для такого важного ученого, как вы, играть в комедии?

— Я рад, что вас это забавляет, — улыбнулся Денис, заметив веселые искорки в глазах девушки. — Скажу вам честно, что и в бытность свою студентом я увлекался игрой в комедиях.

А ученый я пока еще не важный. Но с такой прекрасной героиней, как вы, даже господа Декарт и Невтон, верно, не отказались бы сыграть.

— А теперь вы говорите, как столичный кавалер, который пытается обольстить глупую мешанку, — заметила Настя и отвернулась. — Не надо, Денис Андреевич, я этого не люблю.

— Черт возьми, вот странное создание! — воскликнул Томский и хлопнул себя по коленям. — Большинство дам обожает комплименты, а вы…

— Но я ведь не дама, — усмехнулась Настя. — Я по сути своей — простая казачка… пусть даже с дворянскими корнями.

— Простая? Вы что угодно, только не простая, — пробормотал Денис и надолго замолчал.

Они молчали вместе, не глядя друг на друга и не решаясь даже громко вздохнуть. Неловкую, пронзительную тишину нарушал только шелест листьев и щебетание птиц. Настя почему-то надеялась, что Денис вот-вот скажет что-то важное, затаенное. А он вдруг резко встал со скамьи и, глядя на девушку сверху вниз, требовательно спросил:

— Так вы поедете в Кринички? Вы будете играть со мною в пьесе? Или мое общество совсем уж вам чуждо и неприятно?

От неожиданности Настя тоже вскочила с места и, оказавшись лицом к лицу с Денисом, быстро ответила:

— Я поеду, я буду играть. Я с благодарностью принимаю вашу помощь.

Его лицо на мгновение прояснилось, а потом опять стало суровым. Насте показалось, что какие-то слова готовы были слететь с его губ, но он подавил свой порыв усилием воли. Учтиво протянув ей руку, он сказал:

— Пойдемте, Анастасия Михайловна, я провожу вас до дома.

— Пойдемте. — Она вздохнула и, легко опершись на его руку, вышла из беседки. — Представляю, как испугаются родичи и слуги, когда я расскажу им о происшествии…

Денис и Настя вышли из парка на улицу. Возле брошенной ими коляски уже собралось несколько человек, среди которых был кучер Веры, сетовавший, что управитель запряг лучших панских лошадей, да и бросил их посреди улицы. Подойдя ближе, Денис объявил, что управитель лежит застреленный возле своего нового дома. Тут же в толпе поднялся гвалт; люди наперебой спешили рассказать, как только что нашли на окружной дороге Юхима с перерезанным горлом. Денис бросил тревожный взгляд на Настю и кивнул, словно бы говоря: «Да, я это предвидел». Потом, еще пару минут послушав свидетелей несчастья, он велел кучеру:

— Отвези нас с барышней в дом ее родственников, а потом оповести пристава о двух убийствах.

Денис и Настя уехали, а возбужденная толпа все росла и еще долго не могла угомониться. У каждого были свои суждения по поводу загадочных убийств, которые вдруг обрушились на спокойный город за последние две недели. Обвиняли кого угодно: беглых разбойников, татар, ляхов, евреев, солдат-москалей, гайдамаков, бродячих цыган, даже иезуитов. Но больше всего, конечно, доставалось всяческим ведьмам — особенно местной, обитавшей в озере. Так и не придя к единому мнению, толпа поредела и окончательно рассеялась, когда приблизился известный своей бестолковой суровостью пристав.

Подъехав к дому Боровичей, Денис и Настя вместе вошли в калитку и не заметили на другой стороне улицы Остапа Борисовича. Между тем Новохатько как раз направлялся в гости к Настиным родичам, надеясь поговорить с ними о своих серьезных намерениях в отношении девушки. Но, увидев, как Настя ведет в дом Дениса, с которым, не стесняясь, ехала по городу вдвоем и в закрытой коляске, Остап Борисович передумал идти в гости. Он не хотел быть смешным, а главное, побаивался новой встречи с Денисом. Потоптавшись несколько минут на месте, он крякнул, махнул рукой и отправился восвояси.