Байки русского сыска

— Да кто же вам говорил, что это написали, это я так просто, для примера привёл, — стал уверять его агент.

— Полно, что вы меня за ребёнка держите! — продолжал возмущаться Добычин. — Проговорились, так чего уж тут…

— Вы только смотрите, начальству меня не выдайте, что от меня услыхали, — попросил его агент. И добавил уже совсем дружественно: — Я, признаться, во все это не очень верю. Так и начальству сказал: «Не может быть, чтобы Добычин у себя на заводе ячейку боевиков пригрел, не иначе как его угрозами либо шантажом принудили к этому».

— Да меня никто не принуждал! — воскликнул купец.

— Неужто сами против существующих порядков выступить решились? — обмер агент.

— Кой черт, выступить! Нету у меня на заводе никаких боевиков, да и динамит нам тот нужен раз в год, специально партию закупаем и используем сразу же! Что вы там за чушь напридумывали?!

— Кто его знает? — пожал плечами агент. — Начальству виднее, я когда за вами следил, все понять никак не мог: «Зачем, думаю, такому хорошему человеку революция? Завод у него, доходы немалые, покушать любит, выпить не дурак, по части женского пола опять же, и в картишки не прочь… Неужто, думаю, маска все это, а под нею скрывается жуткая физиономия фанатика, про которую нам давеча их благородие господин штабс-ротмистр изволили доводить на очередном инструктаже?» Думаю так и сам не верю! Так и написал в последнем отчёте: «…после этого заказал себе матлот из налимьих печёнок и, съев его с большим аппетитом, потом более двух часов играл на бильярде с неизвестным мне лицом, которое он называл Матвеем Петровичем. По моему мнению, человек с такими здоровыми наклонностями не может иметь преступной натуры: слишком многое он рискует потерять, попав на каторгу».

— И что начальство? — спросил купец.

— За наблюдательность похвалили, а за выводы изволили сделать выговор: «Не вашего ума дело, вам приказано наблюдать!»

— Так за разговорцем и приехали, — продолжил свой рассказ Добычин. — Высадились в Дегтярном переулке, возле большого дома. С извозчиком рассчитался этот самый агент и повёл он меня в подъезд. Дом большой, подъезд шикарный, с подъёмной машиной. Зашли мы в эту машину, и, когда двери агент закрыл, я ему сторублевый билет в ручку сунул и говорю: «Вы в случае чего насчёт здоровых наклонностей доложите ещё раз, ежели спросят».

— Взял? — спросил Кошко.

— Приняли-с, — ответил Добычин. — Поднялись мы на третий этаж, вышли из машины, и он позвонил в ту дверь, что справа от нас была. Открыла горничная. Мой агент велел ей доложить, что, дескать, приказание выполнено: арестованный Добычин доставлен. Горничная побежала с докладом, а филёр этот ввёл меня в квартиру, и прямо из прихожей попали мы в большой, хорошо обставленный зал. Вскоре горничная, пятясь, вышла из-за створчатых дверей и из-за них послышался голос начальника:

— Скажите филёру, чтобы ввёл Добычина.

Тот только успел шепнуть мне:

— Не перечьте ему особенно, он три покушения бомбистов пережил, оттого страшно зол на вашего брата…

Не успел я и слова молвить, что, дескать, черт с рогами им брат, тем бомбистам, а не я, ан уж мы в кабинете оказались…

Добычина ввели в кабинет и усадили напротив большого письменного стола, за которым восседал с грозным видом довольно ещё молодой господин, облачённый в дорогой цивильный костюм. Смерив купца взглядом, полным холодной, проникающей в самую душу ненависти, он презрительно поджал губы и нажал на кнопку звонка, вмонтированного в его стол, с таким видом, словно давил клопа, насосавшегося его крови. В кабинет бесшумно вошёл атлетически сложенный чиновник, также одетый в штатское, и начальник, обращаясь к нему, но неотрывно глядя на Добычина, произнёс:

— Господин штабс-ротмистр, потрудитесь принести дело господина Добычина.

— Слушаю-с, ваше-ство, — ответил ротмистр и по привычке щёлкнул каблуками ботинок. Он исчез за дверью и буквально через минуту вернулся с пухлым томом в казённой папке серого цвета, на которой чёрными буквами было напечатано «Дело».

Пока сотрудники охранки проделывали все эти манипуляции, душа кирпичника, вроде немного отогревшаяся за время разговора с филёром, вёзшим его из трактира, теперь вновь оказалась скованной страхом. Ощущение было похоже на то, какое испытывает пациент дантиста перед началом операции, когда он уже сидит с открытым ртом в кресле и, зажмурившись от страха, прислушивается к позвякиванию страшных орудий зубоврачебного ремесла, перебираемых врачом в раздумье: каким именно можно начать мучить больного, чтобы причинить ему как можно больше страданий?

Начальник углубился в чтение папки, и пауза, столь угнетающе действующая на купца, все более затягивалась, доводя его до крайней степени испуга. Когда начальник, наконец оторвавшись от чтения, посмотрел на него тяжёлым взглядом и мрачно произнёс:

— Ну-с, господин Добычин…

Он даже обрадовался и с готовностью произнёс:

— Чего изволите?

И тут же строгий начальник хватил кулаком по столу и заорал:

— Молчать, революционная дррррянь! Говорить будете, только когда я велю! Попался, так изволь отвечать за свои делишки!

— Не виноват я, ваше благородие! — заголосил купец. — Вот святой истинный крест, не виноват, оболгали меня злые люди! Поклёп возвели!

— Поклёп?! — пуще прежнего взъярился начальник. — А это вот что в деле написано?

И он, схватив папку, раскрыл её примерно посередине и прочитал:

«…После того как дважды проверился, глядя в витрины, наблюдая в них возможную слежку, вошёл в номера Супонина, где имел конспиративную встречу с крестьянкой Марьей Шунихиной». Было?

— Было, — подтвердил купец, — но…

Начальник договорить ему не дал:

— То-то, что было! Вы, конечно, конспиратор опытный, но вот остальные члены вашей преступной организации крайне беспечны, и нам не составило труда последить за Шунихиной и выяснить про неё все!

— Что «все»?! — вскричал перепуганный насмерть Добычин.

— Все, значит, все! Вы знали, чем занимался и где был брат Марьи Шунихиной, Иван Шунихин, в 1905—1907 годах?

— Да откуда же мне знать! — простонал Добычин. — Я даже не знал, что у неё брат есть!

— Не знали? — издевательски хмыкнув, спросил начальник охранки. — Вы не знали, что Иван Шунихин был членом шайки экспроприаторов, совершившей более десятка разбойных нападений для пополнения партийной кассы? Что на совести этих разбойников несколько убийств и что, когда их, наконец, поймали, большинство членов этой шайки по приговору военно-полевого суда повесили, а Ивану заменили казнь бессрочной каторгой исключительно потому, что не удалось доказать его непосредственное участие в убийствах? И про то, что он сбежал и вот уже долгое время скрывается, вы тоже не знали? Встречались конспиративно с его сестрой, поддерживали связь с братом через неё и не знали всего этого? Вы что же, нас совсем за дураков считаете?

— Ваше благородие, позвольте объясниться! — взмолился Добычин. — Ничегошеньки я про этого братца её окаянного не знал, не ведал! Марья поступила к нам горничной около года назад. Молодая крепкая девка. Жена как-то уехала к тётке, ну а нас, как говорится, бес попутал… Жене, когда приехала, кто-то про нас нашептал… Дальше известное дело: Марье — расчёт, мне — скандал. Еле браслеткой золотой отдарился. Ну а девочку жалко стало, пристроил я её на место в один дом, к даме одной, я ей кирпич для ремонта имения продавал. Ну и вот с тех пор тайком видимся с нею в тех самых номерах.

— На предмет чего?

— Для того же для самого, что и раньше было, — густо покраснев, признался купец и совсем уж тихо проговорил: — Для продолжения связи. А ходим туда с оглядкой, потому как опасаемся: не дай бог кто-нибудь пронюхает про наши амуры и опять моей благоверной донесёт, тогда беды не оберёшься!