Что приносит тьма (ЛП)

Хозяин магазина выглядел лет на шестьдесят с лишком. Его темные волосы серебрились на висках, но движения оставались энергичными, а небольшая жилистая фигура – подтянутой и прямой. У Франсийона был высокий лоб, узкие губы и тонкий галльский нос его предков, французских гугенотов, покинувших родину более ста лет назад, после отмены Нантского эдикта [18]. Франсийоны вели свое дело в Лондоне в течение уже нескольких поколений, но в голосе ювелира все равно слышался легкий акцент, когда он спросил:

– Чем могу быть полезен?

Приблизившись к прилавку, Себастьян оперся на него ладонями.

– Мое имя Девлин. Я расследую обстоятельства смерти Даниэля Эйслера, и меня интересует крупный голубой бриллиант, который он продавал. Насколько мне известно, вы видели этот камень.

Что-то мелькнуло в глубине светло-карих глаз гугенота, но быстро спряталось за опущенными ресницами.

– Простите, но я ума не приложу, о чем идет речь.

– Уверены?

– Уверен.

Себастьян медленно обвел взглядом небольшой магазинчик. В витринах лежали разнообразные драгоценные камни: одни ограненные, отполированные и в оправе, другие в еще необработанном виде. Но стены были увешаны изображениями птиц и застекленными рамками со всякими насекомыми – от экзотических жуков до огромных, ярко окрашенных бабочек. Очевидно, хотя Франсийон выучился на ювелира, его интересы охватывали и другие стороны естествознания, помимо минералогии.

– Полагаю, процветание заведений, подобных вашему, в значительной мере зависит от его репутации как честного и порядочного. Увы, единожды утраченное доброе имя почти невозможно вернуть.

– Имя Франсийонов пользуется уважением вот уже больше сотни…

– Да, мне так и говорили. Вот почему я думал, что вы заинтересованы в том, чтобы его не связывали со скандальным случаем грабежа и убийства.

Прием был грубым и примитивным, зато действенным. Ювелир уставился на посетителя, стиснув челюсти, голос зазвучал сдавленно от сдерживаемого негодования.

– Что именно вы хотите знать о камне?

– Прежде всего мне любопытно, зачем Эйслер приносил его вам.

– Меня попросили подготовить иллюстрированный проспект по товару.

– И вы подготовили?

– Да.

– Что именно входит в такую подготовку?

– Обычно? Выявление дефектов, взвешивание, изображение в цвете. В данном случае, вид сверху и сбоку.

– Выходит, вы можете описать мне драгоценность.

– Могу. Хотя не уверен, что мне стоит это делать.

Девлин еще раз многозначительно окинул взглядом магазинчик.

Франсийон прочистил горло.

– Интересующий вас экземпляр – необыкновенного сапфирного оттенка алмаз с бриллиантовой огранкой, который на момент моего осмотра не был вставлен в оправу и весил больше сорока пяти карат.

Себастьян впервые получил веское доказательство, что такой камень действительно существует.

– Кому Эйслер собирался продать бриллиант?

– Не знаю. Меня в это не посвящали.

– Он не упомянул, откуда взялся камень?

– Нет.

– Однако у вас имеются предположения, не так ли? – спросил Девлин, наблюдая за лицом собеседника.

Франсийон сглотнул, но промолчал.

– Я слышал, большие голубые бриллианты весьма редки, – обронил Себастьян. – На самом деле настолько редки, что такому многоопытному ювелиру, как вы, наверняка известно обо всех подобных камнях.

– Мне ничего не известно о наличии сорокапятикаратного голубого бриллианта ни в одной из существующих коллекций.

– А как насчет той коллекции, которая пропала?

– Простите?

– Разве «Голубой француз» не был большим, сапфирного цвета алмазом? Он исчез вместе с остальными сокровищами французской короны в этом же месяце ровно двадцать лет назад. Вам это не кажется определенным… совпадением?

– «Голубой француз» крупнее – около шестидесяти семи карат. И другой огранки.

– Но бриллиант ведь можно переогранить? Мне кажется, любой, кто задумал бы продать этот камень, счел бы целесообразным изменить его внешний вид.

Встретившись с взглядом Девлина, ювелир отвел глаза.

– Не понимаю, с какой стати вы явились сюда и задаете все эти вопросы.

– Я здесь, поскольку Даниэль Эйслер мертв, и мне все больше кажется, что «Голубой француз» имеет отношение к его убийству.

– Но власти уже схватили человека, который в ответе за это преступление!

– Да, Рассела Йейтса посадили в Ньюгейт. Однако я не верю, будто он виновен. И принципиально возражаю против повешения невинных людей.

Франсийон поколебался, затем полез под прилавок, вытащил большой фолиант и положил его на витрину. Какое-то время полистал книгу, словно искал что-то, а потом развернул ее к виконту, указывая на полностраничную цветную иллюстрацию:

– Вот, видите? Это подвеска с орденом Золотого Руна, принадлежавшая Людовику XV.

Себастьян уставился на кричаще броское ювелирное изделие из золота и драгоценных камней. В центре подвески свернулся великолепный красный дракон, искусно вырезанный из продолговатого камня цвета бычьей крови. Десятки маленьких, прозрачных бриллиантов составляли крылья и хвост дракона; над ним покоился огромный шестигранный алмаз, а еще выше – желтый камень чуть поменьше. Однако наибольшее внимание привлекал огромный, глубокого сапфирного цвета бриллиант, лежавший в языках пламени, изрыгаемых пастью дракона. Внизу, почти незаметный по сравнению с крупным голубым камнем, висел и сам барашек, руно которого образовывали десятки мелких желтых камушков, оправленных в золото.

– А что это за крупный прозрачный бриллиант наверху?

– Его называли «Базу». Весил почти тридцать три карата и уступал по величине только «Голубому французу». Большие желтые камни, которые вы видите здесь и здесь – это желтые сапфиры, по десять карат каждый. Пять бриллиантов по пять карат. И без преувеличения десятки мелких камней. А в руне сплошь желтые бриллианты.

– И ни один из них не был найден?

– Только резной красный дракон, известный как «Кот-де-Бретань» [19]. Его нашли совершенно случайно, вскоре после кражи.

– Выходит, подвеска была разобрана на части.

– Да. – Франсийон закрыл книгу и засунул ее обратно под прилавок. – Но вы должны понимать, что подобные предположения не более чем чистой воды догадки. Эйслер не сказал ничего – ни единого слова, которое наводило бы на подозрения, что показанный мне бриллиант был «Голубым французом».

– Для кого предназначался проспект?

– Я уже говорил вам, Эйслер не признался. Но…

– Но?..

– Догадаться нетрудно.

– Имеете в виду Принни?

Ювелир пожал плечами и закатил глаза, однако ничего не ответил.

Девлин пытливо вгляделся в сдержанные черты маленького француза:

– Впервые услышав о гибели Эйслера, кто, вы подумали, его убил?

Франсийон изумленно хмыкнул:

– Вы шутите.

– О, я абсолютно серьезен.

Собеседник еще раз прокашлялся и многозначительно отвел взгляд.

– Ну, если хотите знать, я, естественно, предположил, что к этому может как-то оказаться причастным Перлман.

– Кто?

– Самуэль Перлман, племянник Эйслера.

– Часом, не тот, кто застал Рассела Йейтса над телом торговца?

– У Эйслера только один племянник, он же единственный его наследник.

– Я этого не знал.

Франсийон кивнул:

– Да, сын его сестры. Эйслер никогда не делал секрета из того факта, что презирает парня. Постоянно грозился лишить его наследства и оставить все свои деньги на благотворительность.

– Чем же Перлман вызвал такое неудовольствие дяди?

– Мистер Эйслер считал племянника… транжирой.

– А это действительно так?

Ювелир почесал кончик носа.

– Попросту говоря, подход Перлмана к деньгам и тратам значительно отличался от подхода самого Эйслера. Однако недовольство вызывалось не только этим. Покойный также возмущался недавней женитьбой племянника. Он, собственно, сказал мне в субботу, что это стало последней каплей. Последней каплей.