Комитет Тициана

После его слов Пианта стала общительнее и показала, где висели полотна и как, по ее мнению, их вынесли из дома.

Передняя дверь. Или скорее то, что некогда служило церемониальным входом со стороны Большого канала, куда приставали гондолы и торжественно и помпезно высаживали своих пассажиров. Теперь им почти не пользовались. Частный извоз на гондолах сейчас уж не тот, что раньше.

Боттандо окинул массивные створки профессиональным взглядом. Очень старые, решил он. Скорее всего восемнадцатый век. Дерево постоянно подвергалось действию сырости и жары, но все еще крепкое. А внушительный замок не устоит перед современным грабителем и тридцати секунд. Везде одна и та же история: к чему зарешечивать окна, если дверь остается открытой? Пока Боттандо размышлял, синьора Пианта настойчиво твердила, что именно Аргайл со своими соотечественниками — в ее изображении он выглядел эдаким современным Раффлзом [7], что Боттандо показалось самым невероятным сравнением, — именно они пробрались глубокой ночью в дом и вывезли по воде полотна. Никто ничего не слышал, потому что все спальни расположены на третьем этаже, а маркиза взяла привычку принимать на ночь снотворное. Слушая ее трескотню, генерал что-то проворчал, открыл дверь и вышел на причал.

Оттуда, несмотря на затянутое тучами небо, открывался прекрасный вид на канат. Прямо перед ним стояла белая, как свадебный торт, церковь Санта-Мария-делла-Сачюте. Дальше в лагуне проступали очертания острова Сан-Джорджо. Лодки всех видов бороздили Большой канал, поднимали волну, и вода с тихим хлюпаньем набегала на деревянные ступени лестницы. Кое-где перед кафе все еще пестрели цветные зонты, отважно сопротивляясь уходу лета. С моря задувал свежий, пронизывающий ветер и приносил пряные запахи простора, и от этого сразу забывалось, насколько сильно загажено это место.

Довольно людная часть города, подумал Боттандо, заставляя себя возвратиться к выполнению долга. Неужели возможно погрузить картины на лодку и уплыть так, чтобы этого никто не заметил? Но несмотря на все усилия когорт Боволо, свидетелей до сих пор не нашлось. Удивительно, как в этом деле мало свидетелей.

— Когда в последний раз пользовались этим входом? — Генерал попробовал ногой хлипкую доску. — Я имею в виду официально?

— Год назад. Племянник маркизы доктор Лоренцо устраивал прием в начале сессии заседаний своего нового комитета и организовал, чтобы всех гостей подвезли по воде. Это был тот редкий случай, когда они с маркизой разговаривали, что случается не чаще раза в году, после чего снова препираются из-за наследства.

Боттандо рассеянно кивал и в то же время внимательно осматривал массивные сваи, глубоко забитые в грязное дно канала и державшие на себе все сооружение. Ничего примечательного. Он пожевал губами и пригляделся к настилу. Задумчиво насупил брови и вернулся в дом. Пожимая женщине руку, сказал, что еще вернется, и ушел прочь.

— Итак, — подытожил он вечером, — теперь нам известно, что делала Луиза Мастерсон в той части города перед тем, как ее убили. И еще по крайней мере наметились связи между комитетом, убийствами и этими чертовыми картинами. Схема такова: после смерти маркизы их должен унаследовать Лоренцо, Мастерсон хотела исследовать одно из полотен, но на острове кто-то об этом знал. Можно было бы ожидать, — мимоходом заметил он, — что это небольшое совпадение будет отмечено вашим добрым приятелем и коллегой комиссаром Боволо, но этого не случилось. Возможно, он решил, что в этом нет ничего важного. Возможно, он прав.

Боттандо пригубил вино и задумался.

— Так на чем я остановился? Ах да. Все отрицают, что получали сообщение от Пианты или слышали от других, чтобы она с кем-то связывалась. Я позвонил каждому и проверил. Остается предположить, что кто-то один немного кривит душой. Что это дает — другой вопрос, но, на мой взгляд, некоторое продвижение все-таки есть. — Генерал скромничал. На самом деле он был вполне доволен собой.

— И вы официально признаете меня невиновным и исключаете из числа тех, кто отвалил в ночь на лодке, полной картин? — спросил Аргайл, радуясь, что его так быстро освободили от подозрений.

— Пожалуй, да, — торжественно ответил Боттандо. — Хотя из тактических соображений можно будет вас арестовать, если до дня утверждения бюджета у нас на руках не окажется ничего получше. Но я уверен, вы нас поймете. И еще: в ту ночь на лодке с картинами никто не отваливал.

— Мне показалось, что грабители вскрыли дверь. — Флавия подняла голову. Прежде чем заказать zuppa inglese, она внимательно проштудировала все меню, желая как следует подзаправиться.

— Так оно и случилось, — отозвался ее патрон. — Но деревянным причалом не пользовались целый год. Невозможно нагрузить лодку и при этом не оставить царапин или каких-нибудь следов. Однако там ничего не было.

— Как же они все это проделали?

— Загадка. Я уверен только в том, что не происходило. А теперь, дамы и господа, извольте ваши суждения.

— Что там насчет драчки между маркизой и Лоренцо? — задал вопрос Аргайл.

Боттандо погрозил ему пальцем.

— Она не сможет лишить его наследства, если вы об этом. Имение оставлено Лоренцо его дядей, хотя и с условием, что жена завещателя имеет право им пользоваться до конца своей жизни. Другое дело, что жизнь маркизы затянулась сверх всяких ожиданий.

— А не спровоцировано ли убийство Мастерсон ее желанием осмотреть картину?

— Трудно сказать.

— Меня заинтересовал звонок Пианты в фонд, — проговорила Флавия, наморщив лоб и перебирая разные возможности. — Если сообщение принял один из коллег Мастерсон, он знал, где ее искать в тот вечер. И в таком случае он — самая подходящая кандидатура на роль убийцы с кинжалом. Кто может сойти за итальянца? Только не Ван Хеттерен и не Миллер — у того и у другого сильный акцент. Коллман может под настроение. Безусловно, Робертс. И конечно, Лоренцо. Но его голос Пианта бы узнала.

— Справедливо. Но Лоренцо, судя по всему, там не было. Значит, остается Робертс, однако Ван Хеттерен утверждает, что находился с ним постоянно, и настаивает, что председатель ни с кем не разговаривал. Не вижу причин, зачем ему лгать.

— Есть причины, если он убил их обоих.

— Резонно. Очень резонно. Может быть, есть смысл посвятить немного времени более тщательной проверке его алиби?

— Я уже проверяла, — возразила Флавия. — Можете мне объяснить, каким образом ему удалось незаметно отлучиться с вечеринки на полтора часа? Ведь нужно было пересечь всю Венецию, зарезать Мастерсон и прокрасться обратно. Если можете, я с радостью признаю: Лоренцо — тот человек, которого мы ищем.

Все помолчали, пригубили напитки и задумались над превратностями жизни.

— Чтобы закончить эту тему, — продолжала Флавия, — согласимся, что можно успеть уехать из театра, убить Мастерсон и вернуться обратно, но фрау Коллман утверждает, что ни Робертс, ни ее супруг не исчезали из ее поля зрения больше чем на несколько минут.

На фоне уверенных реконструкций вероятных сценариев Флавии и отчета об успешных допросах Боттандо Аргайл чувствовал себя немного неловко — его успехи в этот день казались совершенно ничтожными.

Он однажды признался Флавии, что не подходит на роль торговца картинами потому, что начинает интересоваться полотном, которое намеревается приобрести. То же как будто происходило и с делом об убийстве: его внимание все больше и больше приковывали жертвы. Он позвонил своему работодателю сэру Эдварду Бирнесу и задал вопрос о Бенедетти — владельце полотна, которое послужило поводом для размолвки между Мастерсон и Коллманом.

Потом посвятил патрона в свои неудачи. Тот согласился, что такое случалось, только не мог припомнить, чтобы картины крали в последний момент перед покупкой. Еще Бирнес настаивал, чтобы Аргайл возвращался в Рим и принимался зарабатывать деньги. И Аргайл обещал.