Орудья мрака

Лишь большим усилием воли Грейвс заставил себя снова покинуть свое жилище. Прежде чем уйти, он немного подвигал разбросанные страницы своих сочинений по рабочей поверхности стола, как ребенок, окунающий в пруд купальницы, и, сам не зная почему, задумался о том, когда он сможет вернуться сюда и каким человеком снова поднимет щеколду на этой двери.

Харриет не испытала ни малейшего удовольствия при мысли о том, что нынче утром ей придется посетить леди Торнли. Этот визит покажется хозяйке замка необычным, и Харриет стало немного не по себе оттого, что подобное предприятие может вызвать сомнение в ее поступках.

Цель визита была неясна даже ей самой. Она знала, что хочет показать замок Торнли Краудеру и понять, почувствует ли он ауру распада, ту, что ощущает она сама, однако подобное начало всестороннего расследования обстоятельств, приведших покойника в рощицу на холме, казалось ей неосновательным. Она так и сказала Краудеру, предлагая нанести этот визит, но, услышав, что он считает подобное поведение правильным, успокоилась.

— В моей работе, госпожа Уэстерман, часто приходится начинать с широкого рассмотрения вопроса, — сказал он, — до тех пор, пока не отыщутся особенности, а за них уже можно ухватиться. У вас есть подозрения, не подлежащие словесному выражению. Нам должно осмотреться, имея в виду эти ощущения, и понять, сможем ли мы нарастить мясо на кости наших доводов. Что же до самого визита, возможно, местная знать просто-напросто предположит следующее: вы гордитесь тем, что выманили меня из уединения и теперь водите тут и там, словно леопарда на цепи.

Харриет не представляла себе, как можно сравнить худощавого и сухопарого Краудера с леопардом, однако эта метафора рассмешила ее и придала смелости.

Два семейства давным-давно свели общение к обмену любезностями через слуг. Рейчел посчитала своим долгом присоединиться к сестре и Краудеру, а Харриет, хоть и была рада этому с точки зрения приличий, чувствовала себя почти жесткосердной, рассказывая анатому о том, что ей удалось выспросить нынче утром у маленькой швеи. Они ехали в экипаже к главным воротам замка Торнли, и Харриет, рассказывая, то и дело поглядывала на бледный профиль сестры, однако Рейчел казалась непреклонной: она упорно разглядывала проносящиеся мимо пейзажи и делала вид (во всяком случае в тот самый момент), что ничего не слышит.

— Под конец госпожа Мортимер кое-что разъяснила о главных персонах замка. Прежнего эконома Торнли считали жестким, но дельным человеком. Обитатели замка его не любили, однако у хозяина он ходил в фаворитах. Затем, чуть больше двух лет назад, появился Клейвер Уикстид; казалось, он возник из ниоткуда, и Хью объявил о своем решении сделать его экономом. Бывшего управляющего выпроводили из замка с суммой, достаточной для покупки небольшой лавки, и он уехал в ту же неделю под сердитый шепот домашних.

Краудер повернулся лицом к собеседнице, вцепившись одной рукой в край сиденья, так как экипаж слегка подпрыгивал на засохшей дороге.

— Уикстида любят больше?

— Нет, вовсе нет, и госпожа Мортимер даже намекнула, что его влияние на хозяина кажется… нездоровым.

Краудер смотрел на нее, приподняв брови. От них обоих не ускользнул тот факт, что время появления Уикстида совпало с переменой в поведении Хью.

— А ничего более конкретного она не сказала? Например, что он взял на себя больше обязанностей, нежели обычный эконом? — спросил Краудер.

Харриет пожала плечами. В женщинах этот жест всегда казался Краудеру несколько вульгарным, однако он почти усвоил, что госпоже Уэстерман позволены любые вольности.

— Нет, но, разумеется, в поместье таких размеров обязанностей предостаточно. Он управляет рентой и ремонтом, и Хью больше не занимается делами поместья. Был момент, когда он принимал более деятельное участие в управлении имением, однако это время, похоже, прошло. Все идет к Уикстиду и через Уикстида, а господину Торнли, видимо, нет до этого никакого дела.

— Удивительно, что при всем том он не предпочел жизнь в Лондоне.

Харриет кивнула.

— Я удивилась, что он не уехал снова. Не знаю — Торнли кажется неугомонным, однако в столице он не бывал с тех пор, как прибыл Уикстид. Госпожа Мортимер дала понять, что перевес в их отношениях — на стороне Уикстида. Полагаю, это идет вразрез с ее представлениями о правильном порядке вещей. Во всем городке о Уикстиде хорошо отзываются лишь девицы, с коими у него не было никаких дел.

Краудер вопросительно посмотрел на собеседницу.

— Нет, я не имею в виду ничего постыдного. Никто не замечал с его стороны попыток соблазнить какую-либо местную девицу. Он сумел завоевать друзей внешней привлекательностью, однако его манеру вести дела скорее можно назвать жестокой. Уикстид знает, какие преимущества приносят сделки, заключенные от имени такого поместья, а потому выжимает всю возможную выгоду. Думаю, он получает от этого удовольствие.

Судя по виду Краудера, он о чем-то задумался.

— Значит, мы допускаем, что Уикстид и господин Торнли знали друг друга раньше?

— Да. Вскоре после приезда Уикстида Хью говорил нам, что они вместе служили в первые дни Американской революции, однако, когда Хью рассказывал о своей жизни до восстания, он никогда не упоминал этого имени, а ведь на основании его рассказов мы, я полагаю, могли бы назвать каждого состоявшего в его полку, вплоть до того месяца, когда Хью прибыл домой.

Отвернувшись от окна, Рейчел поглядела на анатома.

— Мне кажется, американцы совершенно справедливо требуют независимости. Вы так не считаете, господин Краудер? Почему им нельзя править самим? По-моему, невероятно досадно, что мой брат Джеймс вынужден участвовать в такой войне.

Лицо старшей сестры приобрело раздраженное выражение, она выпрямилась.

— Мой муж выполняет свой долг, Рейчел.

Вытянув руку, девушка погладила сестру по колену, словно мать, ободряющая свое дитя.

— Разумеется, Харри. Я очень горжусь им, а он делает большие успехи в сборе призовых денег за корабли, что он захватывает. Однако мне не нравятся сами приказы.

Обе женщины излучали спокойную уверенность, казавшуюся Краудеру забавной. Пусть это по-разному выражалось, заметил про себя анатом, однако они обладают одной общей чертой — сильной волей. Анатому стало интересно, каким был их отец.

— А вы защитница свободы, мисс Тренч.

Рейчел наградила Краудера улыбкой.

— Да. Однако, Харри, если ты хочешь рассказать еще какие-нибудь неприятности о семействе Торнли, сделай это сейчас, ибо мы уже въехали в парк.

Начало строительству замка двести лет назад положил второй граф Торнли, однако последующие поколения во всю мочь улучшали здание, которое в итоге стало изысканным и внушительным. Его широкий белокаменный фасад изобиловал высокими симметричными окнами, в которых отражалась открытая зеленая территория раскинувшегося вокруг парка. Западное и восточное крылья, по высоте равные фасаду, выгибались назад, создавая ощущение внутреннего простора. Дом строился, для того чтобы поражать, а не для того чтобы создавать впечатление уюта, именно так он и действовал. От просторных лужаек до декоративных прудиков, обрамлявших въезд, от колоссальных ворот, способных без труда заглотить любой экипаж, до бесчисленных дымоходов, по количеству годящихся скорее для города, чем для одного-единственного семейства, от резного герба над дверью до замысловатых каменных завитушек под каждым окном, — всем этим дом объявлял о богатстве и власти так уверенно, что становилось ясно: ему и дела нет до такой мелочи, как человек, переступающий порог.

Они еще из экипажа со слугой послали поклон леди Торнли, и приглашение войти последовало на удивление быстро. Войдя в аванзал, сестры и сопровождавшая гостей служанка словно бы непроизвольно замедлили шаг, чтобы Краудер смог проникнуться величием помещения. Перед ними возвышалась главная лестница. Она выгибала спину над их головами и достигала парадных комнат первого этажа. По обе стороны от нее висели огромные масляные полотна. Картины изображали библейские сцены битв и жертвоприношений, до смешного идеальных героев, убивающих мистических животных, а также видных членов семейства, запечатленных во весь рост и окруженных символами богатства, цивилизации и власти.