Опасный поцелуй

Большинство жителей Порт-Лео были бы счастливы предоставить Гучу возможность жить в уединении, потому что он был огромным и уродливым, а в его глазах горел недобрый, своенравный огонь, что, собственно, Как-то и объясняло название его лодки. Один только Уит находил Гуча щедрым, преданным другом, хотя и признавал, что тот немного не от мира сего.

На целых двадцать минут Уит втянулся в тягучий разговор с менеджером пристани, который так и не смог сообщить ему какие-либо подробности относительно Пита и Велвет. Этот менеджер, от которого слегка несло прокисшей детской смесью, а на плече были какие-то подозрительные пятна – очевидно не замеченные им следы младенческой отрыжки, – объяснил, что «Настоящий позор» пришвартовался в Золотом Заливе всего пять недель назад. Счета за стоянку, как объяснил мужчина, были оплачены чеком, присланным компанией «ТДД холдинге» из Хьюстона. Распоряжение об оплате вручил пожилой человек в инвалидной коляске, которого звали Энсон Тодд и который, видимо, работал на «ТДД». С тех пор как яхта заняла место на стоянке, менеджер больше не видел этого мистера. Что же касается Пита и Велвет, то они мало общались с другими обитателями пристани и не доставляли никаких беспокойств. Уит вышел из офиса, заметил Гуча, который возился на своей лодке, и. направился к нему по Т-образному пирсу.

– Честному человеку сейчас уже положено быть за работой, – здороваясь с приятелем, сказал Уит и поднялся на борт.

– Я решил посвятить этот день размышлениям и самосовершенствованию. – Гуч ухмыльнулся, показав слегка неровные зубы. – Сегодня у меня день отдыха. Интуитивно я чувствовал, что ты вот-вот появишься здесь, и, как вижу, не ошибся. Что, по-прежнему придерживаешь члены этим копам, чтобы они могли мочиться по прямой?

Сказать, что Гуч просто некрасив, было бы слишком мягко. Для крупного тела его лицо казалось слишком выгнутым, и на нем странным образом уживались слишком выдающийся шишковатый нос и маленькие, с мутной поволокой карие глаза. Его выгоревшие на солнце волосы были подстрижены коротко, на армейский манер.

Телосложение Гуча поражало своей мощью – руки и ноги великана как будто были вырезаны из камня, и эти физические данные заставляли дородных завсегдатаев местных баров держать свои соображения по поводу его своеобразной физиономии при себе.

– Кофе, ваша честь? – спросил Гуч.

– Да, пожалуйста, с молоком и сахаром.

Гуч молча указал на камбуз.

– Да ты просто воплощение экономии в обслуживании, Гуч. – Уит приготовил себе чашку кофе и вернулся на палубу, где Гуч с жадностью уминал овсяные хлопья из невероятных размеров миски.

– Хочешь? – спросил он, не замечая, что по его подбородку потекло молоко.

– Нет, спасибо.

– Вставил уже своей новой мачехе?

– Мой отец и Ирина счастливы. Спасибо, что спросил.

– Зато ты очень несчастный, – с нарочитой жалостью произнес Гуч.

– Тебе здесь, – сказал Уит, касаясь рукой перегородки, – нужно освободить место. Для наград за достижения на ниве дипломатии. Когда вчера вечером меня вызвал патруль, я не видел тебя на пристани.

– А я, наоборот, определенно лишен всяких комплексов сов. Среди восходящих звезд я выглядел бы естественно и степенно. Но все равно в порно сниматься бы не стал.

– Это почему?

– Каждый раз, когда смотришь такое кино, помни: все эти женщины были когда-то чьими-то маленькими дочками. Думаешь, хоть одна из них в детском саду мечтала: «О, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я выросла достаточно умной и талантливой и стала порнозвездой»? Ни одна, точно. А в этих фильмах сплошь какие-то куклы Барби, которых как-то раз нагнули.

Уит отхлебнул кофе.

– Пит Хаббл тоже когда-то был ребенком, Гуч.

– Значит, у него был какой-то глубоко скрываемый ото всех комплекс и он постоянно доказывал, что является так называемым настоящим мужчиной. Или, может быть, мечтал достать свою мамочку. Меня даже не удивит, если он просто хотел отрешиться от себя и забыть какую-то грязную историю. Так, по крайней мере, говорится в учебнике по психиатрии, лекция 101. – Гуч снова пожал плечами. – Мне его жаль точно так же, как и тех женщин.

– Даже несмотря на то, что он переспал с большим количеством женщин, чем ты или я за всю нашу жизнь? Или чем мы оба, вместе взятые?

– Да, он трахнул сотни баб. Но неужели ты думаешь, что он с ними спал? Нет, Уит. Никаких настоящих поцелуев, объятий, наслаждения от каждой женщины, благодаря ее неповторимому блеску в глазах, никакого ощущения ее кожи и упругости губ, когда ты доставляешь ей удовольствие, у него не было. Нет. Это просто конвейерный секс. Так что завидовать тут нечему.

Увидев Эрнесто Гомеса, Гуч встал и затараторил по-испански, приглашая его подняться на борт. Эрнесто было под пятьдесят. На его круглом лице застыла нервная улыбка; левый глаз слегка косил, и из-за этого он отворачивался от собеседника немного в сторону. Гуч предложил ему кофе и спросил, могут ли они перейти на английский, потому что с испанским у Уита было совсем слабо. Эрнесто кивнул, сохраняя на лице напряженную улыбку.

– Судья Мозли вырос вместе с тем мужчиной, который здесь умер, – добавил Гуч.

Эрнесто сочувственно вздохнул.

– Да, очень печально.

– Вы видели кого-нибудь из посетителей на его яхте? – спросил Уит.

Эрнесто бросил быстрый взгляд на Гуча, который что-то пробормотал ему по-испански, и быстро кивнул.

– У Пита было несколько гостей. Богатая женщина. Мальчик-подросток. Один мерзкий тип.

Богатой с виду женщиной была, вероятно, Люсинда или Фейс. Мальчик – это, несомненно, Сэм, сын Пита.

– Мерзкий тип? – переспросил Уит.

Лицо Эрнесто неприязненно сморщилось.

– Si. Он вел себя как босс, никакого уважения. Молодой, но на других ему плевать. У него «порше», очень грязный. Хозяин совсем не заботится о машине.

– Ты знаешь, как зовут этого парня? – спросил Гуч.

Эрнесто покачал головой.

– Нет. Он приезжал сюда где-то месяц назад, один или два раза в неделю. Брал лодку на весь день, возвращался ночью. Думаю, ловил рыбу. Однажды они спорили, а я менял гнилые доски на лодке, что стояла недалеко от них. Я слышал, как они смеялись, кричали. Много пили.

– А о чем они спорили?

Эрнесто что-то тихо сказал Г учу по-испански. Гуч похлопал его по колену. Эрнесто поднял глаза на Уита и произнес:

– Деньги. Пит требовал деньги. ^;

– Этот человек должен был Питу деньги?

Эрнесто задумался и пожевал губу.

– Думаю, так оно и было.

– Но вы же сказали, что они вместе выпивали.

– Не вчера, не тогда, когда спорили.

– Вы можете повторить, что именно они говорили? – спросил Уит.

Эрнесто поморщился.

– Они говорили слишком быстро, и я мало что понял Но у того типа лицо было злое, красное. Я услышал, как они кричат, и подошел к их яхте – хотел убедиться, что все в порядке. Я смотрел через окно. Тип ударил Пита кулаком, но Пит сильный и большой. Мерзкий тип просто тяжелый, его руки никогда не работали. Пит сбил его с ног. Тот упал на пол, очень злой.

Под нажимом Эрнесто дал более подробное описание «мерзкого типа»: тучный, под метр восемьдесят, волосы светлые, редеющие, около тридцати лет, одежда яркая, говорит всегда громко.

– Теперь о подростке, которого вы видели здесь. Вы знаете молодого человека по имени Сэм Хаббл?

– Нет. Я видел мальчика один раз, вчера перед обедом. Думаю, он прогуливал школу.

– Может быть, вспомните еще кого-то?

– Да, на прошлой неделе приходил невысокий мужчина. По дороге к яхте Пита сунул мне бумажки – синюю? красную и белую. Он много говорил. От него пахло мятой. Много мяты, знаете?

– Очень напоминает твоего уважаемого оппонента Бадди Вира, – вставил Гуч. – Может, он тайный фанат освежителя дыхания?

– А эта бумага, о чем там было написано? – спросил Уит.

Эрнесто развел руками.

– Чтобы народ голосовал. Сейчас везде много таких знаков.

– Предвыборные листовки от Бадди, – пояснил Гуч. – Вот смышленый ублюдок: привлекает голоса нелегальных иммигрантов.