Искатель приключений

– Я готов…

Комната, в которую полицейский ввел Рауля, была обширна, великолепно меблирована и украшена картинами Лебрена, Ванло, Симона Вуэ и Натуара. В углу ее, на столике, был приготовлен завтрак, состоявший из холодного мяса, пирожного и двух бутылок испанского вина. Полицейский подвинул кресло Раулю и попросил его сесть.

– Вы знаете, кавалер, – сказал он потом, – что я имею приказание отобрать у вас шпагу?

– Вот она, – отвечал Рауль, вынимая шпагу из ножен и подавая ее полицейскому.

– Право, кавалер, – продолжал последний, – все, что происходит здесь сегодня, удивляет меня и смущает более, чем я могу сказать…

– Почему же? – машинально спросил Рауль, думая совершенно о другом.

– С тех пор, как я имею честь служить его высочеству, я производил многочисленные аресты и отвозил в Бастилию, в Венсенский замок и даже в Пиньероль весьма знатных особ; но никогда, никогда я не видал ничего подобного тому, что вижу теперь…

– Я вас не понимаю, – сказал кавалер. – Вы меня арестуете, отвозите в Пале-Рояль, отбираете у меня шпагу… что же может быть проще всего этого?

– 3 сущности – да, но в форме совсем наоборот.

– Я вас не понимаю.

– Судите сами. Во-первых, как я уже имел удовольствие объяснить вам, я вас не арестовал; я только получил приказ проводить вас, не теряя из виду, a это совсем не одно и то же. Потом, я вас отвел в кабинет его королевского высочества. Что там было – я не знаю и не буду sac о том спрашивать; но, кажется, регент обошелся с вами довольно грубо и порядком напугал вас, потому что я нашел вас в обмороке… Что же из этого следовало заключить, позвольте вас спросить, если не то, что я должен был вас отвезти как можно скорее в какую-нибудь государственную тюрьму? Вовсе нет! его королевское высочество хочет еще раз видеть вас и даст мне приказание из собственных уст стеречь вас, но оказывать при этом величайшее уважение… Слышите, кавалер, «величайшее уважение»!.. Участие его королевского высочества к вам доходит до того, что он вспомнил, что, может быть, вы не завтракали утром, и поручил мне предложить вам закуску, которая была принесена сюда специально для вас! Что вы скажете на это, кавалер? Не знаю, важный ли вы преступник, но у меня есть предчувствие, что вы будете свободны еще до вечера.

Рауль печально покачал головой.

– Разве вы сомневаетесь в осуществлении моих благородных предчувствий? – спросил полицейский.

– Признаюсь, что да.

– Напрасно. Впрочем, может быть, ваша мрачная меланхолия происходит от слишком продолжительного поста… Скушайте крылышко этого фазана, выпейте рюмку испанского вина, и вы увидите, что тотчас же сделаетесь другим человеком! Совет мой неплох, кавалер, последуйте ему.

Как ни был хорош этот совет, Рауль, однако, находился в таком расположении духа, что не мог им воспользоваться. Впрочем, он должен был уступить благосклонной внимательности полицейского, который, казалось, принимал в нем особенное участие. Поэтому он начал есть, пить, и мы должны сказать правду, что глубокое уныние или, скорее, отчаяние, овладевшее им, несколько рассеялось благодаря живительному влиянию испанского вина. Как и сказал полицейский, он действительно вскоре почувствовал себя совершенно другим человеком. Он обдумал свое положение со всех сторон, и ему показалось, что из его нового свидания с регентом могли выйти какие-нибудь неожиданные и благоприятные последствия.

CCIX. Тайная мысль

Таким образом прошло около двух часов; эти часы показались Раулю очень продолжительными, хотя полицейский и старался всеми силами развлечь его и развеселить постоянным разговором, который поддерживался почти им одним. В конце этого времени тот же самый дежурный, который в первый раз вводил нашего героя в кабинет регента, пришел сказать, что его королевское высочество зовет кавалера де ла Транблэ.

Рауль нашел Филиппа Орлеанского стоящим в его обычной позе, то есть облокотившимся на белый мрамор камина. Сложенные ширмы не могли уже служить никому убежищем, и было очевидно, что регент и Рауль одни находились в кабинете. Филипп устремил на кавалера взгляд, запечатленный истинно царским величием; потом, спустя несколько минут молчания, он сказал:

– Вы должны быть очень удивлены, что еще находитесь в моем дворце, а не за стенами Бастилии…

Регент замолчал, и эта пауза, видимо, требовала ответа. Поэтому Рауль поспешил сказать:

– Я не имею права удивляться… Ваше королевское высочество властны замедлить или ускорить заслуженное мною наказание, от которого я нисколько не уклоняюсь.

Филипп Орлеанский продолжал:

– Вы не защищаетесь и хорошо делаете. Это лучшее средство получить снисхождение, которого иначе вы не были бы достойны.

На это Раулю нечего было отвечать; он только низко поклонился, обдумывая слово» снисхождение», которое произнес регент, и спрашивая себя, не последует ли за благоприятными предзнаменованиями, исчисленными полицейским, счастливая развязка, которой он, однако, не смел верить…

– Кавалер де ла Транблэ, – продолжал Филипп после некоторого молчания, – два часа тому назад вы сами сделали себя виновным более, чем были на самом деле. Вы виноваты только в том, что употребили во зло наше доверие. Преступления же двоеженства вы не совершали…

– Как, выше высочество! – вскричал Рауль, совершенно забыв этикет. – Вы знаете?..

– Я знаю истину, – перебил регент.

– Но каким образом?

– Маркиз де Тианж, который был вашим сообщником и которого я допросил, все открыл мне. Жанна де Шанбар никогда не была вашей женой.

– Ваше высочество… – пролепетал Рауль.

– Молчите, сударь! – вскричал регент, – и слушайте меня!.. С той минуты, когда вы сделались виновны только против меня одного, с той минуты, когда я уже не должен быть мстителем за дерзкое нарушение закона, я становлюсь единственным властелином вашей участи. Я один могу наказывать и прощать. Я взвесил ваши поступки, обсудил не только вашу вину, но и причины, которые заставили вас их совершить, и нашел много обстоятельств, извиняющих вас…

Регент остановился. Рауль слушал, но не понимал, и ему казалось, что он в эту минуту служит игрушкой странного и невероятного сна. В самом деле, кто бы мог не только поверить, но даже предположить, что Филипп Орлеанский, без всякой видимой причины, вдруг стал защитником того самого человека, который так жестоко оскорбил его? Что бы могло все это значить? Не хотел ли регент поймать виновного на слове? Вот о чем спрашивал себя Рауль, и ответ на все эти вопросы скоро последовал,

– Да, – продолжал регент, – вы составили себе не очень ясное понятие о важности вашего поступка. Вы не подумали, что, желая обмануть меня искусной фантасмагорией, вы оскорбляли в моей особе достоинство короля, которого я представляю. Вы хотели освободиться от соперницы, хотели уничтожить эту женщину, которую еще вчера я называл Антонией Верди, а теперь называю мадам де ла Транблэ… Вы употребили для этой борьбы странное оружие, которое случай дал вам в руки, и думали, что имеете на это право… Правда ли это, кавалер де ла Транблэ?

– Правда, ваше высочество, – отвечал Рауль.

– Вы видите, до чего доходит моя благосклонность к вам, – продолжал Филипп, – и, без сомнения, удивляетесь. Эта благосклонность будет простираться еще далее, если вы захотите… Маркиз де Тианж, который был только вашим сообщником, уже находится в Бастилии, где ему долго придется размышлять о своих преступлениях… Вы же, напротив, можете быть свободны сию минуту.

Регент остановился.

– Свободен и сию же минуту? – живо повторил Рауль.

– Да.

– Позвольте мне спросить ваше высочество, что должен я сделать для этого?!

– Согласиться на некоторые условия, которые я вам предложу.

«Тайная мысль обнаруживается!..» – подумал Рауль.

– Как! Ваше королевское высочество удостаиваете предлагать мне условия! – вскричал он. – Когда имеете право давать мне приказания!..

– Я хочу предоставить вам выбор между Бастилией и этими условиями…