Маска ночи

Остальные оставались внутри; мы же с Джеком нашли себе уединенное местечко на одной из невозделанных лужаек доктора. Хью Ферн предоставил в пользование труппы гостевые комнаты своего дома и сады. Его щедрость в отношении нас не знала границ. Я связал это с тем, что одно время он и сам хотел стать актером, как говорил Шекспир. Утро было ясное и чистое, отчего на шпили и башни Оксфорда открывался замечательный вид. Мы вскоре взмокли от усилий, – по крайней мере, я взмок.

Джек пытался обучить меня тонкостям различных ударов. Это было необходимо, так как Меркуцио уж точно был знаком со всеми названиями ударов и позициями, что и позволяло ему неплохо проявить себя на площади. В конце концов, он итальянец.

– Нет, Ник, не так, – говорил Джек, стоя возле меня и держа мою правую руку. – Это stocatta. Когда твоя рука проходит под оружием противника и вверх. Вот.

– Я думал, это был imbrocatta.

– Это когда рука проходит надоружием противника. Stocatta обычно направлен в живот, вот так…

Не отпуская моей руки с зажатой в ней шпагой, он сделал выпад вперед.

– Stocatta, – повторил я, – stocatta.

– Забудь о названиях, – сказал Джек. – Если только ты не думаешь, что в один прекрасный день станешь джентльменом и будешь сражаться на дуэлях, а что тебя либо оставят гнить в чистом поле, либо упекут в тюрьму.

– А ты-то откуда их узнал?

– От моего отца. Он питал надежду вывести меня в люди, сделать джентльменом, а не актером. Он предпочел бы, чтобы я ездил верхом и охотился, а не расхаживал по сцене на потребу простонародью.

Удивительно, как иногда узнаёшь что-то новое о людях, которых, ты думал, знаешь. Я бы еще послушал, но Джек, вероятно подозревая, что я тяну время, вернулся к тренировке.

– Лучше концентрируйся на движениях, самих ударах. Не на названиях. Вот – вот так! и так! А теперь я хочу посмотреть, что ты сам можешь сделать, мастер Ревилл.

Джек наблюдал за мной, как учитель фехтования, пока я не освоил удары настолько, что он был доволен – или, по меньшей мере, чтобы я сам был доволен.

– Теперь мы перейдем к volte и punta riversa.

– Если только мы не нужны внутри, – сказал я с надеждой.

Но Джек слишком сильно наслаждался своей ролью наставника и отмел в сторону мое замечание так же просто, как отводил мой клинок. Мы делали выпады и отражали удары, крутились и вертелись на лужайке доктора, как пара танцоров. Было раннее весеннее утро – одно из тех, что, кажется, предвосхищают лето. Пот струился по моему лицу. Наконец, к моему облегчению, Лоренс Сэвидж позвал Джека обратно в дом для повторения одной из сцен, и я остался предоставлен самому себе. Я рухнул, утонув в высокой траве, и положил рядом с собой свой сверкающий клинок.

– Stocatta, imbrocatta, – говорил я с присвистом сквозь сжатые зубы, как истинный итальянец, – volte, punta riversa… pu-u-unta river-r-r-rsa.

Затем я снова встал, поднял с земли свою шпагу и делал выпады, и парировал, все время повторяя названия, которые употреблял Джек. Я чувствовал себя настоящим Меркуцио. Вдруг я остановился. За мной наблюдали.

Откуда-то сверху легонько захлопали в ладоши.

– Bene, – произнес голос.

Я поднял голову и увидел Сьюзен Констант, наблюдавшую за мной со склона над лужайкой с неким подобием того, что могло быть улыбкой веселья. Как любой, кого застали врасплох за совершением чего-то немного дурацкого, я попытался отшутиться.

Я знал, кто она такая, но не хотел признаваться в этом (потому что она могла подумать, что я наводил о ней справки – что я и в самом деле делал), так что я просто поклонился и представился.

– О, я знаю, кто вы, мастер Ревилл. Я видела, как вы привели госпожу Рут на днях. И совсем только что я видела, как вас убивали на дуэли.

– Именно поэтому мне нужно практиковаться, госпожа, – ответил я. – Чтобы меня не убили в следующий раз.

– Но ведь все уже написано, не так ли? Что вы должны умереть.

– Только в этой пьесе. Будучи актером, я восстану и пойду сражаться и на следующий день. Я умирал и поднимался много раз.

– Тогда, возможно, вы тот самый человек, кто может помочь?

– Помочь кому?

– Нам. Мне.

– Вам, леди? Но я даже не вполне уверен, к кому имею честь обращаться.

– Разве? – усмехнулась она. – Что ж, я Сьюзен Констант.

Все это время она стояла надо мной на насыпи; теперь она сбежала вниз по склону, и наши головы не оказались на одном уровне. Я ждал, что она заговорит первой, ибо и вправду представления не имел, чего она хотела.

– Ваша труппа находится здесь, чтобы показать «Ромео и Джульетту» – и сгладить этим любые препятствия, лежащие на пути брака моей кузины?

– Ваша кузина – Сара Констант? А говорите вы, значит, о ее браке с Вильямом Сэдлером. Да, именно поэтому мы здесь, хотя мы также играем во дворе таверны «Золотой крест» для всех желающих. Но вам лучше поговорить с кем-нибудь из старших или с доктором Ферном. Они знают больше, чем я. Я всего лишь простой актер.

– Ваш друг Абель Глейз рассказал мне о вас, – призналась она.

– Я бы тоже мог вам кое-что о нем рассказать.

– Вы сегодня играете в «Золотом кресте»?

– В два часа пополудни. «Потерянную любовь». – Заметив ее озадаченный взгляд, я добавил: – Это название пьесы Вильяма Хордла.

– Кто такой Вильям Хордл?

– Сочинитель. Он сейчас набирает популярность в Лондоне.

– Это трагедия?

Ближе к комедии, несмотря на название. Вы уйдете довольной.

– Вы играете там?

– Мадам, наша труппа не настолько велика, так что почти все мы постоянно заняты, – изрек я, про себя подумав, куда же ведет эта игра в вопросы и ответы.

– Тогда я буду в «Золотом кресте» сегодня днем. Мастер Ревилл, я бы очень хотела поговорить с вами после представления.

– Почту за честь поговорить с вами после представления или в любое иное время, госпожа Констант, – ответил я, – но не могли бы вы хотя бы намекнуть на то, какого рода помощь, о которой вы говорите, вам требуется?

В первый раз за всю нашу беседу Сьюзен Констант смутилась. Она поглядела, обернувшись, на дом Фернов.

– Нет, – сказала она, – не здесь и не сейчас. Сегодня днем, после спектакля.

Она повернулась и побежала обратно вверх по склону.

Я стоял на месте, раздумывая, не следовало ли мне попросту отказать ей во встрече после спектакля. Однако сколько мужчин способны отвернуться от женщины, просящей о помощи? На самом деле многие. Но если женщина молода и – даже если ее вряд ли можно назвать хорошенькой и уж точно нельзя назвать красивой – все же по-своему привлекательна, как Сьюзен Констант? Не говоря уже о хорошем происхождении – опять же как Сьюзен Констант? Тогда уже не так просто отказать ей, да? Госпожа Констант выказала некоторую порывистость, обрушив на меня все свои вопросы и сказав о своих требованиях, – эта порывистость подходила ее точеным чертам лица и изящной фигурке, и я находил ее… не лишенной обаяния.

Любопытство тоже сыграло здесь свою роль. Что же она хотела мне сказать? В какой помощи она нуждалась? И что это там Абель Глейз наговорил обо мне?

Я глянул вниз и обнаружил, что все еще держу в руке шпагу, с помощью которой Джек Вилсон обучал меня. Я легонько пощекотал длинную траву ее кончиком. Трава не сопротивлялась. Может, Сьюзен Констант представила Николаса Ревилла этакой благородной фигурой, спасителем девиц, рыцарем во всеоружии, что готов вскочить в седло и галопом помчаться ей на помощь? Отчасти я надеялся, что это было не так, поскольку мое умение ладить с лошадьми было примерно на одном уровне с моим умением ладить с оружием.

Я сделал несколько пробных выпадов. И снова почувствовал, что за мной наблюдают. Я посмотрел вверх и увидел доктора Ферна, стоявшего на насыпи, там, где несколько минут назад находилась Сьюзен Констант. Я улыбнулся доброму доктору, а он одарил меня в ответ своей усмешкой херувима.

Итак, мы сыграли «Потерянную любовь» Вильяма Хордла тем днем во дворе «Золотого креста», и наши зрители не скупились на смех и аплодисменты. После я почти ожидал увидеть госпожу Сьюзен Констант, расхаживающую в ожидании меня возле одной из наших временных уборных. В углу двора был ряд крошечных комнат, где влсели наши одежды среди всякого хлама таверны. Однако леди, ошивающиеся поблизости от мест, где одеваются и раздеваются актеры, как правило, относятся к определенному сорту женщин (а иногда и определенному сорту мужчин). Госпожа Констант, вероятно, не относилась к таким праздношатающимся дамам.