Зеркало времени

— Миледи! — вскричала я. — Что с вами? Вы можете говорить?

Она обратила ко мне потрясенное лицо, и я увидела блестящие бисеринки пота на лбу. А еще — следы неумолимого времени.

Несколько мгновений госпожа молчала, не сводя с меня немигающего взгляда; потом ее щеки начали медленно розоветь, и она пошевелила губами.

— Алиса, дорогая, — произнесла она хриплым шепотом. — Я слышала крики. Это вы кричали?

— Страшный сон, миледи, — ответила я. — И ничего больше.

— Страшный сон! — Она рассмеялась жутковатым невеселым смехом. — Что, по-настоящему страшный, Алиса? Такой же страшный, как мой? Едва ли.

— Не прикажете ли принести чего-нибудь, миледи? — спросила я. — Может, воды? Или мне послать Баррингтона за доктором? Боюсь, вы могли простудиться во время прогулки по террасе.

— Что вы сказали?

Госпожа резко выпрямилась и уставилась на меня с таким ужасом, что сердце захолонуло.

— Вы все время оставались в спальне до моего возвращения, как я велела?

— Да, миледи, конечно. Я просто подумала, что вечерняя прохлада…

Она подняла ладонь, останавливая меня, потом снова бессильно откинулась на подушки и с усталым вздохом промолвила:

— Мне уже лучше. Сейчас мне нужно лишь одно: блаженное забытье без сновидений. По-вашему, бывают на свете люди, вообще не видящие снов? Думаю — да, и таким счастливцам можно только позавидовать. Вас часто мучают кошмары, Алиса?

Я сказала, что страдала ночными кошмарами с самого детства, хотя в последнее время они стали беспокоить меня реже.

— Значит, мы с вами друзья по несчастью, — сказала миледи. — Но я нахожусь в худшем положении сравнительно с вами: меня кошмары посещают все чаще с каждым годом. Ах, как страшно, Алиса, когда у тебя ночь за ночью безвозвратно отнимают часы драгоценного сна!

Подавшись вперед, она схватила мою руку, и в огромных черных глазах вновь мелькнул ужас.

— Почитайте-ка мне немножко, — тихо проговорила она и указала на томик в мраморной обложке с золотым корешком, лежащий на прикроватном столике. — Страница сто двадцатая. Первое стихотворение.

Я взяла книгу и раскрыла, мельком взглянув на титульную страницу. Разумеется, это было очередное творение, принадлежащее перу мистера Феба Даунта: сборник оригинальных и переводных стихотворений под названием «Rosa mundi», ^{2} который леди Тансор читала в день нашего собеседования.

Найдя указанную страницу, я положила книгу на колени, зажгла стоявшую на столике свечу и начала читать.

Стихотворение состояло всего из шести стансов. Когда я закончила, госпожа попросила прочитать еще раз. Все время, пока я читала, она сидела совершенно неподвижно, откинув голову на подушки и устремив взор за раздвинутый бархатный полог кровати, на бледный полумесяц и далекий темный лес за окном.

— Еще раз, Алиса, — промолвила она, не шелохнувшись.

Я прочитала стихотворение в третий раз, потом в четвертый, к каковому времени уже знала его наизусть.

— Достаточно, — вздохнула миледи. — Можете идти. Думаю, теперь я засну. Я позвоню, если вы мне понадобитесь. В противном случае явитесь ко мне с утра пораньше. Завтра у меня много дел. В семь часов, пожалуйста.

Она закрыла глаза, и я задула свечу. Тихо затворив за собой дверь, я вернулась в свою комнату, еле живая от усталости.

II

Епитимья и наказание

В четыре без малого я снова улеглась в постель и накрылась с головой одеялом. В считаные минуты я крепко заснула и спала бестревожным сном, покуда меня не разбудил стук в дверь.

Открыв, я увидела миссис Баттерсби.

— Мисс Горст, вот вы где, — с видимым облегчением произнесла она. — Надеюсь, вы простите меня, но вас требует леди Тансор. Похоже, вы опоздали к ней сегодня. Мне случилось заглянуть к ее светлости по одному мелкому хозяйственному вопросу, и я вызвалась пойти и разыскать вас.

Я взглянула через плечо на часы: половина восьмого.

— Я немедленно спущусь вниз. Огромное вам спасибо, миссис Баттерсби.

— Не стоит благодарности, мисс Горст. Уверена, вы знаете, какое значение ее светлость придает пунктуальности.

Последние слова прозвучали как дружеское напоминание, но у меня опять возникло ощущение, что мне вежливо указывают на мое место, хотя я не находилась в подчинении у домоправительницы.

— Ах да, мисс Горст, — спохватилась миссис Баттерсби, уже собираясь удалиться. — Я подумала, может, вы пожелаете испить чаю со мной — если, конечно, у вас выдастся свободное время. В четыре часа вас устроит?

Когда я вошла в гостиную, госпожа сидела за секретером в красно-зеленом шелковом халате и писала письмо.

— Растопите камин в гардеробной, Алиса, — велела она, не поднимая глаз, — выложите для проветривания мое белье, а потом наберите ванну.

— Слушаюсь, миледи. Я прошу прощения…

— Ничего не говорите, — прервала она меня, продолжая водить пером по бумаге.

Выполнив все распоряжения, я вернулась в гостиную.

— Сейчас я приму ванну, — сказала она, запечатывая конверт с письмом и откладывая в сторону.

Не удостоив меня ни единым взглядом, она проплыла мимо, шурша полами халата, и скрылась в гардеробной, где я приготовила ванну.

Омовение миледи прошло в полном молчании. Только по завершении водной процедуры, когда я затягивала на ней корсет, она наконец посмотрела мне в глаза.

— Вы разочаровали меня, Алиса, — промолвила она, пронзая меня холодным взглядом. — Разве я не ясно сказала, что вы понадобитесь мне в семь часов?

— Вполне ясно, миледи.

— Ну и какие у вас оправдания?

Я честно ответила, что никаких.

— Хорошо. Попытки вилять и изворачиваться сослужили бы вам плохую службу. Вы предпочли сказать правду, как я и ожидала. Но такого не должно повториться ни в коем случае, Алиса, иначе будут последствия. Назначая время, я рассчитываю на вашу пунктуальность. Надеюсь, вам понятно?

— Да, миледи.

— Я недовольна вами, разумеется, — продолжала она, подходя к зеркалу, — ибо ожидала от вас большей обязательности и ясно предупреждала о необходимости соблюдать определенные правила. На сей раз я не стану вас наказывать, но вам придется исполнить небольшую епитимью.

Отойдя от зеркала, она села за туалетный столик и начала перебирать драгоценности в шкатулке.

— Епитимью, миледи?

— О, ничего особенного, — последовал ответ, произнесенный нарочито беззаботным тоном. — Речь идет всего-навсего о пешей прогулке по утреннему сентябрьскому солнышку. В Истон, с письмом. Полагаю, это не очень затруднит вас?

— Нисколько не затруднит, миледи.

— Отправитесь в путь, когда закончим туалет. Пожалуй, сегодня я надену голубое тафтяное.

Я уложила госпоже волосы, как ей нравилось, и помогла облачиться в платье, по которому, следуя совету миссис Битон, я слегка прошлась шелковым носовым платком со всех сторон, пока миледи стояла перед зеркалом. Удовлетворенно кивнув, она вернулась к туалетному столику, извлекла из маленькой шкатулки каплевидный медальон на черной бархотке и надела на шею.

— Вам ведь любопытно, Алиса, что это за медальон и почему он так дорог мне? — спросила она.

— Немного, миледи, — призналась я.

— Я расскажу вам о нем, но не сейчас, поскольку сейчас вам нужно исполнить свою епитимью, а мне надо написать еще несколько писем. Возьмите письмо там, на секретере. Зайдете в гостиницу «Дюпор-армз», что на Маркет-сквер, и оставите его на конторке для приходящей корреспонденции — повторяю, на конторке для корреспонденции. Ни при каких обстоятельствах не отдавайте его адресату лично в руки. Потом сразу же возвращайтесь назад. Натурально, вам не стоит никому упоминать о вашей небольшой епитимье — ради вашего же блага.

Затем, к немалому моему удивлению, миледи, словно спохватившись, заявила вдруг, что должна ехать курьерским в Лондон, по срочному делу.