Голос ночной птицы

— Да вы почти бежите! — сказал Смайт, пытаясь угнаться за Мэтью.

А если Ланкастера нет, то судьба Рэйчел остается неясной. Да уж, конечно, Мэтью почти бежал и на последних двадцати ярдах действительно пустился в бег.

Ударил в дверь кулаком. Ответа он не ожидал, а потому был готов к своему следующему действию: распахнуть дверь и войти.

Но не успел он переступить порог, как получил удар в лицо.

Не реальным кулаком, но ошеломляющим запахом крови. Он инстинктивно отпрянул, ахнув.

Вот что он увидел водоворотом омерзительных впечатлений: свет, бьющий сквозь щели ставней и блестящий на темно-красной крови, залитые половицы и размазанные коричневые пятна на простыне лежанки; труп Ланкастера, лежащий на полу на правом боку, хватающийся левой рукой за простыню, будто в усилии встать; страшно раскрытый рот и ледяные серые глаза на исполосованном когтями лице; и перерезанное горло, как красногубая пасть от уха до уха. Тщательно прибранный дом разгромлен будто вихрем, одежда из сундука разбросана по полу; вытащенные ящики комода, перевернутые на полу; разбросанные повсюду кухонные принадлежности; и пепел из очага, пригоршнями брошенный на труп, как могильная пыль.

То же увидел и Смайт. Издав сдавленный стон, он отшатнулся, а потом побежал вдоль улицы Трудолюбия к своим спутникам. Лицо его стало белее кости, а изо рта лился безостановочный, дрожащий вопль:

— Убили! Убили!

Может, этот крик и всполошил всех, кто его слышал, но Мэтью он привел в себя, поскольку сообщил, что очень мало времени осталось обследовать место этого мрачного преступления, пока сюда не ворвался народ. И еще он понял, что убитый и так жестоко изуродованный Ланкастер представляет собой то самое зрелище, которое увидели жена преподобного Гроува и Джесс Мейнард, обнаруживший тело Дэниела Ховарта. Не приходится удивляться, что миссис Гроув и Мейнарды сбежали из города.

Перерезанное горло. Лицо, истерзанное когтями демона. И сквозь окровавленные клочья рубахи видно, что так же исполосованы плечи, руки и грудь.

Да, подумал Мэтью. Истинный Сатана здесь поработал.

Желудок ходил ходуном, испуг одолевал мысль, но времени на эти слабости у Мэтью не было. Он оглядел разгром. Ящики комода, все бумаги и вообще все вывалено на пол, чернильница опрокинута. Мэтью хотел до неизбежного прибытия мистера Грина найти два предмета: сапфировую брошь и книгу о Древнем Египте. Но уже нагибаясь, чтобы покопаться в этом месиве крови, чернил и окровавленных бумаг, он точно знал, что именно этих предметов ему никогда здесь не найти.

Секунду-другую он все же искал, но, вымазав руки в крови, бросил это занятие как бесполезное и неразумное. Силы быстро оставляли его посреди этой бойни, и жажда свежего воздуха и чистого солнца становилась все неодолимее. И пришла в голову мысль, что прав был Смайт: даже мертвый, Ланкастер не напялил бы лохмотьев крысолова — он был в рубашке, когда-то белой, и в паре темно-серых бриджей.

Потребность выбраться наружу стала императивной. Мэтью встал, повернулся к двери — она была не распахнута, а открыта как раз настолько, чтобы он смог войти, — и увидел, что написано на ней изнутри свернувшимися чернилами из жил Ланкастера.

МОЯ РЭЙЧЕЛ

НЕ

ОДИНОКА

В долю оглушительной секунды Мэтью покрылся гусиной кожей, волосы поднялись на загривке. И единственные слова, которые пришли на ум, были такие:

Вот… Блин.

Он так и таращился тупо на эту изобличающую надпись, когда через секунду вошел Ганнибал Грин с мужчиной крестьянского вида, с которым они вместе работали. И сразу же Грин остановился как вкопанный, рыжебородое лицо исказилось ужасом.

— Господи милосердный! — произнес он, ошеломленный до самых подошв четырнадцатидюймовых сапог. — Линч?

Он посмотрел на Мэтью, тот кивнул, и тут Грин увидел измазанные запекшейся кровью руки клерка.

— Рэндалл! — заревел он. — Приведи сюда мистера Бидвелла! Живо!

Грин готов был счесть Мэтью кровавым убийцей, если бы не вернулся Дэвид Смайт, бледный, но решительный, и не разъяснил, что они оба здесь были, когда увидели труп.

Мэтью воспользовался возможностью вытереть руки о чистую рубашку, вываленную из шкафа вместе с другим бельем, пока Грин был по горло занят, отгоняя привлеченную криком Смайта толпу — в которой были и Мартин и Констанс Адамс.

— Это Ланкастер? — спросил Мэтью у Смайта, который стоял чуть в стороне, не в силах отвести глаз от трупа.

Смайт с трудом проглотил слюну.

— Лицо… так распухло, но… я знаю эти глаза. Их не забыть. Да, этот человек… был Джоном Ланкастером.

— Назад! — требовал Грин от зевак. — Назад, я сказал!

У него не осталось иного выхода, как захлопнуть дверь у них перед носом, и тогда кровавые каракули оказались прямо у него перед глазами.

Мэтью подумал, что Грин сейчас свалится — гигант покачнулся, как от удара молотом. Когда он повернулся к Мэтью, глаза его будто стали меньше и ушли глубоко под лоб. Он едва ли не пискнул:

— Я посторожу дверь снаружи.

И вылетел, как из пушки.

Смайт тоже увидел эту надпись. Рот у него открылся, но не раздалось ни звука. Тут же он опустил голову и так же поспешно вышел за Грином.

Вот теперь кости были брошены по-настоящему. Оставшийся наедине с трупом зверски убитого крысолова Мэтью знал, что слышит погребальный звон по Фаунт-Роялу. Как только разнесется весть о декларации на двери — а она уже наверняка пошла по языкам, начав с Грина, — город не будет стоить простывшего плевка.

Мэтью старался не глядеть в лицо Ланкастера, не только страшно исполосованное когтями, но и невыносимо искаженное. Присев, он стал дальше искать книгу и брошь, на этот раз тряпкой разгребая кровавое месиво. Вскоре он заметил какой-то деревянный ящик и, подняв крышку, нашел внутри инструменты профессии крысолова: тот самый мерзкого вида длинный мешок для складывания крысиных трупов, измазанные замшевые перчатки и разные деревянные банки и стеклянные флаконы с — предположительно — приманкой для крыс. И еще в ящике лежал одинокий нож — чистый и блестящий, — который закреплялся на конце остроги крысолова.

Мэтью поднял глаза от ящика и поискал в комнате. А где сама острога? И — что еще важнее — то страшное приспособление с пятью кривыми лезвиями, которое сковал Хейзелтон?

Нигде не видно.

Мэтью раскрыл кожаный мешок и заметил две капли и мазок засохшей крови возле уже распущенной завязки. Сам мешок был пуст.

Такой фанатик чистоты, как мог Ланкастер не стереть крысиной крови с мешка, укладывая его в ящик? И почему нет среди прочих инструментов приспособления с пятью лезвиями — «полезного устройства», — как называл его Ланкастер?

Теперь Мэтью заставил себя взглянуть на лицо Ланкастера, на следы когтей. Сумев отстраниться от собственного отвращения, он стал разглядывать страшные разрезы на плечах, руках и груди трупа.

Он уже знал.

Прошло еще минут пятнадцать, в течение которых Мэтью безуспешно продолжал искать это приспособление, как дверь открылась — на этот раз очень робко — и хозяин Фаунт-Рояла заглянул внутрь глазами величиной с чайное блюдце.

— Что… что тут произошло? — спросил он хрипло.

— Мы с мистером Смайтом обнаружили эту сцену. Ланкастера больше с нами нет.

— То есть… Линча?

— Нет. Он никогда не был Гвинеттом Линчем. Его зовут — то есть звали — Джонатаном Ланкастером. Войдите, пожалуйста.

— Это обязательно?

— Я думаю, это необходимо. И закройте, пожалуйста, дверь.

Бидвелл вошел в своем ярко-синем костюме. Лицо его перекосилось гримасой тошноты. Дверь он закрыл, но остался стоять, крепко прижавшись к ней спиной.

— Вам стоит прочесть, к чему вы прижимаетесь, — сказал Мэтью.

Бидвелл взглянул на дверь и, как недавно Грин, покачнулся и чуть не рухнул. Отдернулся прочь, при этом наступив в кровавую лужу, и целую опасную секунду балансировал на грани падения рядом с трупом. Такая борьба с земным притяжением человека подобной комплекции была довольно интересным зрелищем, но Бидвелл усилием воли — и за счет ужаса и отвращения при мысли вымазать брюки — сумел удержаться на ногах.