Что остается от небес

– Как где? У принца, – негодующе округлил глаза барон.

– Весь вечер?

– Разумеется, – огрызнулся собеседник, подавая носильщикам знак двигаться.

Отступив на шаг и прищурив глаза от слепящего солнца, Себастьян смотрел вслед удалявшемуся портшезу.

ГЛАВА 11

По заросшему травой склону холма на краю Грин-парка [23], крепко сжимая перекладину воздушного змея и взбивая коленками подол муслинового платьица, бежала девочка лет двенадцати-четырнадцати – обычный нескладный подросток, с заурядными русыми волосами и пухлыми щеками своего знаменитого предка, Бенджамина Франклина. Себастьян смотрел, как ветер надувает крылья игрушки, трепля красный шелк. Удерживая змея, девочка что-то восторженно кричала невысокому полному мужчине, который размашисто шагал впереди нее.

Держа в одной руке толстую деревяшку с намотанным шнуром от змея, Уильям Франклин, одетый в старомодного кроя сюртук и бриджи с пряжками, второй рукой потихоньку отпускал бечевку. Быстро перебирая обтянутыми чулками икрами, он окликнул:

– Давай!

Девочка, подпрыгнув, отпустила перекладину. На миг игрушка нырнула вниз, грозя врезаться в землю. Но тут крылья наполнились ветром, и змей малиновой вспышкой взметнулся в ясно-синее небо.

– Держи бечевку, быстрее! – крикнул Франклин, протягивая деревяшку. Шалунья, весело смеясь, схватила ее и понеслась по парку. Подол платьица развевался вокруг ее ног, а над головой парил воздушный змей.

Тяжело дыша, мужчина согнулся и оперся руками о колени. Его пухлое лицо раскраснелось и вспотело, но во взгляде, следившем за русоволосой девочкой с яркой игрушкой, плескалось веселье.

– Ваша внучка? – спросил Себастьян, приблизившись.

– Эллен. Я ее с пеленок вырастил. Мы с вами знакомы, не так ли? – прищурившись, выпрямился американец.

– Да, хотя удивительно, что вы меня помните. Я Девлин, – пожал виконт руку пожилому джентльмену. – Много лет назад слушал одну из ваших лекций о Гольфстриме.

– Знаете, – кивнул Уильям Франклин в сторону девочки, – а ведь это отец Эллен, мой сын Темпл [24], помогал моему отцу наносить течение на карту. По пути из Лондона в Америку.

– Знаю.

– Вы интересуетесь морскими течениями?

Собеседники, развернувшись, пошли рядом по лужайке.

– Полагаю, следует стараться быть в курсе научных открытий своего времени.

– Хм-м-м. Но мне почему-то кажется, что вы разыскали меня не для беседы о температуре воды, не так ли, лорд Девлин?

Услышав свой титул, Себастьян развернулся к американцу лицом.

– Я встречал вашего отца много лет назад, – улыбнулся тот. – Хотя сомневаюсь, чтобы он когда-либо рассказывал вам о нашем знакомстве.

– Нет, не рассказывал.

Повернув голову, Франклин проводил взглядом бегущую по парку внучку.

– Как-то мы плыли вместе на одном корабле. Лорд Гендон возвращался из колоний, а я… Я начинал жизнь изгнанника.

Он помолчал пару минут. Оживлявшая черты веселость исчезла, выражение лица сделалось подавленным и печальным.

– Я как раз потерял свою первую жену. Она умерла, пока бунтовщики держали меня в тюрьме [25], – тяжело вздохнув, собеседник потряс головой. – Прошу прощения за сентиментальность. Чем старше становлюсь, тем тяжелее для сердца воспоминания о минувших днях.

Спутники постояли, наблюдая за змеем, то взмывавшим ввысь, то ныряющим к земле.

– Полагаю, вы здесь из-за епископа Прескотта? – спустя минуту спросил Франклин.

– Откуда такое предположение? – покосился Себастьян. 

– Я пока не выжил из ума, – потемневшим от табака пальцем постучал американец по виску. – Возможно, наукой вы тоже интересуетесь, но подлинное ваше увлечение – расследование преступлений. Нетрудно догадаться, что вам сообщили о моей недавней ссоре с его преосвященством.

– Так это правда?

– О, да. То, что меня миновало старческое слабоумие, не означает, что я не совершаю глупостей.

– Не понимаю, – покачал головой виконт.

– Я создал своего рода школу для местных детишек: ничего особенного, просто небольшая группка ребят по вечерам собирается на часок у меня в гостиной для овладения основами чтения, письма и арифметики. Но с той поры, как умерла моя Мэри, мне все труднее продолжать эти занятия. Я знал, что Прескотт выступает за доступность образования для бедных, поэтому надеялся, что он поможет найти место для нескольких самых смышленых учеников в какой-то из городских благотворительных школ. Следовало быть умнее, – поджал губы Франклин.

– Епископ отказал?

– Даже не захотел выслушать. Принялся сыпать оскорблениями – хотя вам, по-видимому, рассказали.

Спутники повернули вниз с холма.

– Смешно, не правда ли? – хмыкнул Франклин. – Мой собственный отец лишил меня наследства, как предателя, потому что я остался верен королю, которому он же учил меня служить. А Прескотт? В его глазах я был предателем из-за верности моего отца стране, в которой тот родился.

Себастьян молчал, пытаясь совместить два, на первый взгляд, несопоставимых облика епископа Лондонского: преданного своему делу человеколюбца и узколобого фанатика.

В глубине глаз пожилого американца затеплилась слабая улыбка.

– По лицу вижу, что вы мне не верите. Думаете: «Разве мог священнослужитель, отстаивающий всех – от несчастных рабов Вест-Индии до притесняемых католиков Ирландии – необоснованно наброситься на какого-то старика?»

– Полагаю, у каждого из нас имеются свои предубеждения.

– Действительно, имеются. Возможно, Прескотт и был реформатором, но не радикалистом. В понимании епископа Америка и Франция являлись нечестивыми странами, объединенными революцией и опасной философией, которые он считал угрозой будущности цивилизованного мира.

– Однако лично вы всегда хранили верность Англии. 

– Для него это не играло никакой роли. Епископ смотрел на меня, а видел моего отца. Вот так вот.

– Но ведь война с Америкой окончилась тридцать лет назад!

– Для некоторых людей течение времени не имеет значения, – пожал плечами Франклин. Он снова повернулся к Девлину лицом, помаргивая блеклыми, слезящимися от яркого солнца глазами. – Мой вам совет, милорд, – если хотите выяснить, кто убил его преосвященство, непременно уделите внимание не только последним дням епископа. Иные заводят друзей на всю жизнь, а вот Френсис Прескотт обзаводился заклятыми врагами. Вечными.

– Никаких предположений, кем могут быть эти враги?

– У меня? Нет.

Девочка начала сматывать бечевку воздушного змея, малиновый шелк заплясал в ясной небесной лазури. Франклин наблюдал за внучкой, прикрыв от солнечного света глаза, черты его лица выражали обеспокоенность.

– При моей встрече с епископом проскользнула еще одна довольно любопытная деталь, – добавил он мгновение спустя.

– Какая же?

– Подходя к Лондон-хаусу, я увидел на тротуаре Прескотта, беседующего с торговцем. С мясником. Его преосвященство пояснил, что они всего лишь обсуждали счет, но…

– Вы ему не поверили?

– А когда вы в последний раз беседовали по поводу счета со своим мясником?

– Признаться, – улыбнулся виконт, – при встрече я и не узнал бы его.

– То-то и оно.

– А вам доводилось видеть этого торговца раньше?

– По правде говоря, да. Его зовут Слейд. Джек Слейд. Держит лавку возле Смитфилда.

– Смитфилда?

Франклин кивнул:

– Где-то рядом с собором, хотя боюсь, точное местоположение я не укажу. Мне запомнился этот инцидент, поскольку епископ был явно обеспокоен их беседой. До глубины души. Полагаю, это во многом объясняет, почему он столь сердито отреагировал на мою просьбу.