Визит дамы в черном

— Помнишь, ты мне уже помогал когда-то?

— Письмо, что ли, передать?

— Да. Выручи меня еще раз, пожалуйста. Вот эту записку отнесешь по тому же адресу и отдашь тому же господину. Если его не будет дома, обязательно дождись, пока вернется, и отдай в собственные руки.

— Это студенту на Гороховую нести, что ли? — Мишка снял с головы картуз и спрятал в нем послание Марты.

— Да. Вот, я записала тебе адрес, если забыл. Ты ведь грамотный?

— Ну, — Мишка продолжал смотреть выжидательно, по его мнению, в такой просьбе явно чего-то не хватало.

— Вот тебе деньги, это на извозчика, а это — за труды.

— Ой, спасибо, барышня! — Лицо Мишки сразу прояснилось. Ребятишки помладше с завистью посматривали на его «добычу». Паренек обстоятельно спрятал деньги подальше в карман. — Не беспокойтесь, все в лучшем виде исполню.

— Не перепутай ничего! — крикнула Марта вслед убегавшему Мишке, но он уже исчез за воротами.

Через два часа Марта встретилась с Колычевым. Она сумбурно рассказала о странном требовании отца прекратить всякие отношения с Митей и вскользь, к слову, о том, как отец бродил ночью по дому без сна и пил водку. Видно, он тоже переживает.

— Мне отца даже жалко стало. У него было такое лицо — грустное, усталое. Может быть, у него какие-нибудь неприятности? Из-за этого и на тебя ополчился. Знаешь, когда человеку плохо, его все вокруг раздражают, он готов без причины сердиться. А тут еще эта история с дворником… У нас ведь ночью произошло убийство в доме. Дворника зарубили топором. Помнишь, я рассказывала тебе о нашем странном дворнике. А теперь его убили, прямо в дворницкой. Так страшно! Полиция проводит дознание, а отец не хочет, чтобы они жильцов расспрашивали, потому что для дома и так дурная слава обеспечена — все эти разговоры, объяснения… Но ведь все-таки человека убили. Полиция просто так это дело не оставит. Наша кухарка Маруся считает, что его любовница убила, из ревности, а Клавдия Тихоновна говорит, что дворник связался с жуликами, а может, и с бандитами, у него много денег шальных вдруг откуда-то появилось…

— Марта, пожалуйста, расскажи мне все еще раз и очень подробно. Все, не упуская ни одной детали.

— О чем? О смерти дворника или о том, что папа о тебе говорил?

— Обо всем, что случилось вчера и сегодня, о том, что говорил и делал твой папа. И о смерти дворника тоже.

Марта еще раз подробно, стараясь ничего не упустить, пересказала все вчерашние и сегодняшние события в мельчайших подробностях. Митя иногда задавал вопросы и все больше и больше мрачнел.

— Я еще не во всем разобрался и не буду говорить тебе о своих подозрениях прежде времени, но мне кажется, Марта, что тебе угрожает опасность.

— Мне, Митя? Да с какой стороны? У меня и врагов-то нет. Я ведь не пьяница-дворник, и собутыльники не разобьют мне голову…

— Я говорю серьезно. Дай мне слово, что если хоть что-то тебя насторожит, что-то напугает, просто покажется странным, — ты сразу, слышишь, сразу же обратишься за помощью ко мне.

— Ну, конечно, Митя, к кому же еще?

— Помни, Марта, это очень важно — как только что-нибудь в твоей жизни окажется не таким, как всегда, ты сразу придешь ко мне.

Они проходили по Вознесенскому проспекту. Сплошной ряд мрачных, потемневших домов уходил куда-то вдаль.

— Иногда Петербург кажется мне ужасно тяжелым, — сказала вдруг Марта.

— Тяжелым?

— Да, именно тяжелым! Он давит на меня, Митя.

— Ты же так восхищалась его красотой.

— Да, он очень красивый, но у него есть парадная сторона и изнанка. С изнанки — он холодный, мрачный и всегда хочет раздавить маленького человека.

— Марта, это нервы, как можно говорить так о Петербурге?

— О нем можно говорить еще и не так.

Марта прочла по-польски несколько стихотворных строк.

— Очень красиво, но я почти ничего не понял.

— Это Мицкевич:

Я понимаю, почему Мицкевич так не любил Петербурга. Как хорошо, уютно и спокойно в Варшаве. Какой это родной и теплый город! Не нужно мне было сюда приезжать, Митя. Чужая я здесь, всем чужая!

— Пожалуйста, не говори так! Ведь мы здесь встретились, это же такое счастье, что мы встретились, Марта!

Дмитрий обнял ее и стал целовать. К ним тут же со строгим лицом направился городовой, но, разглядев, что парочка из «благородных», смягчился и, взяв под козырек, устало сказал:

— Господа, ведите себя благопристойно!

Глава 8

Через два дня Марте принесли повестку от судебного следователя, приглашавшую ее явиться в здание Окружного суда для дачи свидетельских показаний. Вторую повестку, адресованную Федору Ивановичу, тоже доставили на петербургскую квартиру Марты. Пришлось дать телеграмму в Павловск, чтобы вызвать отца.

Марта, увидев сероватый листочек повестки, испугалась и расстроилась.

— Клавдия Тихоновна, зачем меня вызывают? Я ведь ничего не знаю об убийстве и ничего не смогу рассказать. И папу вызывают… Зачем?

— Голубушка, да чего ты боишься? Прямо затряслась вся. Успокойся. Дом-то твой, стало быть, дворник — твой служащий. Вот дознаватель и решил с хозяевами поговорить, может, что интересное про покойного узнает. А как поймет, что тебе рассказать ему по делу нечего, так и перестанет на допросы таскать. Ты там ему прямо скажи: «Я, дескать, господин следователь, знать ничего не знаю, ведать не ведаю. А если есть у вас интерес к делу, призовите к себе экономку мою, Клавдию Тихоновну, она вам всю правду, как есть, изложит!» Мне-то повестку не прислали небось. А я-то уж нашла бы, о чем следователю порассказать.

На следующий день Марта и Федор Иванович, специально пожаловавший из Павловска для беседы с судебным следователем, подъехали к зданию Окружного суда на Литейном проспекте и поднялись на третий этаж. В длинный коридор, характерного для всех присутственных мест унылого вида, выходил ряд одинаковых дверей. Дежурный курьер взял у Багровых повестки и отнес их в кабинет, на котором красовалась табличка: «Судебный следователь 2-го участка Адмиралтейской части г. С.-Петербурга».

— Господа Багровы, вас просят немного обождать. У следователя сейчас господин прокурор, — объявил вернувшийся дежурный. — Вы можете пройти в свидетельскую комнату, прямо по коридору и налево.

Свидетельская оказалась забита народом. Федор Иванович с Мартой опять вернулись к двери следователя. По коридору постоянно кто-то сновал. То очередные потерпевшие или свидетели проходили к следователям на допрос, то проводили под конвоем арестанта. Из кабинетов выходили взволнованные, раскрасневшиеся мужчины и плачущие дамы, прикрывающие лица платочками, — для них допрос остался уже позади.

— Как здесь неприятно, папа, — прошептала Марта.

— Преддверье тюрьмы, — ответил Федор Иванович. — Поди, в каждой комнате обсуждают, кого бы посадить за решетку…

Наконец следователь освободился и пригласил в свой кабинет Марту.

— Минуту, господин следователь! — остановил его Багров. — Я ее отец и буду настаивать, чтобы допрос мадемуазель Багровой проходил в моем присутствии. Моя дочь несовершеннолетняя, и я считаю недопустимым…

— Господин Багров? Ну что ж, пройдите вместе с дочерью, я не возражаю. В данном случае для меня не принципиально, будет ли на допросе мадемуазель одна или со своим батюшкой. Полагаю, вы тоже захотите мне что-либо сообщить?

Марта благодарно сжала отцу руку и прошла в кабинет вместе с ним. Мысль о том, что придется остаться со следователем один на один, наполняла ее ужасом, но, к счастью, отец помог ей этого избежать.

Вопросы судебного следователя вертелись в основном около личности убитого, его образа жизни и знакомств. Багровы могли сообщить мало нового — дворник был слишком незначительной фигурой, чтобы хозяева дома интересовались его жизнью. Что покойный отличался нахальством, пренебрегал своими обязанностями и не так давно разжился где-то деньгами, следователю было уже известно. Федор Иванович когда-то сам нанял его на дворницкую службу, но за давностью лет все подробности из памяти Багрова совершенно стерлись. Вроде бы тогда молодой крестьянский парень понравился хозяину, а то не взял бы его Багров, построивший свой первый доходный дом в Петербурге, на это место.