Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)

Через час после этого Рокамболь вернулся домой и прочитал сэру Вильямсу записку от Концепчьоны, которую ему сунул негр.

«Маркиз и друг! Мы уезжаем завтра в Салландрера провожать тело дона Хозе д'Альвара, которое должно быть погребено в фамильном склепе герцогов де Салландрера.

Я не могу и не хочу уехать, не повидавшись с вами. Сегодня в полночь приходите к калитке у бульвара Инвалидов.

Концепчьона».

– Что ты на это скажешь, дядя? – спросил Рокамболь.

Сэр Вильямс написал:

– Надо идти!..

– Еще бы… но я спрашиваю относительно этой записки?

– Я скажу, – написал слепой, – что ты сделаешь очень хорошо, если припрячешь все эти письма. В случае неудачи, если Концепчьона вздумает забыть тебя в Испании или даже выйти замуж за герцога де Шато-Мальи или за кого-нибудь другого, ты тогда будешь иметь возможность положить их в свадебную корзинку. Это производит всегда надлежащий эффект.

– Шутник! – заметил, улыбаясь, Рокамболь и, простившись с своим мудрым наставником, вышел из дому.

Ровно в полночь мнимый маркиз де Шамери был у калитки на бульваре Инвалидов и при помощи негра проник во второй этаж отеля, где его ждала Концепчьона.

Из свидания с ней он вынес глубокое убеждение в том, что она его любит, и потому вышел от нее через час такой походкой, какой обыкновенно в древние времена римские триумфаторы входили в Капитолий.

– Она любит меня, – пробормотал он, – и с помощью черта я умру в шкуре испанского гранда. Нужно отдать полную справедливость, что это довольно приличная оболочка.

С такими-то размышлениями он вышел на бульвар Инвалидов, который был положительно пуст. Мелкий и частый дождь резал лицо.

Рокамболь поспешно зашагал к набережной, где он оставил свой купе, но его внимание было привлечено криками и бранью мужчины, который бил какую-то женщину.

Рокамболь вступился за нее, ударил мужчину и потом прогнал его. Оставшись с женщиной, он подошел с ней к фонарю и чуть не вскрикнул от ужаса. Перед ним стояла Баккара или ее живой портрет.

Эту несчастную звали Ребеккой, и она была побочной сестрой графини Артовой.

– Ну, булочник положительно желает услужить сэру Вильямсу, – проговорил Рокамболь, – иначе он не натолкнул бы меня на эту тварь!

И, сказав это, Рокамболь посадил Ребекку в свой экипаж и привез ее к себе на квартиру.

– Ну, а теперь расскажите мне свою историю, – сказал он, сажая ее в кресло в своем кабинете.

– Моя история очень обыкновенна, – ответила она с грустной улыбкой, – и очень похожа на историю всех бедных девушек.

– Все равно – говорите все, может быть, само небо послало вам во мне покровителя.

– Вы так добры.

– Вы дитя любви?

– Да.

– Ваша мать любила вашего отца?

– Просто обожала…

– Вы ненавидите вашу сестру?

– О, всей душой!

– Я тоже, – произнес холодно Рокамболь.

– Вы?

– Да.

– Что же она вам сделала?

– Я слишком много любил ее.

– А она?..

– Пренебрегла мною.

– Понимаю.

Ребекка задумалась.

– Так вы ее ненавидите? – повторил еще раз Рокамболь.

– О!..

– И вы согласитесь отомстить ей и за себя и за меня?

– От всего сердца! – вскричала Ребекка.

Через четверть часа после этого маркиз де Шамери был уже у сэра Вильямса.

Пробило два часа ночи, но слепой не ложился, он нетерпеливо поджидал Рокамболя. Сэр Вильямс до того вошел в роль своего ученика, что даже мысленно влюбился в прекрасную Концепчьону де Салландрера. А так как Рокамболь ушел от него на свидание с молодою девушкой, то сэр Вильямс горел нетерпением узнать результаты этого свидания.

Рокамболь, приберегавший эффекты к концу, не сказал ему о своей странной встрече, но передал ему подробно про свое свидание с Концепчьоной и про свои успехи в отношении ее сердца.

Сэр Вильямс был просто в восторге.

– Бедный мой старичок! – сказал Рокамболь, видя, как подействовало на слепого его торжество… – Согласись, что ты с большим талантом сыграл в Буживале любовную сцену с твоею будущею belle-soeur, графиней Жанной де Кергац?

– Согласен, – написал сэр Вильямс.

Тогда Рокамболь рассказал сэру Вильямсу про свою встречу с Ребеккой.

– Разумеется, – добавил он, – что ты, как человек гениальный, найдешь, вероятно, средство воспользоваться ею.

Сэр Вильямс кивнул головою и задумался. Наконец, грифель слепого снова заходил по доске и Рокамболь прочел:

– Ложись спать, мой милый, и приходи завтра.

– А ты что-нибудь придумаешь!

– Да, я уже нашел путь.

Повинуясь своему наставнику. Рокамболь воротился к себе, припрятал письма Концепчьоны и лег спать.

Ровно в девять часов на другой день он уже был у сэра Вильямса.

Слепой не спал всю ночь. Он сидел на кровати. Лоб его был покрыт крупными каплями пота.

– О-го. – пробормотал Рокамболь. – Ты, кажется, обдумывал все дело?

– Да.

– Ну, и нашел?

– Да. Слепой написал:

– Когда возвратится Баккара?

– Через неделю.

– Наверное?

– Да.

– Отлично.

И затем из-под грифеля сэра Вильямса вышла следующая фраза:

– Нужно найти восторженного, пылкого юношу, который бы мог серьезно влюбиться в графиню Артову. Найди такого юношу – и Баккара не возрадуется больше,

– Э! э, мне кажется, что я начинаю смекать. Что же касается до юноши, то я уже придумал кое-что и немедленно отправлюсь завтракать к виконтессе д'Асмолль.

И, сказав это, Рокамболь ушел от сэра Вильямса.

Чтобы объяснить последние слова Рокамболя, необходимо передать читателю разговор, происходивший накануне между виконтом Фабьеном д'Асмоллем и его шурином, когда они возвращались с похорон.

– Кстати, – заметил виконт после того, как Рокамболь произнес еще несколько сожалений о смерти своего соперника, – ты помнишь Роллана?

– Роллана де Клэ, твоего друга?

– Да.

– Он, кажется, путешествует по Германии, чтобы вылечиться от своей несчастной любви к баронессе Андрэ де Шамери-Шамеруа?

– Он уже воротился.

– Когда же?

– Сегодня утром.

– А!

– Смотри, вот письмо от него.

И Фабьен подал Рокамболю следующую записку:

«Любезный друг!

Я был очень болен морально, когда ты женился, и потому не мог быть у тебя на твоей свадьбе, и уехал в Германию, даже не простившись с тобою. Возвратившись не более часа назад – я спешу написать тебе несколько слов и уверить тебя еще раз в моей неизменной и глубоко признательной дружбе.

Не откажись представить завтра виконтессе д'Асмолль преданного тебе

Роллана де К.»

– Кажется, что он излечился от любви, – заметил Рокамболь, прочитав эту записку и не предвидя, чтобы этот ветреник мог понадобиться ему когда-нибудь.

– Ты думаешь?

– Разумеется, если он воротился и пишет своим друзьям, чего, конечно, не делают, когда находятся под; влиянием любви.

И Рокамболь, у которого на уме было совсем другое, не сказал больше ни слова о Роллане де Клэ. Но через сутки, то есть на следующее утро, это письмо пришло ему на память, и он отправился завтракать к виконтессе д'Асмолль.

Роллан де Клэ сидел уже в кабинете виконта вместе с Фабьеном, когда туда вошел Рокамболь.

– А, ты пришел очень кстати, – заметил Фабьен, увидя своего шурина, – ты сейчас услышишь историю Роллана… а она, право, стоит того, чтобы ее послушать.

– Ну, в чем дело? – спросил мнимый маркиз, пожимая руку де Клэ.

– Ты говорил мне вчера, что влюбленные не пишут своим друзьям?

– Это, по крайней мере, мое предположение.

– Ты ошибаешься.

– В самом деле? – заметил Рокамболь и посмотрел на Роллана.

Лицо этого юноши было серьезно и задумчиво.

– Неужели же я ошибся? – проговорил маркиз. – И вы все еще до сих пор влюблены?

– Увы.

– Но заметь, – добавил, смеясь, Фабьен, – должно быть, теперь мода менять предметы своих страстей.