Седьмая чаша

Я объяснил ему, что он может подать в суд, но до спектакля выиграть дело все равно не успеет. Поэтому остается только одно: понадеяться на силу убеждения. Мрачный, но уже не столь возбужденный мастер Бартоломью, уходя, задержался на пороге, глянул на густую пелену дождя, накинул капюшон и повернулся ко мне.

— Есть какие-нибудь новости в расследовании убийства мастера Эллиарда? До меня дошли слухи, что этим делом занялся сам главный коронер?

— Ничего не могу вам об этом сказать. Просто не знаю.

Мужчина покачал головой.

— И мы, наверное, не узнаем никогда. Так всегда бывает. Если убийцу не поймать по горячим следам, его не поймать никогда.

Он ушел, а я подумал: «Какая паника поднялась бы, прознай народ об этой жуткой серии убийств!»

На следующее утро я спозаранку выехал в Бедлам. Бытие осторожно ступал по раскисшей после дождя дороге, а я чувствовал себя уставшим и разбитым. Ночью я то и дело просыпался от звуков ливня, и теперь это давало о себе знать. Помимо того, меня преследовала картина мертвого Фелдэя, лежащего лицом вниз на своем столе. Если бы убийца не зациклился на моей персоне, этот человек остался бы жив. Но с другой стороны, не будь он столь продажен, он также уцелел бы. Ответа от Харснета я пока не получил и поэтому оставил дома сообщение с указанием, где меня можно найти.

Утром принесли короткую записку от Дороти. Она сообщала, что приходил Гай и, осмотрев Билкнэпа, вынес вердикт: надлежащее лечение и покой поставят больного на ноги, а вот новые промывания желудка и кровопускания наверняка убьют его. Дороти писала:

Было, впрочем, понятно, что самой Дороти этого совершенно не хочется.

Вид ворот Бедлама заставил меня вернуться к реальности. Въехав во двор, я увидел знакомые фигуры, выходящие из здания. Это были Минни и Дэниел Кайты. Дэниел своей большой рукой обнимал жену за плечи. Он выглядел задумчивым, женщина — спокойнее, нежели обычно.

Я натянул поводья, и мой конь остановился.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Навещали Адама?

— Да, сэр, — ответил Дэниел.

— А я должен встретиться здесь с доктором Малтоном. Он тоже собирался проведать вашего сына.

Лицо Минни озарилось улыбкой.

— Ах, он такой хороший человек! Я уверена, что ему удастся помочь Адаму. По его словам, на это потребуется много времени, но я чувствую, что моему сыну уже сейчас получше.

— Да, — согласно кивнул Дэниел, — он временами даже обращает на нас внимание и прекращает свои бесконечные молитвы, пусть и ненадолго. И начал кушать. Я вот все думаю, сможет ли он когда-нибудь унаследовать мое ремесло?

Мужчина посмотрел на меня молящим взглядом, словно будущее его сына зависело от меня.

— Что ж, возможно, со временем это и случится, — ободряюще ответил я.

— А может, он и не захочет заниматься твоим ремеслом? — запальчиво проговорила Минни. — Я вообще думаю: возможно, наш сын на нас за что-то сердится? Иначе почему он так к нам относится?

Женщина тоже вопросительно смотрела на меня, словно ожидая объяснений.

— Если вы дождетесь доктора Малтона, он постарается ответить на ваши вопросы, — уклончиво сказал я.

Супруги с сомнением посмотрели друг на друга.

— Послушай, Дэниел, — заговорила женщина, — а давай сегодня…

— Нет, милая, — перебил ее муж, видимо заранее зная, о чем собирается просить жена, — мы должны идти в церковь. В эти тяжелые дни мы просто обязаны поддержать нашего викария.

Мужчина перевел взгляд на меня, и по лицу его побежала тень.

— Кстати, как поживает преподобный Мифон? — поинтересовался я.

— Он очень озабочен, сэр. Настали дни гонений. Мы опасаемся, что настоятель соседней церкви, преподобный Ярингтон, арестован. Его давно не видели, и никто из его прихожан не знает, что с ним случилось. Но преподобный Мифон просто в отчаянии! Он говорит, что истинные христиане должны сплотиться и вместе противостоять дьяволу. И он прав!

— Ну что ж, на этом я вас оставлю. Передать доктору Малтону, чтобы он сообщил вам о результатах осмотра Адама?

— О да, сэр! Это было бы очень благородно с вашей стороны!

Они ушли, а я никак не мог понять, как Минни — мать! — могла ставить церковь превыше собственного сына. Если верить ее словам, сын рассердился на них. Значит, тому была причина. Но какая?

Впрочем, гадать было бесполезно. В последнее время все встало с ног на голову. На прошлой неделе арестовали священника. Его вина состояла в том, что во время причащения паствы он проткнул себе палец булавкой, чтобы кровь капнула на облатку. Таким способом он собирался доказать истину таинства превращения хлеба и вина в тело и кровь Христовы.

Я привязал Бытие к специально предназначенной для этого жерди, тянувшейся вдоль длинного, приземистого здания сумасшедшего дома и постучал в дверь. Открыл мне смотритель Шоумс. При виде меня он сначала скривился, а потом с усилием скроил нечто похожее на приветливую гримасу.

— А-а, мастер Шардлейк! — пробормотал он.

— Здравствуйте. Я договорился встретиться здесь с доктором Малтоном.

Смотритель отступил в сторону, позволяя мне пройти.

— Его еще нет, но с Адамом находится Эллен. Мы ухаживаем за Адамом как за родным.

Шоумс старался говорить уважительным тоном, но в его взгляде сквозила неприязнь.

— Хорошо. На этой неделе вы обязаны подать в суд первый отчет. Причем я желаю ознакомиться с его содержанием до того, как вы его отправите. Как Адам?

— Темнокожий лекарь утверждает, что он идет на поправку, хотя лично я этого не вижу. Эллен пытается привести его в гостиную, но его присутствие заставляет нервничать других пациентов.

— Надеюсь, вы ведете себя правильно.

Я уже с минуту назад слышал какой-то шум, раздававшийся неподалеку, теперь же дверь с грохотом распахнулась, и из нее появилась красная, запыхавшаяся рожа смотрителя Гибонса.

— Сэр, — залопотал он, обращаясь к Шоумсу, — его величество буянит! Требует, чтобы починили корону! Вы сможете его утихомирить?

С тяжелым вздохом Шоумс отпихнул Гибонса в сторону и пошел к палате разбушевавшегося безумца. Я последовал за ним. Умалишенный, считавший себя королем, восседал на стульчаке, облаченный в свою лоскутную «мантию». Бумажная корона на его голове действительно пострадала: у нее было оторвано несколько зубцов.

— Почините мою корону! — завопил он, завидев нас. — Вы мои верноподданные, и я вам повелеваю!

Шоумс сорвал с головы полоумного бумажную корону и скомкал ее в своем мясистом кулаке.

— Вот тебе твоя корона! — прорычал он. — Когда-нибудь договоришься до того, что потеряешь свой поганый язык! Заткнись или не получишь ужина!

Безумный старик словно усох, закрыл лицо руками и заплакал. Шоумс вышел из палаты, громко грохнув дверью.

— Это заткнет ему пасть! — удовлетворенно сообщил он Гибонсу и, обернувшись ко мне, добавил: — Вот видите, мастер Шардлейк, сколько у нас дел. Так что я оставлю вас, а вы отправляйтесь к Адаму Кайту.

Дверь палаты Адама была открыта. Эллен сидела на стуле напротив мальчика, закованного в цепи. Жестокая, но необходимая мера: случившееся на Лондонской стене не должно было повториться.

— Ну давай же, Адам, — мягко уговаривала Эллен, — возьми ложку и кушай. Не буду же я кормить тебя с ложечки как маленького! Агу-агу-агу, — пропела она детским голоском.

К моему удивлению, Адам отреагировал на это беззлобное подшучивание улыбкой, которая, впрочем, почти сразу исчезла с его лица. Он взял ложку, миску и под присмотром Эллен принялся есть похлебку.

— Молодец, Эллен! — восхищенно проговорил я. — Первый раз вижу, чтобы Адам улыбался!

Женщина покраснела, вскочила на ноги и сделала книксен.

— Простите, сэр, я не увидела, как вы вошли.

— У меня назначена здесь встреча с доктором Малтоном.