Соверен

На лице Бродерика мелькнуло подобие улыбки.

— Это недоброе предзнаменование, — проронил он. — Королю-еретику есть над чем задуматься.

— Странно слышать от вас разговоры о предзнаменованиях и пророчествах. Я полагал, в них верят лишь простолюдины, не получившие никакого образования.

Бродерик хранил молчание. Я не сводил с него глаз, думая о том, как много тайн хранит этот измученный человек. Вероятно, ему известно, что за документы хранились в шкатулке. Возможно, он знает о том, какую угрозу они могут представлять для нынешнего короля. А что, если он осведомлен о любовных похождениях королевы и о том, какую выгоду собирались извлечь из них заговорщики? Так или иначе, мне оставалось лишь теряться в догадках. Любые расспросы находились под строжайшим запретом.

— Если Генрих — еретик и узурпатор, кто, по вашему мнению, имеет право на английский престол? — неожиданно для себя самого спросил я. — Кое-кто считает, что на трон должна была взойти графиня Солсбери.

— Кое-кто может считать все, что ему вздумается, — с косой усмешкой бросил Бродерик.

— Но в любом случае принц Эдуард, единственный сын короля, является его законным наследником.

Я помолчал несколько мгновений и заговорил вновь:

— А также сыновья, которых может родить королю королева Кэтрин. По слухам, она уже беременна.

— Вот как? — равнодушно проронил Бродерик.

В глазах его не промелькнуло ни малейшей искорки интереса.

— Все ваши ухищрения напрасны, сэр, — заявил он с презрительным смехом. — Вы зря принимаете меня за дурака.

— Я просто хотел поддержать разговор.

— Уверен, вы ничего в своей жизни не делаете просто так. А знаете, чего бы мне действительно хотелось?

— Любопытно узнать.

— Я бы хотел, чтобы вы находились в камере пыток Тауэра, когда палачи примутся показывать на мне свое мастерство. Вам было бы полезно увидеть собственными глазами, к чему привели ваши заботы и попечения.

— Вы можете избежать знакомства с лондонскими палачами, если расскажете все сейчас.

— Убирайтесь, — дрожащим от негодования голосом произнес Бродерик.

Я встал, подошел к дверям и постучал, дабы стражник меня выпустил.

Стоило мне выйти в коридор, сердце болезненно екнуло, ибо я лицом к лицу столкнулся с Редвинтером. Он заметно осунулся, под глазами залегли темные круги. Для человека, привыкшего упиваться собственной властью, внезапный арест явился особенно чувствительным ударом. Избегая встречаться со мной взглядом, Редвинтер уставился на Барака, которой с подчеркнуто независимым видом прислонился к стене.

— Я слышал, ваш хозяин разузнал, каким образом отравился Бродерик, — процедил тюремщик.

— Да, — кивнул Барак. — Бродерик оказался на редкость изобретательным.

— Более у него не будет случая проявить свою изобретательность, — заявил Редвинтер. — Я вновь приступаю к своим обязанностям. Малеверер сказал, что мне следует вас поблагодарить, — пробурчал он, наконец повернувшись ко мне.

В ответ я молча пожал плечами.

— Думаю, вы считаете меня своим должником, — с досадой произнес Редвинтер. — Что ж, радуйтесь.

— Не вижу никаких оснований для радости, — отрезал я.

— И правильно делаете, — усмехнулся Редвинтер. — Один раз я уже одержал над вами верх. Можете не сомневаться, я сумею сделать это вновь.

Он прошел мимо, едва не задев меня плечом, и резким голосом приказал солдату немедленно передать ему ключи от камеры.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Мы с Бараком сидели перед кроватью, на которой был разложен листок с изображением королевского родословного древа. Я воспроизвел его по памяти, как только вернулся в свою каморку. Лампа, стоявшая на подоконнике, бросала тусклый свет на имена королей и их ближайших родственников.

— И каким образом эти каракули помогут нам определить, кто на вас напал? — устало спросил Барак.

— Тот, кто пренебрегает подробностями, никогда не найдет верного ответа, — назидательно изрек я. — Так что запаситесь терпением.

Барак молча нахмурился, а я продолжал:

— Итак, в «Titulus» особо подчеркивается, что Ричард Третий родился во владениях своего отца и посему «законность его происхождения не вызывает сомнений». Этот оборот заставил меня насторожиться. И, поразмыслив, я увидел здесь скрытый намек на то, что один из братьев Ричарда был незаконнорожденным.

— Вы же сами утверждали, что этому акту не следует безоговорочно доверять, — возразил Барак. — Говорили, здесь собраны воедино все, даже самые шаткие доказательства того, что Ричард не узурпировал английский престол, а взошел на него по праву. И как мы узнаем, верна ли ваша догадка?

— Может статься, один из похищенных документов подтвердил бы мою правоту, — заметил я и ткнул пальцем в имя Сесиль Невиль, выведенное на вершине древа.

— Если кто-нибудь из ее детей был незаконнорожденным, это объясняет странную фразу, которую бросил при мне Малеверер. Когда бумаги пропали, он заявил: «Все началось с Сесиль Невиль».

— Помимо Ричарда Третьего, у этой дамочки было еще двое сыновей, — задумчиво потерев подбородок, пробормотал Барак.

— Да. Георг, герцог Кларенс, отец Маргарет, графини Солсбери, казненной в этом году. И Эдуард Четвертый, который приходится дедом нынешнему королю.

— Если существуют документы, которые ставят под сомнение законное происхождение ветви Кларенсов, королю это только на руку, — сказал Барак. — Он не преминул бы предать их широкой огласке.

— А вот заговорщикам подобные свидетельства совершенно ни к чему, — подхватил я. — Они ни за что не стали бы их хранить, напротив, постарались бы уничтожить. Значит, под подозрением оказывается Эдуард Четвертый, дед короля. Кстати, говорят, между дедом и внуком существует большое внешнее сходство.

— Но если Эдуард Четвертый не являлся сыном герцога Йоркского…

Барак осекся, устремив на меня полный ужаса взгляд.

— Значит, в его жилах течет не королевская кровь, — закончил я. — Следовательно, нынешний король имеет на престол куда меньше прав, чем представители ветви графини Солсбери. А все права короля основаны на том, что он приходится сыном Генриху Тюдору.

— В жилах которого текла лишь малая толика королевской крови.

— Именно так. Если мои предположения справедливы, жирной чертой здесь подчеркнуты имена представителей незаконной династии, — указал я на родословное древо. — Все это потомки Эдуарда Четвертого.

— А кто же был его отцом?

— Одному богу известно, что там произошло двести лет назад. Возможно, отцом Эдуарда был какой-нибудь благородный дворянин, принадлежавший ко двору герцога Йорка. Возможно, он носил имя Блейбурн, — добавил я, вскинув бровь.

Барак в ответ лишь изумленно присвистнул.

— Что-то я никогда не слыхал о знатном семействе с такой фамилией, — заявил он спустя несколько мгновений.

— Я тоже не слыхал. Но немало знатных родов оборвалось навсегда во время войны Алой и Белой розы.

— Все это более чем серьезно, — произнес Барак едва слышно, хотя в подобных предосторожностях не было надобности. Наши соседи отправились обедать, и в доме царила тишина. — За одно упоминание о том, что король принадлежит к незаконной линии, нас могут обвинить в государственной измене.

— Но если это действительно так и тому существуют доказательства, трон под королем вскоре может зашататься. Особенно если огласку получат не только документы, но и история, связанная с неприглядным поведением королевы Кэтрин. Тогда от величия короля не останется и следа. Трудно с благоговением относиться к внуку бастарда и рогоносцу. Пожалуй, Генрих станет мишенью для насмешек.

— Столь важное дело — не повод для шуток, — сердито прищурившись, осадил меня Барак.

— Вы правы. Но все же меня забавляет мысль о том, что великий Генрих на самом деле всего лишь потомок кукушонка, подброшенного в королевское гнездо. Если мои предположения верны, — продолжал я, согнав с лица усмешку, — в распоряжении заговорщиков оказались сведения, способные произвести в стране настоящую бурю. Эти сведения ставят под сомнение не только законность детей, которых когда-нибудь произведет на свет Кэтрин Говард, но и законность пребывания Генриха на троне. Полагаю, заговорщики намеревались пустить в ход столь мощное оружие, когда мятеж будет в полном разгаре. Однако подходящий момент так и не настал, ибо заговорщиков предали прежде, чем они успели привести свои планы в исполнение.