Кто-то дает сдачи

Спустя пятнадцать минут он вошел в управление. Улофссон и Вестерберг были уже там.

- Где вы его взяли? - спросил Хольмберг у дежурного по отделу общественного порядка.

- Он вернулся домой.

- Вернулся? Как это «вернулся»?

- Очень просто: явился в общежитие, и Свенссон, который вел наблюдение, вызвал наряд. Я послал туда две машины. Но он особо и не сопротивлялся.

На лбу у Роланда Эрна виднелась свежая ссадина и набухала шишка. Вот на это он тотчас и пожаловался.

- Какая была необходимость кидаться на меня и тащить волоком вниз по лестнице. Я там голову расшиб. Заявились впятером, высадили дверь - и всем скопом на

меня… И поволокли…

Как видно, слух о том, что этот человек, возможно, стрелял в комиссара, дошел и до блюстителей общественного порядка.

- Ничего,- сказал Улофссон.- Ничего страшного не случилось. Мы были вынуждены действовать наверняка. Чем мы, черт побери, виноваты, что ты поскользнулся на ступеньках!..

- Я не поскользнулся, меня волокли. Кто им дал право…

- Ну, хватит,- перебил Хольмберг.- Не сахарный! Подумаешь, потрясли его маленько! Переживешь! Наверняка ведь артачился!..

- Нет, они меня поволокли…

Эрн сидел на стуле в туреновском кабинете, и вид у него был весьма жалкий; он словно не мог взять в толк, почему с ним так обошлись.

- Кончай скулить. Лучше расскажи, почему ты удрал.

- Глупость сморозил, конечно. Совершенно машинально…- Он сидел, сгорбившись, опершись локтями на колени.- Голова раскалывается,- пожаловался он.

- Я сказал, кончай стонать! - рявкнул Хольмберг.- Хватит прибедняться, отвечай на вопросы. Почему ты удрал?

Я же говорю: сам не знаю. Так получилось…

- Но ведь от полиции не удирают, если совесть чиста.

- Нет-нет… Но я не думал… Он на меня заявил?

- Что? - И на лице, и в голосе Хольмберга отразилось удивление.- Кто на тебя заявил?

- Значит, заявил? Я не думал…

- Кто на тебя заявил? - громко и хлестко повторил Хольмберг, глубоко затягиваясь сигаретой.

- Ёста. Он сказал, что не станет заявлять, а я пообещал расплатиться, как только смогу…

- Как насчет того, чтоб рассказать все по порядку… О чем ты, собственно, толкуешь?

- Да, но…

Эрн выпрямился, судя по выражению лица, он просто обалдел.

Лицо его недоуменно вытянулось - так он был поражен неожиданным поворотом беседы. В широко раскрытых глазах застыл немой вопрос.

- Но… но почему же вы тогда? Хольмберг потер подбородок.

- Объясни, с какой это стати мы должны были тебя разыскивать.

- Ладно. Несколько недель назад, в позапрошлый вторник, я одолжил… э-э… стырил две сотни у Ёсты…

- У какого Ёсты?

- Это мой приятель, сосед по этажу. Я зашел к нему в комнату. Он торчал в душевой и дверь не запер. Ну, я нырнул в комнату… я знал, где у него бумажник, и взял пару сотен и… только собрался дать тягу, смотрю: он стоит в дверях… а я… со своими… с его деньгами… Он за мылом вернулся.

- И что же?

- Ну, он, конечно, взвился, начал орать и все норовил пустить в ход кулаки. Но, в конце концов пообещал не заявлять в полицию и сказал, что одолжит мне эти деньги, если я обязуюсь вернуть их после получки. А я не вернул… Выходит, он на меня заявил?

Хольмберг и Улофссон переглянулись. Что ж это, мол, такое? Заливает парень?

- Нет,- наконец проговорил Хольмберг.- Никто на тебя не заявлял.

- Но в чем же тогда дело?

- Где ты пропадал первого мая? - спросил Хольмберг.

- Первого мая? В Копенгагене. А почему вы спрашиваете?- Было видно, что он размышляет.- А! Ведь в тот вечер убили Фрома! - помедлив, выпалил он.- Вот почему вы меня разыскивали! Уф-ф…- Он облегченно вздохнул.- Выходит, только поэтому…- Он опять умолк и задумался.- Но какое я имею отношение к Фрому? Я же ни при чем!

- Ни при чем?

- Вы ведь не думаете…

- Что «не думаем»?

- Что я причастен… что я в него стрелял?

- Ты же сам говоришь, что был в Копенгагене.

- Да. Был.

- Один?

- Нет. С Ёстой.

- Вот как?

- Да. Спросите у него, он подтвердит.

- Твой приятель, у которого ты стащил деньги, поехал с тобой развлекаться в Копенгаген, да?

- Да, поехал.

Хольмберг хмыкнул и посмотрел на Улофссона, тот вышел из комнаты.

- Вы, разумеется, были только вдвоем? - спросил Хольмберг.

- Да.

- И чем вы там занимались?

- Ну… приехали трехчасовым паромом и сразу пошли гулять по городу… в «Тиволи» были… и все такое…

- Подробнее. Где именно вы были?

- О'кей. К вечеру мы прилично набрались, посидели в нескольких барах и в одном порноклубе, где-то на Истергаде… и чуть не опоздали на последний паром…

- А во вторник ты где был?

- Во вторник? Дома.

- Весь вечер?

- Ага. Весь вечер. Я рано лег спать, потому что в пять утра мне надо было на работу.

- Но первого мая ты тем не менее отправился в Копенгаген, хотя тоже надо было спозаранку идти на работу?

- Нет.

- Нет? Что значит «нет»?

- Во вторник у меня был выходной.

- А завтра? Тоже с утра пораньше?

- Нет. Завтра я тоже выходной. По субботам я не работаю.

- А что ты делал вечером в среду?

- В среду? Пьянствовал. У нас на этаже был праздник. Вчера целый день мучился похмельем ужас просто…

- Ну а сегодня вечером где ты пропадал?

- В «Атене».

- И весь вечер там торчал?

- Нет. Довольно долго шатался по городу, потом пошел в «Атен». Потом на полдевятого сходил в кино, а после опять бродил по улицам и решил, что ужасно глупо

прятаться от полиции. Ну и подумал: вернусь домой. Ведь рано или поздно вы меня все равно сцапаете.

- Какой же фильм ты смотрел?

- Не помню.

- Не помнишь?

- Нет. Я пошел в первую попавшуюся киношку… Опять же машинально… чтоб просто отсидеться где-нибудь и подумать… в одиночестве. Идиотизм, конечно, что я смылся. Значит, он на меня не заявлял?

- Нет,- сказал Хольмберг, невольно начиная верить ему,- не заявлял. Мы тебя искали, чтобы поговорить о Фроме и о твоем ходатайстве насчет работы.

- А теперь что будет? Его убили… но при чем тут мое заявление? И кстати, откуда вам это известно?

- Что известно?

- Что я подал документы.

- Известно, и все.

- Ага,- удивился Эрн.- Но при чем тут убийство?

- А ты к убийству непричастен?