Стриптиз

Конгрессмен Дэвид Дилбек лежал на кровати. На голове у него была черная ковбойская шляпа, вокруг талии обернуто белое махровое полотенце, на ногах – зеленые сапоги из кожи ящерицы. Шрам от операции у него на груди в ультрафиолетовом свете пульсировал, подобно большому червю.

– Чем это ты тут занимаешься? – спросил Эрб Крэндэлл.

– Создаю себе настроение. – Дилбек открыл глаза. – Ты достал то, что я просил?

– Достал, достал. Где твоя половина?

– В Эфиопии, по приглашению ЮНИСЕФ. Потом поедет в Париж, а потом, возможно, в Милан. Как тебе нравятся эти лампы?

– Напоминают о неприятных вещах.

– Это Пьер их где-то нашел. Покажи мне, что ты принес, Эрб.

Крендэлл, осторожно ступая, вошел в полосу пурпурного света и приблизился к кровати.

– Эй, – воскликнул он, подойдя поближе, – что это ты с собой сотворил?

Конгрессмен носовыми платками привязал себе обе ноги и одну руку к колонкам кровати. Его бледные ноги выше сапог блестели, будто покрытые лаком.

– Вазелин, – объяснил Дилбек. – Сначала я разогрел его в микроволновке – температура та же, что и для соусов. – И, видя недовольное выражение лица Крэндэлла, добавил: – Вот что получается, когда ты не даешь мне поехать куда-нибудь поразвлечься.

– Дэвид, – вздохнул Крэндэлл, – ты пил? Только не ври.

– Ни капли, друг мой.

«Значит, у него и правда крыша поехала, – подумал Крэндэлл, – и дело все хуже и хуже. Интересно, что сказал бы председатель демократической партии Флориды, если бы вдруг оказался здесь и увидел достопочтенного конгрессмена Дилбека в таком виде».

Дилбек протянул свободную руку.

– Ну, давай же. Я ждал всю ночь.

Крэндэлл уронил то, что украл из квартиры танцовщицы, в раскрытую ладонь Дилбека. Конгрессмен дергался и извивался на постели, рассматривая это запретное сокровище – розовую безопасную бритву.

– Это правда ее?

– Само собой. Из ее собственной ванной, – равнодушно ответил Крэндэлл.

Дилбек поворачивал бритву то в одну, то в другую сторону, разглядывая во всех подробностях.

– Держу пари, что она пользовалась ею сегодня утром, – вздрагивающим от возбуждения голосом проговорил он.

– Не знаю.

– Но вот же тут волоски! Я их вижу!

– Осторожнее, Дэви, – предостерег его Крэндэлл. Не хватало еще, чтобы этот идиот в порыве восторга полоснул этой бритвой себе по венам.

Грудь Дилбека тяжело вздымалась и опускалась.

– Эрб, что ты думаешь о Гарте Бруксе?

– А-а, так это его ты сейчас из себя изображаешь?

Дилбек мечтательно улыбнулся.

– Мои сапоги полны вазелина.

«Ну, хватит, – подумал Крэндэлл. – С меня хватит». Он извлек из кармана одно из орудий, которыми воспользовался, чтобы проникнуть в дом Эрин, – маленькую отвертку – и приставил ее к шее Дилбека. Конгрессмен слегка удивился, но не особенно испугался.

Крэндэлл надавил на отвертку с такой силой, что ее широкая часть исчезла в складках дряблой шеи Дилбека.

– Сейчас я разом избавлю от проблем нас обоих, – угрожающе произнес он.

– Прошу тебя, Эрб! Я же никому не делаю плохо.

– Ты полоумный маньяк, – прошипел Крэндэлл.

Дилбек забеспокоился.

– Перестань, Эрб! Что за шутки, в самом деле?

– Я занялся политикой не для того, чтобы сводничать и красть ради чокнутых извращенцев вроде тебя! Хочешь – верь, хочешь – не верь, но в свое время у меня были идеалы.

Говоря это, Крэндэлл несколько романтизировал свое прошлое: идеалы всегда значили для него куда меньше, чем инстинкты. В политику его привело просто на редкость удачное стечение обстоятельств. Уотергейт резко изменил положение в пользу демократов, и Крэндэлл, взвесив все, решил, что есть прямой смысл положить свою верность к их ногам. Он выбирал не между добром и злом, а между победой и проигрышем. Временами ход событий внушал ему некоторые сомнения в правильности сделанного выбора, но еще никогда его приверженность демократам не подвергалась столь тяжким испытаниям.

– Знаешь, что? – продолжал Крэндэлл, обращаясь к распростертому на кровати, да еще и привязанному к ней конгрессмену. – Даже этот психопат Никсон не позволил бы себе вытворять такое.

– А может, как раз наоборот – он лучше справлялся бы со своими президентскими обязанностями, – безмятежно ответил Дилбек, поднимая свои тронутые сединой брови. – Ты никогда не задумывался над этим?

Безнадежно махнув рукой, Крэндэлл убрал отвертку.

– Вот и молодец, – облегченно вздохнул Дилбек.

– Через час приедет Молди. Если бы я прикончил тебя, у меня не было бы времени привести все в порядок.

Дилбек снова принялся разглядывать доставленное Крэндэллом сокровище – со всех сторон и под всеми возможными углами, как рассматривают редкостный драгоценный камень.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Эрин.

– Прекрасное имя! Наверняка она ирландка. А фамилия?

– Фамилия не имеет значения.

– Да ну же, Эрб! Я не буду сам разыскивать ее, честное слово.

Крэндэлл направился в двери.

– Мне нужно выпить, – бросил он через плечо – Кстати, если тебе это интересно: ты выглядишь абсолютным идиотом.

Конгрессмен не обратил никакого внимания на этот комплимент.

– Эрб, – позвал он, – окажи мне еще одну маленькую услугу.

– Догадываюсь, – усмехнулся Крэндэлл. – Привязать тебе и вторую руку?

Дилбек хихикнул.

– Да нет, этого как раз не нужно.

– Что же тогда?

Дилбек мечтательно улыбнулся, подбрасывая на ладони розовую бритву.

– Я хочу, чтобы ты побрил меня, Эрб. Всего, понимаешь?

Он не заметил взгляда ненависти и отвращения, брошенного на него выскочившим из комнаты Крэндэллом.

Дэвид Лейн Дилбек был единственным сыном Чака Дилбека, по прозвищу Белобрысый Чак, в свое время самого крупного в графствах Дейд, Броуорд и Монро специалиста по очистке уборных. На заре южнофлоридского бума, пока еще не была построена система канализации, почти каждая семья справляла свои большие и малые нужды в деревянных будочках, установленных на задних дворах. Металлические резервуары, составлявшие главную часть этих отхожих мест, являлись жизненно важным компонентом всякого среднего хозяйства, и иметь их скоро стало вопросом престижа. Не было мужчины – главы семьи, – которого бы мысль о том, что его резервуар может переполниться, не страшила в той же степени, в какой страшила мысль об урагане или о внезапном сердечном приступе. Поэтому эти подземные емкости волей-неволей приходилось регулярно опорожнять. Конкуренция была невелика, поскольку малоприятное это занятие особым почетом, разумеется, не пользовалось, и выдерживали его только самые упорные.